Как будто он не делал этого в течение последних двадцати минут!

— Ташка, ты молодец — произнёс отец — Ты самая лучшая и этот Гальтаго ещё не знает, как ему повезло, что ты будешь проходить практику в его лаборатории. Теперь беги, собирайся или ты забыла, что сегодня начинается конкурс по резке ледяных фигур? Мы с тобой должны победить раз уж в гонках на санях проиграли. Иначе задаваки с сорок девятой не дадут мне покоя в ближайший год.

Ташка улыбнулась: —Конечно, мы им покажем!

— Отличный настрой — одобрил отец — Когда-нибудь резка статуй из льда захватит всех жителей Антарска от молодых до старых. В условиях Антарктики ледяные скульптуры могут стоять веками. Представляешь: целые поля ледяных фигур вокруг города. С каждым годом их становится всё больше и больше и скоро их ряды протянуться до горизонта.

— Пугающая картина— заметила Ташка.

— Возможно. Но ты пока начинай готовиться к выходу наружу. Встретимся у главного подъёмника на минус втором уровне.

Всё хорошее имеет плохую привычку закачиваться. Прошло время и хотя дни, проведённые вместе с отцом на стройке Антарска — города будущего, навсегда останутся в Ташкиной памяти, но эти дни прошли.

Она сидела в громоздком защитном костюме в пассажирском трюме готовящегося к взлёту грузового автолёта. На стене, в том месте, где стена переходит в потолок, сменяли одна другую уменьшающиеся цифры. Рейсом на большую землю улетали без малого четыре сотни человек. Температура в пассажирском трюме не поднималась выше отметки в минус тридцать градусов — настоящая жара по меркам Антарктиды. Поэтому все сидели в активировованных защитных костюмах — большие глыбы серого льда с едва намеченными контурами головы и конечностей. Иногда защитный костюм той или иной молчаливой фигуры топорщился, как будто под толстой шкурой напрягались и расслаблялись каменные мышцы. При взгляде на ровные ряды казалось, будто видишь перед собой десант полярных медведей готовящихся к заброске в обжитые человеком земли. Тихо, холодно и мрачно.

Ташка провела в Антарктиде неполный месяц, но уже научилась понимать, что на всё происходящее здесь нужно смотреть с двух сторон. Ужасный холод заставляет прятать смех и радость под толстым слоем защитной брони. В виртуальной локальной сети пассажирского трюма автолёта царило редкое оживление. Улетавшие в отпуск рабочие делились планами, обсуждали последние сплетни. Ругали какого-то Михалыча, который «сатрап» и «крепостник». Особенно рьяные весельчаки порывались исполнить хором первые куплеты популярной песни. Причём сделать это они желали непременно на общем канале. Их осаживали, выбрасывали из общего чата, но они легко прорывались обратно и начинали заново. А системного администратора или кого-то с расширенными правами управления сетью среди присутствовавших не имелось или они не желали мешать общему веселью расшалившихся, словно дети, возвращающихся в тёплые края рабочих.

Ташка разговаривала с отцом. Его лицо с видневшимся на заднем плане изображением внутренних помещений поблизости от главного шлюза, занимало большую часть обзора. Волосы у отца были растрёпаны. Он только что прошёл шлюзование, посадив Ташку в автолёт.

— Почаще заглядывай к маме — попросил отец — А может быть погодишь с переездом хотя бы месяца два?

— Папа— сказала Ташка, умудряясь вложить в одно слово множество чувств, оттенков и даже эмоций.

Отец вздохнул: —Конечно, я понимаю: принятая дипломная работа, первые трудовые балы и опять же традиции. Но ведь ты ещё такая… — Отец замолчал и виновато улыбнулся. Он хотел сказать «маленькая» поняла Ташка. Обычно дети становились взрослыми сдавая дипломные работы по первой выбранной специальности в шестнадцать — восемнадцать лет. При этом они продолжали ходить в школу на уроки не связанные со специализацией. Благо больше половины лекций и курсов проводились удалённо и не требовали физического присутствия слушателя.

Становясь взрослым, вчерашний школьник переезжал в отдельную комнату в общежитии. Чем-то это напоминало ритуал вхождения во взрослую жизнь принятый у первобытных племён, когда соискателю мазали краской лицо и давали новое имя.

— Заходи почаще к маме, ей будет грустно первое время— попросил отец и Ташка ответила: —Хорошо.

Цифры на стене уменьшились до нуля. Появилась надпись «подготовка к взлёту», потом её сменила «герметизация», затем «отрыв от земли». Изображение отца дрогнуло и пошло волнами, но уже через секунду снова сделалось чётким.

— И смотри не растеряй багаж по дороге— добавил отец.

Ташка улыбнулась. Ко времени её отлёта папины сослуживцы и даже какие-то незнакомые рабочие, которых она не знала, но которые, по-видимому, знали её, принесли столько самодельных подарков, что впору было по возвращению открыть музей «самобытное искусство строителей Антарска». Там были фигурки, отлитые из химически чистых металлов, пятилучевые звёзды, портрет текущего генерального секретаря на металлической пластине, её собственный портрет и ещё какого-то незнакомого мужчины с курчавой бородкой (может быть самого художника, но каким же самовлюблённым типом нужно быть, чтобы дарить кому-то оттиск собственной физиономии?). Была умещающаяся на ладони статуя снежного барса, вырезанная программируемым резаком из нетающего льда и порвавшаяся, навсегда окаменевшая псевдомышца первого робота-копателя сломавшегося при рытье котлована на месте где сейчас строится и уходит вглубь Антарск. Ташка всерьёз опасалась, что на промежуточной станции пересадки ей придётся оставить часть багажа. Грузовые автолёты назад на большую землю уходят практически порожняком. При желании в них можно загрузить хоть тонну раздробленного щебня из количества ежедневно выбрасываемого на поверхность роботами-тунелепрокладчиками и тебе никто слова не скажет. Но на пассажирских самолётах вес и размеры багажа строго ограничены. При мысли о том, что возможно придётся изрядно помучиться, разбивая гору подарков на части и оформляя каждую как посылку на собственное имя, по Ташкиному челу пробежала тень. Но не брать подарки значило бы обидеть папиных сослуживцев. К тому же Егор, которому она проболталась о ценном грузе, возвращающемся вместе с ней, уже имел какие-то планы на чужие подарки. Кто такой Егор? Ташкин одноклассник. Про людей его психотипа говорят «в каждой бочке затычка». О Егоре отзывались как о человеке, который, при нужде, попытается заслонить своим телом пробоину в днище корабля даже если пробоина будет раза в четыре больше его роста.

Как известно: дав обещание — держи. Потому Ташке действительно пришлось изрядно понервничать, разбивая гору подарков на несколько маленьких кучек. Действующий макет буревой установки, не смотря на все старанья, пришлось оставить, так как её линейные размеры в сумме превышали допустимый для провоза максимум более чем на два с половиной метра. Интересно куда дальше попадёт макет буревой установки. Так и пропылится на складе аэропорта или его ждёт более занимательная судьба и он сможет как-то пригодиться людям?

— Послушай, Егор— спросила Ташка, щуря глаза от резких порывов ветра на проспекте торжества коммунизма: —Что ты будешь делать со всем этим хламом?

Маленький, чуть выше Ташки, в застёгнутом на все пуговицы комбинезоне Егор стоял, засунув руки в карманы.

— Мы решили сделать выставку.

— На совете класса? — уточнила Ташка.

Егор кивнул. Ташка потупилась: — Я, наверное, не смогу участвовать.

Егор широко улыбнулся. На смуглом лице прорезалась белая полоска зубов: — Мы понимаем, ведь ты теперь совершеннолетняя и будешь работать в самом институте кибернетики. — В голосе парня мешались восхищение и зависть.

— Всего лишь проходить практику — поправила Ташка.

— Ты называешь это «всего лишь»? — воскликнул Егор: — Да знаешь, какие люди работают в Новосибирском филиале? Учёные с мировыми именами!

— Послушай — попыталась сменить тему Ташка — А куда вы собираетесь деть килограммы этого… народного творчества после выставки.

— Что-то пойдёт в школьный музей. Остальное раздадим дошкольникам, победителям олимпиады на тему кто больше знает о новом городе.