Ознакомившись с полным массивом документации по исследованиям «аграриев», Раку испытал чувство, близкое к эйфории. Именно в приобретенной способности отращивать специализированные органоиды эксцентричный профессор увидел вероятность обнаружения у Плавта начатков сознания, пусть и на примитивном уровне.

— При его способности к развитию с постоянной параллельной самоорганизацией он способен за считаные годы преодолевать такие эволюционные барьеры, что и не снились ни одному живому существу на Отчизне, — прошептал Раку, откладывая в сторону очередные графики видоизменений подопытных фрагментов Плавта, полученных в подводных лабораториях «аграриев».

Порой Раку закрывал утомленные глаза, но и тогда перед его мысленным взором неизменно простирались бескрайние поля живых бурых ковров первичного криптобентоса. Они были покрыты цилиндрическими и коническими выростами, усеяны мириадами извивающихся хватательных органоидов, то и дело ощетинивающихся лесами защитных шипов, переливающиеся десятками цветов и оттенков хемолюминисценции.

А накопив достаточно энергии, ковры где-то разом вспучивались, ожесточенно вырывая друг из друга огромные лоскуты, в то время как по соседству, на других участках океанского дна, напротив, происходило их слияние, взаимопроникновение и порождение новой материи уже почти единого тела донного гиганта.

Циклопический бентос рано или поздно научился не только пожирать клетки друг друга, но усваивать и чужой генетический материал. Не только пожирать чужие ткани, но и эффективно адаптировать некоторые их элементы, в частности генный набор, к развитию собственных клеток и органоидов. Поэтому бактерии, составлявшие основу существа Плавта, постепенно приобрели уникальную для Отчизны Королей особенность — сдвоенный генетический набор.

Но и более того! Разные клетки Плавта могли накапливать разные сдвоенные генетические наборы!

Криптобентос научился поглощать чужой генетический материал и консервировать в специальных органоидах — эрариях, после чего при необходимости пускать его в ход, формируя с большой степенью точности новые органоиды, свойственные ранее поглощенному генетическому донору. По сути, это была уже генная инженерия, творимая пока что бессознательно, наощупь, по велению всесильного инстинкта самосохранения.

К тому времени Плавт уже неплохо научился охотиться, и вся популяция паразитирующих на нем одно- и многоклеточных существ мгновенно превратилась в его питательную цепочку. Многие виды он полностью истребил, переловив охотничьими органоидами, а их генетический материал складировал в эрариях.

У морских членистоногих нервная система оказалась наиболее развита, и она запустила процесс формирования церебр — специальных органоидов, предназначенных для быстрой обработки любой входящей информации и подачи команд на другие органоиды. Плавт еще не умел автономно плавать в толще воды или самостоятельно подниматься к поверхности океана, но приобрел уже настолько сложную структуру, что на некоторых участках мог полностью отказаться от привязанности к действующим подводным вулканам.

По-прежнему остро и постоянно нуждаясь в притоке внешней тепловой энергии (ведь на глубинах его обитания температура воды была близка к нулю Цельсия), Плавт начал проникать на сотни и даже тысячи метров в колоссальные многовековые наслоения донного ила, пласты сланцев и даже небезуспешно просачивался сквозь малейшие трещины и зазоры между плитами базальтов. Целью его были теплые и горячие участки дна, и он научился самостоятельно, как нарывы, вскрывать всё новые и новые подводные гейзеры.

Именно в поисках тепла Плавт начал постепенно распространяться от одного крупного подводного оазиса к другому, однако не поднимаясь выше чем на два километра от поверхности океана.

В каждом подводном оазисе, заселенном как правило автономными сообществами хемобактерий и существ-экстремофилов, Плавт осваивал их «население», пожирая либо встраивая в свой организм на правах новых симбионтов.

Его эрарии обогащались генетическим материалом, а церебры, стимулируемые борьбой за существование, активно развивались и усложняли свою структуру. В итоге Плавт превратился именно в то, что изначально и подозревал проницательный Оптон Раку: в грандиозную по масштабам и уровню развития поливидовую мегаколонию.

В скором времени профессор Оптон Раку из эмигранта и стороннего наблюдателя стал крупнейшим специалистом по Плавту.

Ему удалось открыть и, что еще важнее, во многом прогнозировать развитие уникальных генетических особенностей криптобентоса после того, как он добыл необходимые опытные образцы эрариев Плавта и досконально их исследовал.

Во многом именно профессору Раку Плавт был обязан тем, что в научных кругах Союза Аграрных Республик его отныне именовали исключительно по имени. Он окончательно обрел имя собственное, а Раку — смысл своей жизни, и не только как ученого, но и как мыслящего существа, рефлексора высшего порядка.

К тому моменту отношения со Строительным Альянсом у «аграриев» окончательно зашли в тупик. Между ними начались войны.

Профессору было невыносимо жаль истекающего времени, которое следовало посвятить путям спасения. Но если «зодчие» всерьез рассматривали варианты космической эвакуации если и не всего населения Отчизны, то хотя бы избранной его части, то «аграрии» искали пути спасения в океане. Собственно это в свое время и пробудило их интерес к подлинному хозяину океанского дна — Плавту.

Несколько уже имеющихся в их распоряжении крупных подводных лабораторий — зародышей будущих океанских городов, оборудованных в непосредственной близости от подводных вулканов, источников тепловой энергии — при активном участии Раку были срочно перепрофилированы в центры изучения Плавта. Даже тогда ни Раку, ни ведущие научные круги «аграриев» еще не имели представления, насколько в действительности велико это существо.

Там немедленно закипела работа.

Чтобы не распылять силы, Раку определил основным вектором исследований варианты взаимодействия с органоидами Плавта. Фанатичный профессор убедил правительство «аграриев», что таким образом возможно попытаться кардинально усовершенствовать… самих рефлексоров, населяющих Союз.

Раку поставил себе главной целью приспособить своих новых соотечественников к грядущим катастрофическим изменениям климата — ближайшим весьма серьезным проблемам планеты, которые неизбежно возникнут, едва лишь похищение Отчизны коричневым карликом вступит в финальную фазу.

Именно этому были посвящены первые, пока еще весьма примитивные эксперименты Раку с органоидами Нашего Подопечного, как отныне почти ласково именовал он Плавта.

План Раку был конкретен, последователен и предельно прост.

— Надо попытаться скормить хищному органоиду Нашего Подопечного какой-нибудь орган тела рефлексора, — вещал профессор перед своими коллегами. — А лучше поставить этот процесс на поток, скажем, в течение года. Для этого у нас есть ампутационная хирургия, несчастные случаи и, в конце концов, — система исправительных учреждений. После чего мы, полагаю, сумеем зафиксировать каждый отдельный факт накопления генетической информации, полученной таким образом из тканей рефлексора, в ближайшем эрарии. А в случае удачи — отследим весь процесс складирования этой информации по мере поступления для органоида необходимого питательного сырья. И наконец…

Это был наиглавнейший пункт его программы научных изысканий, и даже видавший виды боец, закаленный в десятках диспутов и давно получивший иммунитет от всех возможных видов критики в свой адрес, говоря о нем испытывал нешуточное волнение.

В этом Раку видел безошибочность собственной блестящей интуиции и ее знак, данный на высшем нервно-психическом уровне, что она непременно подскажет ему и дальнейшие гениальные ходы в работе с Подопечным.

— Наконец, нам следует приложить все усилия, дабы попытаться добиться от репродуктивного органоида Подопечного рождения какого-либо уникального органоида-номада, в котором стопроцентно прослеживалось бы наличие — и работа, да-да, работа, коллеги! — предложенного нами генетического материала рефлексора.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: