Охотно допускаю, что у старшего лейтенанта Быховского имелся некий четкий план боя, которого он и придерживался. Но с моей точки зрения боевые действия велись по сути бессистемно.

«Возможно, — думал я, — сумятицу усиливают приказы каких-то вышестоящих начальников — скажем, Ревизора или Курамшина? — (Я тогда не знал, что и майор Илютин, как на самом деле величали Ревизора, и подполковник Курамшин не участвуют в руководстве боем.) — Или всё дело в недостатке данных о противнике?»

Еще я думал, что Быховский твердо решил остаться на охране космодрома. Каково же было наше изумление, когда возле мертвого оператора тяжелого экзоскелета нас догнал космодромный топливозаправщик, превращенный в своеобразную самоходку со станковым плазмометом на крыше кабины, чьим командиром экипажа выступал как раз Быховский!

За топливозаправщиком подъехала еще одна машина, с КУНГом.

Кажется, старлей был рад нас видеть.

— Ага, целы! — Рявкнул он, соскакивая наземь.

Нами же владели смешанные чувства: с одной стороны, появление старлея, вероятно, спасло нас от неминуемой смерти. Но с другой-то стороны: мы снова, вместо того чтобы улизнуть куда-то бочком, бочком — попали в лапы оперативников!

— Целы пока, — степенно кивнул Смагин.

— Значит так, товарищи, — сказал Быховский и я вдруг понял: шутки кончились совсем. — Идут главные силы нечисти. Сейчас все получите гермокостюмы и оружие. Надо драться.

Что ж, надо значит надо. И все мы отправились в КУНГ, из приоткрытой двери которого нам уже приветственно махал боец в легком гермокостюме.

Есть известные плюсы в том, что узнику с первых дней предстоит общаться с одним и тем же тюремщиком. Или как в нашем случае — с теми, кто нас захватил.

Потому что когда к нам из расположения штабной комендатуры с боем пробился осназовец из местных, мы едва не потеряли тотчас нашего огнедышащего «короля».

Едва перевалив за край баррикады из скамеек, которой осназ символически обозначил передний край своей позиции, боец доложился Быховскому и тут же принялся оживленно рассказывать, из какой мясорубки он только что вышел, и какое там пекло.

В этот момент инопланетянин как на грех выбрался из КУНГа, помахивая автоматом «Алтай» будто игрушкой…

Слова застряли в горле осназовца непрожеванными картофелинами. В следующий миг на плечах ретивого вояки уже висело по оперативнику Быховского. Осназовец же отчаянно пытался их стряхнуть и силился дотянуться до автомата, предусмотрительно выбитого из его рук самим старлеем.

Боец бессильно шипел как рассерженный манул. Оперативники подмигивали друг другу, а мы с Тайной и Федором не знали, смеяться нам теперь или же горевать.

Мы совсем забыли о, мягко говоря, необычном обличии нашего собрата по разуму!

Пришлось Быховскому прибегнуть к извечной палочке-выручалочке всякого кадрового военного — хитрой терминологии; быть может, смехотворной для рафинированного интеллектуала, но зато абсолютно приемлемой для всякого ревностного служаки.

Старлей доверительно подмигнул воину как закадычному приятелю и коротко ткнул большим пальцем себе за левое плечо.

— Мутант. Вчера привезли. Только больше никому ни-ни, уразумел?

Польщенный высоким доверием, осназовец кивнул. После чего заметно поуспокоился, только на «короля» поглядывал лишь искоса, из-под насупленных бровей, прямо как в древней русской песне про вечера в Подмосковье.

Тайна, по-прежнему не питавшая к «королю» особой приязни, тихонько шепнула мне на ушко, что слизняки, быть может, оттого и обходят его стороной, что подобно этому солдату находят внешний вид командора Эра отвратительным.

Я испытал огромное удовольствие от ощущения близости ее губ и теплого дыхания на моей щеке. Но мое энергичное кивание явно показалось ей неискренним.

Девушка фыркнула и демонстративно отвернулась, а я в которой уже раз проклял загадочную женскую натуру и собственную полную неуклюжесть в деле тонких чувств и духовных вибраций.

Итак, мы изготовились к последнему бою.

Три машины стали треугольником, бампер к бамперу, образовав своего рода форт. При этом станковый плазмомет на топливозаправщике получил почти круговой сектор обстрела.

Несколько тонн гидролеума, которые болтались в топливозаправщике, осназовцы вылили на баррикаду из скамеек.

«Хитроумные, черти», — с одобрением подумал я.

Всех нас — меня, Смагина, Тайну и командора — определили в КУНГ. У каждого из нас имелся автомат «Алтай». В бортах КУНГа были наскоро прожжены плазменным резаком бойницы в виде перевернутых букв «Т».

К нам приставили только одного бойца, причем не в тяжелом скафандре «Валдай», а в таком же легком гермокостюме, какие получили и мы.

Звали его Борей и происходил он не из осназа, а из персонала космодрома. Что, в общем, не удивительно: оперативников было совсем немного, тем паче с учетом потерь.

Боря без колебаний доверил практическую сторону командования Смагину.

— Старлей сказал, но я еще раз повторю, — поучал нас Смагин. — Бить имеет смысл только всем вместе по одной цели, сосредоточенным огнем. Смотрите в кого полетели мои трассирующие пули — и стреляйте туда же. И самое важное: если я говорю «Стоп!» или «Прекратить огонь!» — все немедленно прекращаем.

— Почему? — Не понял я.

— Потому что приказы надо выполнять.

— Нет, я имею в виду: какие могут быть основания к тому, чтобы прекратить огонь?

— Основания? Не подстрелить своего.

Инопланетянин же помалкивал. Но мезопода его при этом имела вид… иронический. Насколько я вообще научился понимать «королей».

Глядя на Эра и с трепетом душевным прислушиваясь к приближающейся дикой орде, я в который уже раз задавал себе один и тот же вопрос: «Почему „король“ до сих пор не сбежал? Зачем он все еще остается с нами?»

Его физиономия была сурова и бесстрастна как у мужественного индейского вождя и в те минуты, когда он косил слизней направо и налево, и когда петлял вместе с нами по заснеженным аллеям военной базы, и даже теперь, когда все наши планы и надежды могли быть в одночасье погребены под валом тупой и равнодушной биомассы, которая желала лишь одного — рвать и жрать.

Да, это понимал каждый из нас. Охотники Плавта явились сюда за пищей. Поэтому они не упускали возможности при каждом удобном случае отхватить кусок своего поверженного собрата по единоутробству, если можно было так назвать эти разрозненные самоходные части одного гигантского организма.

К тому времени командор Эр уже накоротке переговорил с Быховским как военный с военным, причем продемонстрировал ему пару каких-то странных жестов, которые старлей сразу понял, а мы, гражданские шкуры — ни на йоту.

После этого Быховский велел своим бойцам целить и бить первым делом по коммуникационным нитям.

В свою очередь Федор, напустив на себя свой самый солидный вид, поинтересовался у Эра, почему тот выжигал слизням прежде всего подошвы.

Инопланетянин некоторое время меланхолично смотрел на Смагина. Не иначе, делал поправку на тупость, а потом бросил всего одно слово:

— Церебры.

И для наглядности пальцем постучал себя по лбу абсолютно земным, знакомым каждому жестом.

И тут меня осенило. Ну, конечно, как мы могли забыть! Где-то среди всего этого стада ползущих кишечнополостных бурдюков наверняка должны скрываться особи с цереброй в брюхе!

Командор с самого начала атаки Плавта надеялся, что среди убиваемых им охотников окажутся носители церебр. Если найти и перебить всех носителей церебр, тогда слизняки сразу станут для нас практически безопасны. Потому что вся эта жуткая биомасса лишится разума, ну или, если угодно, той сложной системы инстинктов, которая позволяла им действовать достаточно целесообразно и, главное — коллективно.

Без координации со стороны церебр, небось, флуггер пирофорами не собьешь!