Между тем решение своего бравого командира экипаж «Звезды» поддержал практически единогласно. Из тех же троих, кто не разделил восторгов экипажа, каждый имел право на тревоги и волнения.

Генетику Камалову не понравилось, что решение принято столь резко, импульсивно; однако своего мнения в открытую он высказывать не стал, предпочитая доверить его служебной почте.

Криобиотехник Васильев не был до конца уверен, что решение принято собственно субъектом Надежиным, а не некоторым альтернативным центром принятия решений внутри капитанского «я».

И, наконец, первый заместитель Надежина, Чепцов, просто обижался, что решение принято без его участия.

Цейтнот заставлял «Звезду» ускоряться, что приводило к росту перегрузок и неизбежных в таких случаях мелких поломок, на которые не хватало ни рук, ни всё того же стремительно тающего времени.

В судовом журнале «Звезды» и личном дневнике капитана Надежина сохранились подробные описания разного рода инцидентов и нештатных ситуаций.

Так, случилась разгерметизация одного из технических отсеков корабля, ставшая результатом удара микрометеорита. После чего четверо добровольцев из экипажа, в условиях постоянной перегрузки, достигающей пороговых значений, осуществили срочный ремонт, заварив повреждения плазменной горелкой.

Для этого им пришлось надеть страховочные пояса и фиксировать друг друга мануально — так академично сформулировал Надежин почти цирковой аттракцион, исполненный четверкой смельчаков, вынужденных в ходе сварочных работ удерживать друг друга за ноги как заправские силовые акробаты!

Затем наступил черед и пилоту-оператору Ярославу Коробко показать класс. Что Ярослав и исполнил с присущей ему лихостью и театральностью, сбив точно направленным зондом «Кварк» весьма неприятную комету.

Комета эта летела почти параллельным курсом со «Звездой». Долгое время ее вообще не замечали, но когда она под воздействием солнечного ветра вдруг распушила широченный хвост…

— Сманеврировать должным образом у нас, боюсь, возможности уже нет, — констатировал Надежин, ставя задачу Коробко. — Серьезные поперечные перегрузки сейчас недопустимы, курс менять и подавно нельзя.

— Понимаю, — кивнул Ярослав. — Но с ней что-то надо делать. Вы только поглядите на этот хвост! Он растет с каждым часом! Раскаленные газы, сопутствующие мелкие частицы… это же такая абразивность! Не говорю уже…

— Вот и славно, — перебил его Надежин, не желая влезать в подробности. — Сбей эту заразу, дружище, и дело с концом.

— Не беспокойтесь, командир. Оприходуем эту гуппёшку, — отозвался пилот-оператор, пробежавшись пальцами по клавишам одного из своих пультов как заправский пианист. Руки Ярослава жили с его светлой головой душа в душу!

Надежин уже покидал рубку пилота-оператора, однако замешкался в дверях.

— Какую такую гуппёшку? — Поморщился он.

— Да это рыбка такая, — улыбнулся Коробко, — гуппи называется. Я в детстве аквариумистикой увлекался, начинал как раз с них. У этих гуппи хвостищи здоровенные, и формой точь-в-точь как у нашей кометы, — Ярослав кивнул на экраны мониторов. — Да и мозгов, думаю, столько же, — тихо проворчал он.

— Не собьешь — закажу здоровенную мраморную гуппи на твою могилку, — Надежин шутливо погрозил Ярославу кулаком.

— Так точно! — Выпалил пилот-оператор и шутовски щелкнул каблуками, умудрившись проделать эту операцию сидя и при полном отсутствии оных на его мягких хлопчатобумажных туфлях.

И пилот вновь пробежался по клавишам и тумблерам — особо важные операции Коробко предпочитал выполнять не программно, а вручную, «на железе», чтобы не терять квалификацию.

Хотя, по большей части, это было данью присущей ему любви к театральным эффектам. Чтобы на чистом «ручнике» вывести на комету один из зондов «Кварк» со специальной боевой частью мощностью пять мегатонн, любому другому пилоту с борта «Звезды» сейчас потребовались бы три часа в лучшем случае. А Надежин получил рапорт об уничтожении цели спустя один час двадцать две минуты!

Да, Ярослав Коробко был лучшим специалистом военно-космических сил России по дистанционному управлению беспилотными зондами, подлинным виртуозом своего дела.

Кроме того в перечень умений Ярослава входило уверенное пилотирование вертолетов и двух специальных самолетов, имеющихся на борту корабля для ускорения перемещения экспедиционных групп на планетах с атмосферой.

С таким «бортстрелком» Надежин чувствовал себя спокойно, мысленно уже пребывая на орбите Сильваны.

Вполне могло случиться, что эвакуироваться с нее придется в считанные минуты. А о том, что их может поджидать на самой Сильване, Надежин предпочитал пока даже и не думать.

Первый разговор с Панкратовым после окончательного оформления маневра в сторону Сильваны у Надежина поначалу складывался трудно. Можно сказать, не складывался вовсе.

— Я решительно не понимаю тебя, Петр.

Даже по радиосвязи было заметно, что Панкратов расстроен, хотя и пытается до поры до времени сдерживаться.

Ничего не поделаешь, слухи всегда бегут как крысы, и это стопроцентно верно даже для безвоздушного пространства. Экипаж «Восхода», едва лишь стало понятно, что «Звезда» уходит к Сильване, немедленно разделился на две неравных части.

Большинство под действием эмоций считало капитана Надежина чуть ли не предателем, осуждало коварство командира «Звезды» и даже предлагало броситься за ним вдогонку. Последнее предложение исходило от наиболее честолюбивых «восходовцев», понимавших, что их коллеги из экипажа «Звезды» только что устремились прямиком в Историю.

— Победителей не судят, — философски изрек Борис Германович Шток, и в словах железного старца помимо досады Панкратов отчетливо услышал нотки зависти. Той самой зависти человека науки, которая одних подвигает на яростный поиск и трудные открытия, других же — на изнуряющие кабинетные войны и административные интриги.

Многие прочие «восходовцы», преимущественно молодежь, давно уже рвавшаяся в бой, соглашались, что Надежин действует по Уставу Экспедиции, а значит, как ни крути — прав.

Ибо, как заключил горячо поддержавший решение Панкратова первый пилот «Восхода» Володя Кульчицкий, буква Устава Экспедиции суха, но древо ее должно всегда пышно зеленеть. И сейчас наступил ровно тот случай, который судьба отпускает даже не отдельно взятому человеку — всему человечеству, быть может, в первый и последний раз за всю его историю. И как можно отказываться от такого подарка судьбы?

— Командир всегда прав, — поддержал Кульчицкого инженер-двигателист Всеволод Орлов, втайне от всех мечтавший о месте старшего инженера и заветной связке пластиковых карт с вожделенным Пятым Ключом. — Даже если он не прав. Но мы будем не правы стократно, если начнем обсуждать уже отданные приказы. Хотя, конечно, на Сильвану могли бы взять и кого-то с «Восхода» — считаю, мы это все-таки заслужили.

Капитан Панкратов если пока и не слышал таких высказываний собственными ушами, то во всяком случае предполагал, что подобные настроения витают среди членов его экипажа. Непременно найдутся те, кто не осудят Надежина, наоборот, сочтут его шаг поступком настоящего мужика, смелого, решительного и способного проявить инициативу самого крутого замеса.

Но как капитан звездолета Геннадий Андреевич Панкратов имел право второго голоса, о чем не преминул с первых же минут того исторического сеанса радиосвязи напомнить Надежину, чья «Звезда» с каждой минутой уходила все дальше от основного маршрута экспедиции.

— Право голоса безусловно имеешь, — подтвердил Петр Алексеевич, выслушав ледяной тон Панкратова, требующего объяснений. — Однако право окончательного решения — и ответственность за его принятие тоже, смею тебе напомнить, Гена! — лежит только на командире экспедиции. Надеюсь, ты еще не забыл, кого им назначила Земля?

— Н-не забыл, — ответил Панкратов, чувствуя, как в нем начинает закипать глухая, темная обида. — Но мы сейчас находимся в поиске, Петя. По сути, в космической разведке. А у разведчиков есть х-хорошо известное тебе железное правило: каждый имеет право высказаться в интересах дела. Независимо от с-субординации.