В нашем же случае обломков было очень мало. Те немногие, которые брызнули во все стороны, зацепили и «Харибду», и второй щит, и носовую группу вспомогательных двигателей. Но всё могло бы быть гораздо, гораздо хуже.

Ну и главное: вторая боеголовка не взорвалась вообще. Ее подрыв по правому борту звездолета был бы гораздо опаснее первого, потому что световое излучение и корпускулярная бомбардировка не были бы парированы щитом.

В следующую секунду боеголовка уже осталась в трехстах километрах за кормой «Звезды».

Равно как и плазмоид водородного взрыва.

Также — и это, быть может, самое неожиданное — Чепцов проявил воистину звериную интуицию и, как только понял, что боеголовки не поражены, он выпустил в них еще несколько ракет, после чего сразу же спрятал «Лебедь» за проекцию щитов «Звезды». Благодаря этому ракетоплан не был уничтожен поражающими факторами термоядерного взрыва в космосе.

В итоге мы из крупных единиц не досчитались только одного зонда «Кобальт» — большого и красивого. Вот он термоядерного взрыва не пережил.

Резюмирую: всем нам сказочно повезло.

— Радиационная тревога! Осмотреться в отсеках! «Альбатрос» на взлет!

Ну и главное:

— Изюмцев, мать твою! Когда инженеры дадут Закрытый Режим?!!

Неплохо, да?

Первое же свидание с братьями по разуму обернулось ядерной атакой!

Позднее наш физик-ядерщик Харитонов, изучавший материалы того боя, заметил, что, судя по некоторым характеристикам спектра взрыва, в термоядерном боевом заряде сильванцы использовали ту же старую добрую схему Теллера-Улама, на которой основаны и наши самые массовые и, соответственно, самые дешевые СБЧ.

— Вот уж действительно братья по разуму, — ухмыльнулся Харитонов.

Еще одним шедевром остроумия порадовал нас Хассо Лаас, который предположил, что, коль скоро сильванцы радиофилы, у них считается признаком хорошего тона приветствовать гостей добрым ядерным взрывом.

Но тогда нам было совсем-совсем не до смеха.

В первую очередь потому, что после первого залпа мы ожидали следующих. И в новом свете представились слова из послания Абонента-1: «Сближение запрещено. Сближение опасно. Сближение запрещено.»

Мы не ошиблись!

— Есть Закрытый Режим, — рапорторвал Изюмцев. — К открытию огня готовы.

— Восемь целей прямо по курсу. Характер прежний, — это доложился Коробко.

Да, в следующей волне нас атаковали уже восемь боеголовок. Мы отстрелялись по ним восемью зондами «Кварк» в варианте камикадзе и множеством ракет.

В то же время я развернул «Звезду» фотонным отражателем навстречу противнику.

Я шел ва-банк. Но всем было совершенно ясно, что сосредоточенная атака восьми термоядерных высокозащищенных боевых частей это как раз тот случай, когда следующей сдачи карт уже точно не будет.

«Кварки» в целом показали неплохие результаты. Комплекс самообороны боеголовок в половине случаев спасовал и опасных целей осталось четыре.

Но четыре это тоже, хм…

— Внимание, наведение!.. — Я развернул «Звезду» так, чтобы центр прицела совпал с центром тяжести группы целей. Таким образом все они попали в красное кольцо зоны сплошного поражения.

— Внимание, Закрытый Режим!.. Внимание… Импульс!

Есть такое мнение, что выстрел любой мощности или, скажем, пуск двигателей в космосе — дело бесшумное, ведь отсутствует среда, передающая акустические колебания.

Верно, в космосе она отсутствует.

Но на борту корабля с передающей средой всё в порядке. Там есть воздух, и там есть конструкции, подверженные колебаниям. А еще на корабле есть множество агрегатов, которые обеспечивают пуск двигателей и производство выстрелов. Они работают подчас очень, очень шумно.

Четыре специальных инжектора вбросили в выносной фокус отражателя солидную порцию осмиевого порошка. Много порошка.

Тут же — с задержкой, выверенной до сотых долей пикосекунды — шестью маршевыми инжекторами в основной фокус были отправлены позитроны и электроны. Много.

А из шести других маршевых инжекторов почти в тот же фокус, но с крошечным смещением, полетели нейтроны и антинейтроны. Много.

Между позитронами и электронами произошла реакция аннигиляции.

Между нейтронами и антинейтронами — тоже.

Но это были разные реакции.

Каждая из них породила поток фотонов, но вместе с ними также ударили и попутные материалы реакции — пионы.

Поток увлек с собой атомы осмия.

Атомы осмия развалились на субатомные частицы.

Всеиспепеляющим, миллионоградусным потоком импульс Закрытого Режима обрушился на боеголовки.

И боеголовки исчезли.

С их атомами произошло то же самое, что ранее — с атомами нашего оружейного осмия.

Они распались на нейтроны, на протоны, на электроны.

И унеслись прочь.

«Бам-м-м-м…» — гудел наш корабль огромным колоколом.

А потом «Звезду» затопил восторженный рев экипажа.

До этой секунды мы не видели боевой станции, которая применяет по нам термоядерное оружие.

В деле космической маскировки сильванцы оказались большими мастерами. В ту пору я еще не знал, что этому немало способствовали технологии, подсмотренные у цивилизации «Т».

Так что когда мы наконец увидели их дредноут…

Для меня космические аппараты всегда были венцом развития техники. Самыми красивыми, самыми совершенными, самыми невероятными машинами из всех, построенных людьми.

А тут… Это был именно дредноут… или какой-то ужасающий летучий голландец эпохи глобальной атомной войны… или что там у них на Сильване случалось?

Исполинский стальной утюг, латаный-перелатаный, с надстройками, более всего напоминающими готические соборы — вот что показали камеры зондов, развернутых широкой цепью впереди по курсу «Звезды».

На обращенном к нам борту прекрасно просматривались распахнутые люки шахт, из которых стартовали ракеты нам на перехват.

Судя по количеству шахтных люков, которые пока оставались закрыты, дредноут мог угостить нас еще десятками боеголовок! Или уже не мог?.. Ничего не работало? Люки приржавели? Израсходовал, приветствуя термоядерными салютами других гостей?

Когда я говорю «люки приржавели» — я ничего не приукрашиваю. Корабль был покрыт потеками ржавчины. Протяженными, огромными. Складывалось ощущение, что он провел немало времени в воде или под водой.

Сколько? Годы? Десятилетия?

И тут зонды передали, что люки открываются…

Где-то около дюжины ближе к носовой части и столько же в корме…

Нам оставалось только надеяться на то, что Закрытый Режим разложит дредноут на субатомные частицы так же уверенно, как боеголовки. Бить придется практически в упор…

— Девять новых целей справа по курсу! — Доложил Коробко. Его голос звучал по-прежнему бодро, но мой опытный слух уже слышал, что и в этой стали появились микротрещины.

В самом деле: теперь точно конец. Термоядерного удара с двух направлений мы отразить не сможем. Просто не успеем. Выжжем дредноут — девять боеголовок взорвутся сбоку. Развернемся отражателем на боеголовки — получим термоядерный град от дредноута.

«Всё, допрыгались, — подумал я. — Впрочем, чему удивляться? Вышли в одиночку против целой планеты! Предупреждали же они нас, можно сказать, по хорошему, чтобы мы не совались… Кто их знает? Может, карантин какой-нибудь. А может, религиозный праздник сейчас…»

Но пилот-оператор Коробко продолжал изучение новых целей и… забрезжила надежда!

— Отличаются от прежних НЛО! Крупнее на порядок. Материал интересный… Серебрятся, будто ртутью облиты! Форма веретонообразная… Точнее, ножевидная… Виден выхлоп двигателей… Это очень хорошие, чистые двигатели, чище наших газофазных. Термояд! Летят на чистом термояде! Да у них носы разрисованы, поглядите!

То-то радости, что они на порядок больше! Ну значит это торпеды какие-нибудь особенного могущества, каждая вообще на гигатонну…

И некогда мне было глядеть, чем там они разрисованы! Что он как ребенок, честное слово? Не видит, что ли: дредноут нас сейчас отправит в сторону Земли! Домой! Частями! Характеристическим размером в ангстрем!