– Не бросали. – Вильбанд сидел неподвижно, не замечая кровь, сочащуюся из пальца на деревянные зубчатки развороченной коробки передач.
– Я знаю, что говорю. Бабушка мне сто раз…
– А мне – дедушка, – перебил он. – Лично. Он выжил тогда. Не истоптали его. Поэтому я знаю, что он не бросал. Это Беббельс забавлялся. Дед кольбанского оберподлюдчика. И именно Беббельс толпу топтал, когда вышка под напором недочеловеков рухнула.
– Лжешь! – покраснел Зехений. – Это была попытка восстания, запланированный порыв, а не какой-то… Есть записки знаменитых партизан, руководивших акцией! Никто там солонины не жрал.
– Может, и не жрал, – равнодушно согласился Вильбанд, не отрывая глаз от застывшего лица Курделии. – Темно было, а шкурки маленькие. Но то, что Беббельса, когда поймали, до костей обгрызли, пока сисовцы не вмешались и всех до единого узников не перебили, это я знаю точно. Дед мне ногу показывал.
– Бе… беббельсову? – Дебрен с трудом сглотнул. Все трое уставились на него как на сумасшедшего, поэтому он быстро добавил: – Жуткие вещи в Ошвице творились. Экспериментаторы из СиСе пытались из человеческих зубов наконечники для стрел изготовлять, портянки из волос плести…
– Дед в СиС по набору попал, – сказал после недолгого молчания Вильбанд. – Крепкий мужик был и блондин, а таких туда охотно брали. Сам он туда не лез. А что касается ноги, так он свою ногу-то показывал. Когда вышка на частокол повалилась, он вцепился в нее и подмоги дождался. С него только башмаки содрали, да кто-то из недочеловеков кусок пятки отгрыз.
– Твой дед – враль и фантазер, – холодно бросил Зехений. – Наверняка крыса тыловая, сам себе пятку обгрыз, чтобы на западный фронт не попасть. Башмаки сжевали, а? Ничего себе! Кто-нибудь слышал, чтобы башмаки ели?
– Я свои съела, – тихо сказала Курделия. – Правда, не очень быстро. На пол-апреля хватило. – Некоторое время все молчали. – Похоже, Вильбанд, своим существованием я твоему деду обязана. Если б он напомнил дружку на вышке о сложной ситуации на западном фронте и отговорил шуточки шутить…
Какое-то время висела тяжелая тишина. У тележки был большой клиренс [11], а Дебрен сидел рядом с Курделией. Так что видел капающую с зубчатки кровь.
– Ты поранился, – сказал он наконец. – Я видел на кухне чистые тряпки. Поезжай, перевяжи руку. И посмотри, как там суп. Он на заправке из толченых сухарей, так что наверняка уже готов.
Вильбанд равнодушно глянул, толкнул рычаг. Тележка не сдвинулась с места.
– Я схожу, – предложил Зехений.
Камнерез неуверенно потянул рычаг, потом снова толкнул. Никакого результата. Он дернул снова. И еще – теперь уже сильнее.
– Подожди, – проворчала Курделия. Подняла зеркальце, укрепленное на человеческой берцовой кости, высунула, попыталась с его помощью заглянуть внутрь коробки передач. Угол был неудачный, поэтому она подняла руку выше. Белизна подмышки сверкнула под серым налетом волос. Она поймала взгляд Вильбанда и быстро опустила руку. Слишком быстро – он получил зеркальцем сначала по носу, потом между ног. Между ног – гораздо слабее и через солидные кожаные штаны. Но именно этот удар заставил его болезненно поморщиться.
– Что ты собираешься делать? – быстро спросил Дебрен. Запахло чем-то таким, чем пахнуть было не должно, тем более что над доброй четвертью двора по-прежнему витал запах графини и ее жертв. Дебрен чувствовал его даже сквозь блокаду обоняния. С глазами он ничего не делал. И то, что он видел, его тревожило. – Может, лучше я?
– Я разбираюсь в механизмах. – Она передала ему зеркало. – В каменоломне я половину модернизировала, а ремонтировала все. Отец не хотел тратиться на мастеров. Скупился. Подержи. А ты, Вильбанд, если можешь, придвинься ближе.
– Со мной… все в порядке. – Он избегал ее взгляда.
– С тобой, возможно, да, но с твоими новыми ногами… Ну давай. Лапища у тебя как у медведя, не прикидывайся, будто не сможешь. Двигайся. Вы, кажется, воду для меня кипятите. Хочу умыться, и если ты сам отсюда сейчас же не уедешь, то мне придется… – Она тихо свистнула, показав пальцем, как он полетит к воротам.
Дебрен подумал, что для внучки лелонского гнома она как-то не так реагирует на вино. Пьяной она пока не была, но и трезвой тоже.
Он помог Вильбанду. Получилось не очень удачно, они чуть не наехали Курделии на ступню. В последний момент она отдернула ногу, вернее, из-за отсутствия места – приподняла. Нога, детская по размерам, но очень женская по форме, упала на тележку. Тележка застряла в какой-то выбоине. Вильбанд покраснел, попытался оттащить хотя бы самого себя. Ящик и стояк с инструментами не позволили этого сделать. Левая щиколотка графини оперлась о его правую культю. И осталась там, хотя, надо думать, можно было найти и более удобное положение.
– Дебрен, ты же чародей, сделай что-нибудь с его пальцем. Гляди, весь механизм кровью изгваздал. Это дуб? Почему ты не заказал железный? Видишь, лопнуло и заклинило.
Дебрен вынул палочку, начал затягивать рану. Вильбанд, явно смущенный, талдычил, что ничего не заказывал, стругал сам, и что спроектировал так, чтобы зубчатые колеса выдержали. Курделия, наклонившись над коробкой, ощупывала маленькими пальцами все, до чего не могла добраться взглядом, выковыривала обломки, качала головой, время от времени делала замечания. Кажется, профессиональные, потому что Дебрен мало что понимал.
– Не для гор твоя коробка, – наконец сказала она. – Ходовая, не горная. Вообще удивительно, как ты сюда доехал. Вот здесь надо поставить третью зубчатку, самое большее – двухпальцевую.
– Места нет.
– Так расширь коробку. Смотри, сколько на шасси места осталось. Вырезать – и никаких проблем… Нет, погоди. Эта поперечина в паз входит? Ну так лучше вытащить и заменить доской, укрепленной металлом. У меня в кухне как раз есть такие, для лат. Крутц покупал, так что выдержит запросто.
– Дороговато – для лат-то. Я не смогу…
– Крутцу латы уже не нужны. А у тебя на руках решение суда. Бери что хочешь, все твое. Ты точить-обкатывать умеешь?
– Что выкатывать? Бочку? Вино тоже хочешь мне отдать, госпожа?
– Курделия. Не называй меня госпожой, будь добр. Знаю, ты не глумишься, но поскольку я сил набираюсь и свой аромат чувствую, то мне подобные подозрения сами в голову лезут. Нет, не бочку. Последняя осталась. Добром тебе не отдам. Я о токарном станке спрашиваю.
– Ну что вы, гос.. то есть Курделия. У меня хибары-то своей нет, а что ж о станке говорить? Но бочку-то вам… то есть тебе прикатить могу. Когда мы уедем, – добавил он тише, – будет у тебя под рукой.
Она подняла голову. Слишком резко. Вильбанд снова получил по носу.
– Так ты не останешься? – спросила она тоже резко. Он ее удивил. Во всяком случае, Дебрен надеялся, что это всего лишь удивление. – Ты говорил…
– Я небогат, – буркнул он. – Но кое-как управляюсь. И не имею права людям силком под крышу лезть… и в тарелку.
Она помолчала. По ее лицу, по-прежнему серому, трудно было понять, о чем она думает.
– Замок у меня маленький, – сказала она наконец. – Но все равно пустой стоит. Что мне мешает взять квартиранта?
– Не годится. – Дебрену совсем не хотелось вмешиваться, однако он вмешался. Второй Принцип, который вдолбили магунам в Академии, гласил: "Твори меньшее зло". Формула была, конечно, более длинной, запутанной, но сводилась именно к этому. – Одинокая женщина под одной крышей с посторонним мужчиной…
– Все лелонцы такие… дремучие? – неожиданно проворчала она, но тут же скрыла эмоции под насмешливым взглядом. – Где ты видишь крышу? Даже если Удебольд свой зад из каменоломни вытащит, наконец-то приедет сюда и увидит, что я жива, то не думаю, что он замок аж досюда ради удобства кузины достроит. Дай, как говорится, Боже, если хоть на навес наскребет. Так что нам жизнь под одной крышей не грозит.
– Дебрен прав, – поддержал чародея вернувшийся с котелком Зехений. – В упоминавшемся контексте определение "крыша" распространяется на все имущество, то есть в данном случае – замок. Уже в ранневековье какой-то собор, не помню точно который, уточнил это понятие.