– Сама видишь, госпо… Курделия, – как-то беззлобно усмехнулся Вильбанд. – Я б только репутацию тебе подмочил.

– Больше чем есть, уже не подмочишь. – Графиня бросила на монаха неприветливый взгляд. – Но благодарю за заботу, брат.

Все почувствовали горький сарказм. Зехений тоже. Удивительно, но в ответ он лишь невозмутимо улыбнулся:

– Но ведь я и вправду о тебе забочусь, дочь моя. Причем настолько, что внесу тебя в список получателей моей воды. Женщина из тебя как из репы… – он осекся, – но за редьку сойдешь наверняка. А поскольку четверть крови твоей от гнома, то соприкосновение с сим холодным камнем кровь твою не заморозит вконец. Тем более что… прости за прямоту, мы здесь все опытные профессионалы, чьи кодексы предписывают хранить секреты… Ну, короче говоря, твои постельные, я бы так их назвал, делишки хорошо известны в округе.

– Не моя вина, – проворчала она, – что при таком ветре на Крутца фантазия нашла. И что он тогда тоже приказал мне кровать толкать.

– Кровать? – Дебрен ничего не понял.

– Правда, сравнительно легкую. Наша-то на крышу по лестнице не прошла. А эта наполовину ивовая, сподручнее. Но зато как только воздушный поток поймала… Я запаниковала, растерялась. Надо было опустить их, когда кровать над навесом с сеном пролетала. Навес старый, прогнивший, может, немного побились бы, но наверняка б выжили. Но оба… как говорится, после драки… В общем, запаниковала я и послала их слишком высоко, чтобы они не свалились, прежде чем я на двор выбегу. А когда выбежала, они уже были над лесом, вот я и толкнула, да так, что их к самой деревне занесло. И они почти на сажень в луговину врезались.

– Твой муж… летал на… кровати? – осторожно переспросил Дебрен.

– Романтик, чтоб его… В небе ее хотел, на крыльях, так сказать, блаженства… Я барда какого-то цитирую, – пояснила она удивленному монаху. – Примерно. И ладно бы еще какую там сентиментальную девицу, так ведь нет: кухаркину прислужницу трахал.

– На той кровати? – прохрипел Вильбанд. – А ты их?..

– Я им помогала. Дожидаясь своей очереди. Не осеняйся, брат. Тут колесо пятиспичное не поможет. А ты, Дебрен, не красней. Вы же все опытные профессионалы. – Она отхлебнула вина прямо из бутыли. – Думаю, и не такие чудеса…

– Прости, – удивил присутствующих Зехений. – Я не о себе пекусь, а о несчастном Крутце. Ты, как я понимаю, чужеложством не занималась. Да и вообще не ложилась.

– Ты не назначишь ей покаяния? – уточнил Дебрен.

– А за что? За то, что она послушание мужу оказывала? Покорно дожидалась своей очереди, пока он с распутницей забавлялся? Половина мужей так делает.

– Не на глазах у жены. А они у нее нос к носу. Буквально.

– Факт. Но виновность измеряют не саженями, а грехами. Курделия не согрешила. Суд ее тоже признал невиновной.

– Ты куда клонишь, монах?– прищурилась безгрешная графиня. – А то, что клонишь, – вижу. Говори быстро и давай похлебку, коли уж принес.

Зехений снял тарелку, прикрывавшую котелок, вынул ложку. Пахнуло луком, сушеными овощами, травами.

– Сердце у меня разрывается, когда я твои страдания вижу, – пояснил он серьезно. – И мне подумалось, что мы могли бы убить двух зайцев одновременно, ибо и на кладбище, рядом с той собачьей конурой, в которой Вильбанд гнездился, мне плакать хотелось.

– Собачья конура? – нахмурилась она. Вильбанд сделал вид, будто поправляет что-то между шестеренками. – На кладбище?

– И вот Господь меня осенил, – продолжал Зехений. – Надо сделать Вильбанда колодезным в замке Допшпик. Ты говоришь, что родник, – он указал на высохший бассейник, – только после дождей бьет. Стало быть, уровень подземных вод не может располагаться глубоко. А наш Вильбанд – кто? Он и могильщик, и камнерез, и калека вдобавок. Словно специально для узких дыр создан.

– Для узких дыр? – заморгала графиня. Ресницы у нее были длинные и, похоже, вытянулись так не сегодня, но Дебрен заметил их только теперь. Может, потому, что она как-то странно ими пользовалась, а может, просто полуприкрытые ресницами глаза таили в себе что-то не совсем обычное.

– Колодец будем делать скромный, – вздохнул монах. – Я не смогу вложить в него много. Так, лишь бы ведро опустить, водой наполнить. А для этого нужен человек небольшой, ловкий и сильный.

– Ах так, – как-то разочарованно буркнула она.

– Хочешь заказать мне колодец? – В голосе Вильбанда, наоборот, прозвучала робкая надежда. – На это уйдет много времени.

– А ты куда-то спешишь? – хмыкнул Зехений. – Только не говори, что у твоей конуры клиенты в очередях давятся. Ты все равно собираешься здесь сидеть, на долгах по ночлежкам и на питании экономить. Так попутно мог бы немного и покопать. Хотя бы для того, чтобы мускулы в форме держать. Для безногого это важно. Да и Церкви послужишь. Могу утверждать, что за такой колодец даже самый великий греховодник в рай попадет. Неимоверно праведная цель будет тебя вести.

– Не буду, – буркнул камнерез, – потому что госпожа… потому что Курделия не соглашается.

– Я этого не говорила!

Дебрен смотрел на исходящую паром похлебку, в которой среди золотых глазков жира плавали шкварки и волоконца лука. Он и сам бы охотно отведал. А уж человек, три месяца не бравший в рот подобающей ему пищи…

Чума и мор! Только не это.

– Ну, видишь! – торжественно возгласил Зехений. – И ей возможность послужить Богу доставляет приятственность. Что и неудивительно. Земная жизнь – всего лишь убожество, так что я тоже прямо скажу: дочь моя, долго ты так не протянешь. Разве что лето. А когда наступят холода, даже не морозы, а просто осень? Так что ты разумно поступаешь, обеспечивая себе добрый прием в лучшем из заоблачных миров. Это тебе пригодится. К тому же скоро.

– Знаю, – спокойно ответила Курделия.

– Но мы же тебя не бросим! – Вильбанд нервно пробежал взглядом по лицам. – Для начала разберем несколько этих халуп, домик над тобой поставим, какую-нибудь прислугу из деревни приведем… так что не кручинься зря. Ты молодая, тебе еще далеко до… Дебрен?

Он не спросил напрямую. Нет ничего хуже такого умолчания. Разве что вопрошаемый способен извернуться.

– Мы люди взрослые, – не стал долго размышлять Дебрен. Он уже успел многое обдумать. – Какой смысл обманывать себя? Я еще загляну в книги, но…

– Понимаю, – кивнула она. – Благодарю за откровенность. Это здорово облегчает мне решение. – Она перевела взгляд уже с затаившейся улыбкой на напряженное лицо камнереза. – Останься, Вильбанд, и копай колодец. Или останься… и не копай.

– Он должен копать, – заволновался Зехений. – Подумай, что люди скажут, если вы здесь без всякого на то повода одни останетесь?

– Ну, так останься с нами, – ухмыльнулась она. – А вообще-то интересно: копающий Вильбанд моей чести не угрожает, а некопающий так опасен? Или он извращенец, которому земные дыры дороже всех других, и только при отсутствии земных…

– Дочь моя!

– Простите, – тут же сообразила она, мельком взглянув на Вильбанда. – Дурь какая-то… Простите.

– Я о людях говорю, а не о тебе, – пояснил обиженный монах. – Я его знаю, вижу, что никакой он не соблазнитель и женщинам совершенно не опасен. Но слухи – это слухи. В одной деревне из безногого сделают одноногого, в другой – просто хромого, а в третьей будут Махрусовым колесом клясться, что ты здесь крепенького бычка привечаешь, который в перерывах между оргиями забавляет любовницу плясками.

– Не бойся,.– тихо сказал Вильбанд. – Я уеду, как только этот домик… Ну и когда воду подведу. Нельзя же, чтобы все от дождя зависело… Да еще какую-нибудь маленькую топочку соображу. Я в яме веревки видел, так дровишек наготовлю, свяжу, и Курделия сможет понемногу… Зерна тоже надо будет из амбара привезти и мельничку поставить, ну и…

– Вы не дали мне докончить, – напомнил о себе Дебрен. Внимание он привлек. Вероятно, все почувствовали, что он с большей охотой тихо бы сидел в сторонке. – Впрочем, может, это и к лучшему. Медицинские проблемы обсуждают только с пациентом и больше ни с кем.