Машина остановилась, и Саэко вышла из неё, сказав шофёру, чтобы он приехал за ней на следующий день в девять часов утра.

Покрытые чёрным лаком деревянные ворота выходили на улицу. Саэко толкнула маленькую боковую дверь и вошла внутрь. Хрупкая молодая женщина, одетая в кимоно, из-под которого были видны белые носки, открыла раздвижную бумажную дверь и быстро спустилась вниз, упав на колени, в знак приветствия Саэко.

— Добро пожаловать домой.

— Прошу прощения, что долго не была у вас. — Саэко улыбнулась и взглянула сверху вниз на содержанку своего мужа.

— Я зайду с бокового входа.

— О, пожалуйста, заходите здесь.

— Нет, я обойду дом.

Саэко прошла мимо кухни и остановилась около бокового входа, глядя в сад. Отанэ, содержанка, бросилась через дом, чтобы впустить её. Открыв дверь, она спустилась вниз. На ногах у неё были надеты деревянные гета.

— Как пионы? Они уже распустились?

— Только два или три цветка. Сейчас ещё немного рано.

— Но давайте всё равно посмотрим.

Отанэ с преданным видом сопровождала Саэко.

— У вас в этом году будет много цветов?

— Похоже, что это так.

— Что ж, желаю успеха. — Отношение Саэко к молодой женщине продолжало оставаться холодно-равнодушным.

— Как его здоровье?

Саэко спросила о своём муже Нобу. До войны Отанэ была зарегистрированная гейша в развлекательном центре Акасака и, когда Саэко узнала об её интимных отношениях со своим мужем, она при посредничестве родителей Отанэ выкупила её из дома гейш, и с тех пор она официально является служанкой в доме Саэко.

Дом был построен торговцем шёлком в качестве его загородной резиденции. Однако он оказался в трудном материальном положении, когда с началом войны торговля резко упала, и Саэко, предвидя возможную необходимость переселения из Токио, сумела купить дом за недорогую цену вместе с небольшим участком земли с садом и видом на море. В саду были высажены пионы, которые якобы насчитывали своё происхождение из сада пионов в Канадзава, знаменитого своими цветами, пока он не перестал существовать в прошлом столетии. Когда они въехали в дом, кусты были в плохом состоянии, но Нобу, чьё здоровье было в неважном состоянии, превратился в садовода-любителя и сумел настолько восстановить их, что они каждый год стали приносить большие красивые цветы. Сад был разбит на двух уровнях, и все кусты были посажены таким образом, что, несмотря на обилие ветвей, они не касались друг друга. В сезон на каждом кусте расцветало более двенадцати цветов, но сейчас распустились только три и все наполовину.

С того места, где стояли Саэко и Отанэ, сквозь ветви кустов, ещё не покрытых цветами, открывался вид на океан, сверкающий яркой голубизной в лучах послеполуденного солнца. От мыса Хоммоку в сторону моря направлялся большой океанский лайнер, сверкая своими свежеокрашенными боками.

— Как тихо, — неожиданно прошептала Саэко и взглянула на стоящую рядом Отанэ.

Отанэ имела правильные кукольные черты лица и пышное молодое тело. Жизнь в этом доме не изменила её красоты, но у неё исчезла прежняя живость, превратив её в заурядную личность.

— У него со здоровьем всё в порядке? — вновь спросила Саэко о своём муже.

— Да. Но он не хочет покидать дом. Ненавидит переполненные поезда.

— Ты должна его немного омолодить, — рассмеялась Саэко. — Ему ещё слишком рано становиться стариком. В студенческие годы он участвовал в соревнованиях яхтсменов.

Тени от гор вытянулись уже до самого берега моря, и подул холодный ветер. Они отправились в дом, чтобы поздороваться с Нобу, нашли его лежащим на диване в холле и читающим старый роман в дешёвом издании. Он встал, когда увидел их, и приказал:

— Отанэ, принеси кофе.

Затем он достал сигарету, закурил её и повернулся к Саэко с испуганной улыбкой на лице.

— Ты, должно быть, очень занята в эти дни. У меня тоже свои неприятности. Я не могу жить в этом доме на десять тысяч иен.

Нобу родился младшим сыном в аристократической семье, окончил школу пэров и частный университет. Он был красивым молодым человеком и в своё время пользовался огромным успехом среди женщин района Гиндза. Его физическая привлекательность не пострадала и в сорок лет, ибо он продолжал оставаться щёголем, каким он всегда был, и тщательно следил за собой, чтобы продолжать выглядеть молодым.

— Что это за мир. Нанимаешь садовника на два дня, и он обкрадывает тебя на маленькое состояние.

Саэко отвернулась от своего мужа и, улыбнувшись, посмотрела в сторону моря. Корабль, который она видела из сада, уже удалился на большое расстояние, и его цвет претерпел изменения в лучах заходящего солнца.

— Такова сейчас жизнь.

— Ужасный мир. Невозможно куда-нибудь выйти из дома.

— Самое безопасное было бы музицировать вместе с Отанэ. Я сама так и не смогла пока обеспечить себе постоянный доход. Каждый раз, когда я пытаюсь начать какое-либо дело, то сталкиваюсь с таким количеством барьеров и правил, что приходится отказываться от этой идеи. Я всё ещё живу только на мои накопления.

— Почему ты не продашь один из бриллиантов? — Его голос звучал тоном испорченного ребёнка, который она так хорошо знала.

— От них уже ничего не осталось. Из-за налога на имущество и других расходов мне уже пришлось все их продать.

— Я этому не верю. Они ещё где-нибудь остались, не так ли?

— Где-нибудь они ещё есть, но не у меня. Мир изменился, Нобу. Сейчас, если не пошевелиться, то денег и не заработаешь.

— Самым простым, как я думаю, было бы открыть небольшой уютный ресторан. Это как раз для тебя подходит, и ты могла бы найти кого-либо, кто им будет управлять.

— Если я и смогла бы это сделать, то таких посетителей, как вы, больше не существует. И перестаньте жаловаться. Вы всю жизнь делали то, что хотели, и воспринимаете происходящее сейчас как наказание. Вы не настолько плохо живёте. Многие из таких, как вы, бывших завсегдатаев ресторанов, теперь сами пытаются открыть их. Всё перевернулось.

— Хочешь сказать, что я должен радоваться, что мог наслаждаться жизнью, когда всё было дёшево?

На его красивом лице появилась кривая усмешка, но Саэко продолжала холодно смотреть на него.

— Вы, конечно, родились в подходящей семье для выполнения вашего предназначения в жизни — получать удовольствия. Но для таких, как вы, мир изменился, и вы вынуждены сдерживать свои желания. Надо радоваться, что вы можете получать удовольствие от выращивания пионов. Многие аристократические семьи находятся, действительно, в бедственном положении.

Нобу ответил на своём родном токийском диалекте, едва двигая губами:

— Это звучит как божья кара.

— Вы должны выйти из дома и посмотреть, что происходит.

— Я прекрасно знаю, что происходит, и не выходя из дома. Трудно поверить, что люди могут стать такими грязными и грубыми. Ни у кого уже нет хороших манер.

— Конечно, ваши манеры безукоризненны. — Саэко посмотрела на облака над морем, красные в лучах заходящего солнца.

— Если вы не посмотрите, как изменился внешний мир, то так и состаритесь. — Саэко специально выбрала слова, которые, она знала, больше всего ранят её красивого мужа.

— Если торчать дома целыми днями, то можно покрыться плесенью… Посмотрите на Отанэ, как она постарела за последний год. Бедная девушка, в таком возрасте и такая бледная.

— Тем не менее, она очень полезна в эти дни. Её прошлое помогло ей установить хорошие отношения с ростовщиками, — резко сказал Нобу и переменил тему разговора. — Аояма всё время пристаёт ко мне и говорит, что он хочет поговорить с тобой. Я думаю, что он опять в долгах. Его магазин в Сибуя уже не пользуется такой популярностью, как раньше. Он говорит, что даже месячная плата за аренду стала ему в тягость. — Аояма был его старший брат.

— Вот так случается, когда берёшься за дело, в котором ничего не смыслишь. Ваши родственники могут чем-нибудь ему помочь?

— Он говорит, что хочет встретиться с тобой.