[1925]

Два мая*

Сегодня
   забыты
         нагайки полиции.
От флагов
         и небо
           огнем распалится.
Поставить
         улицу —
         она
              от толп
в один
   смерчевой
            развихрится столб.
В Европы
        рванется
         и бешеный раж ее
пойдет
   срывать
      дворцов стоэтажие.
Но нас
   не любовь сковала,
            но мир
рабочих
      к борьбе
         взбарабанили мы.
Еще предстоит —
         атакой взбежа,
восстаньем
      пройти
         по их рубежам.
Их бог,
   как и раньше,
         жирен с лица.
С хвостом
         золотым,
         в копытах тельца̀.
Сидит расфранчен
         и наодеколонен.
Сжирает
      на̀ день
      десять колоний.
Но скоро,
       на радость
         рабам покорным,
забитость
       вырвем
           из сердца
            с корнем.
Но будет —
      круги
         расширяются верно
и Крест —
и Проф-*
           и Коминтерна.
И это будет
последний…*
            а нынче
сердцами
       не нежность,
         а ненависть вынянчим.
Пока
   буржуев
      не выжмем,
            не выжнем —
несись
   по мужицким
         разваленным хижинам,
несись
   по асфальтам,
         греми
            по торцам:
— Война,
        война,
          война дворцам!
А теперь
       картина
             идущего,
вернее,
   летящего
         грядущего.
Нет
       ни зим,
      ни осеней,
         ни шуб…
Май —
   сплошь.
         Ношу
к луне
   и к солнцу
          два ключа.
Хочешь —
          выключь.
         Хочешь —
               включай.
И мы,
          и Марс,
      планеты обе
слетелись
         к бывшей
         пустыне Гоби.
По флоре,
        эту печку
         обвившей,
никто
   не узнает
      пустыни бывшей.
Давно
   пространств
         меж мирами Советы
слетаются
      со скоростью света.
Миллионами
      становятся в ряд
самолеты
        на первомайский парад.
Сотня лет,
          без самого малого,
как сбита
       банда капиталова.
Год за годом
         пройдут лета еще.
Про них
      и не вспомнит
             мир летающий.
И вот начинается
            красный парад,
по тысячам
           стройно
         скользят и парят.
Пустили
      по небу
         красящий газ —
и небо
   флагом
      красное враз.
По радио
        к звездам
         — никак не менее! —
гимны
   труда
      раскатило
             в пение.
И не моргнув
      (приятно и им!)
планеты
      в ответ
          рассылают гимн.
Рядом
   с этой
      воздушной гимнастикой
— сюда
   не нанесть
         бутафорский сор —
солнце
   играм
      один режиссер.
Всё
      для того,
      веселиться чтобы.
Ни ненависти,
         ни тени злобы.
А музыка
        плещется,
         катится,
               льет,
пока
        сигнал
           огласит
         — разлёт! —
И к солнцу
      отряд
         марсианами вскинут.
Купают
   в лучах
         самолетовы спины.

[1925]

Май*

Помню
   старое
      1-ое Мая.
Крался
   тайком
      за последние дома я.
Косил глаза:
где жандарм,
      где казак?
Рабочий
      в кепке,
         в руке —
            перо.
Сходились —
      и дальше,
              буркнув пароль.
За Сокольниками*,
             ворами,
            шайкой,
таились
      самой
         глухой лужайкой.
Спешили
       надежных
         в дозор запречь.
Отмахивали
      наскоро
         негромкую речь.
Рванув
   из-за пазухи
         красное знамя,
шли
       и горсточкой
         блузы за нами.
Хрустнул
        куст
      под лошажьей ногою.
— В тюрьму!
      Под шашки!
            Сквозь свист нагаек! —
Но нас
   безнадежность
         не жала тоской,
мы знали —
      за нами
         мир заводской.
Мы знали —
      прессует
         минута эта
трудящихся,
      нищих
         целого света.
И знал
   знаменосец,
         под шашкой осев,
что кровь его —
          самый
            вернейший посев.
Настанет —
      пришедших не счесть поимённо —
мильонами
           красные
         встанут знамёна!
И выйдут
        в атаку
           веков и эр
несметные силища
         Эс Эс Эс Эр.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: