Гнут
Командав нахмурился.
            Кажется — крышка!
Бросится наш,
      винтами взмашет —
и падает
   мухой,
      сложивши крылышки.
Нашим — плохо.
           Отходят наши.
Работа —
        чистая.
           Сброшена тонна.
Ни увечий,
          ни боли,
         ни раны…
И город
      сметен
         без всякого стона
тонной
   удушливой
         газовой дряни.
Десятки
   столиц
      невидимый выел
никого,
   ничего не щадящий газ.
К самой
   к Москве
           машины передовые
прут,
   как на парад,
         как на показ…
Уже
       надеющихся
           звали вра́лями.
Но летчики,
           долг выполняя свой,
аэропланными
      кольцами —
            спиралями
сгрудились
      по-над самой Москвой.
Расплывшись
      во все
         небесное лоно,
во весь
   непреклонный
         машинный дух,
враг летел,
          наступал неуклонно.
Уже —
   в четырех километрах,
                в двух…
Вспыхивали
      в черных рамках
известия
      неизбежной ясности.
Радио
   громко
трубило:
      — Революция в опасности! —
Скрежещущие звуки
корежили
        и спокойное лицо, —
это
      завинчивала люки
Москва
   подвальных жильцов.
Сверху
   видно:
      мура —
так толпятся;
      а те —
в дирижаблях
      да — на Урал.
Прихватывают
      жен и детей.
Растут,
   размножаются
         в небесном ситце
надвигающиеся
         машины-горошины.
Сейчас закидают!
      Сейчас разразится!
Сейчас
   газобомбы
             обрушатся брошенные.
Ну что ж,
       приготовимся
              к смерти душной.
Нам ли
   клониться,
             пощаду моля?
Напрягшись
      всей
         силищей воздушной,
примолкла
          Советская Земля.
Победа
И вдруг… —
      не верится! —
            будто
               кто-то
машины
      вражьи
          дернул разом.
На удивленье
      полувылезшим
            нашим пилотам,
те скривились
      и грохнулись
            наземь.
Не смея радоваться —
         не подвох ли?
снизились, может,
         землею шествуют? —
моторы
   затараторили,
         заохали,
ринулись
       к месту происшествия.
Снизились,
      к земле приникли…
В яме,
   упавшими развороченной, —
обломки
      алюминия,
         никеля…
Без подвохов.
      Так. Точно.
Летчики вылезли.
         Лбы — складки.
Тысяча вопросов.
         Ответ —
            нем.
И лишь
   под утро
          радио-разгадка:
— Нью-Йорк.
      Всем!
         Всем!
            Всем!
Радио
Рабочих,
      крестьян
         и лётные кадры
приветствуют
      летчики
         первой эскадры.
Пусть
   разиллюминуют
Москву
   в миллион свечей.
С этой минуты
      навек мину́ют
войны.
   Мы —
      эскадра москвичей —
прорвались.
      Нас
         не видели.
Под водой —
      до Америки рейс.
Взлетели.
        Ночью
           громкоговорители
поставили.
          И забасили
         на Нью-Йорк, на весь.
«Рабочие!
        Товарищи и братья!
Скоро ль
      наций
      дурман развеется?!
За какие серебренники,
             по какой плате
вы
     предаете
      нас, европейцев?
Сегодня
      натравливают:
              — Идите!
Европу
   окутайте
         в газовый мор! —
А завтра
      возвратится победитель,
чтоб здесь
   на вас
          навьючить ярмо.
Что вам
   жизнь
      буржуями да́рена?
Жмут
   из вас
      то кровь,
         то пот.
Спаяйтесь
   с нами
           в одну солидарность.
В одну коммуну —
         без рабов,
            без господ!»
Полицейские —
          за лисой лиса —
на аэросипедах…
           Прожѐктора полоса…
Напрасно! —
      Качаясь мерно,
громкоговорители
         раздували голоса
лучших
   ораторов Коминтерна.
Ничего!
   Ни связать,
         ни забрать его —
радио.
Видим,
   у них —
         сумятица.
Вышли рабочие,
          полиция пятится.
А город
   будто
      огни зажег —
разгорается
      за флагом флажок.
Для нас
   приготовленные мины
миллиардерам
      кладут под домины.
Знаменами
          себя
         осеня,
атаковывают
      арсенал.
Совсем как в Москве
         столетья назад
Октябрьская
      разрасталась гроза.
Берут,
   на версты
          гром разбаси́в,
ломают
   замков
      хитроумный массив.
Радиофорт…
      Охраняющий —
            скинут.
Атаковали.
          Взят вполовину.
В другую!
        Схватка,
         с час горяча.
Ухватывают
      какой-то рычаг.
Рванули…
        еще крутнули…
            Мгновение, —
и то чересчур —
          мгновения менее, —
как с тыщи
          струнищ
         оборванный вой!
И тыща
   чудовищ
          легла под Москвой.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: