Радость
В «ура» содрогающимся
              ртам еще
хотелось орать
      и орать до́сыта, —
а уже
   во все небеса
         телеграммищу
вычерчивала
      радиороста:
«Мир!
   Народы
      кончили драться.
Да здравствует
      минута эта!
Великая
   Американская федерация
присоединяется
          к Союзу советов!»
Сомнений —
      ни в ком.
Подпись:
   «Американский ревком».
Возвращение
Утром
   с запада
      появились точки.
Неслись,
       себя
      и марш растя:
«Мы — летчики
          республики
            рабочих и крестьян.
Недаром
      пролетали —
очищен
   небий свод.
Крестьянин!
      Пролетарий!
Снижайте самолет!
Скатились
         вниз
      заводчики,
            по облакам свистя.
Мы летчики —
      республики
            рабочих и крестьян!
Не вступит
      вражья
         конница,
ни птица,
        ни нога.
Наш летчик
   всюду гонится
за силами врага.
Наш флаг
       меж звезд полощется,
рабочью власть растя.
Мы — летчицы,
мы — летчики
      рабочих и крестьян».
II
Будущий быт
Сегодня
Комната —
      это,
         конечно,
            не роща.
В ней
   ни пикников не устраивать,
               ни сражений.
Но все ж
      не по мне —
         проклятая жилплощадь:
при моей,
        при комплекции —
            проживи на сажѐни!
Старики,
      старухи,
           дама с моською,
дети
   без счета —
         вот население.
Не квартира,
      а эскимосское
или киргизское
         копченое селение.
Ребенок —
      это вам не щенок.
Весь день —
      в работе упорной.
То он тебя
         мячиком
         сбивает с ног,
то
    на крючок
      запирает в уборной.
Меж скарбом —
          тропинки,
            крымских окольней.
От шума
      взбесятся
         и самые кроткие.
Весь день —
      звонки,
            как на колокольне.
Гуртом,
   в одиночку,
         протяжные,
               короткие…
И за это
   гнездо —
         между клеток
               и солений,
где негде
       даже
      приткнуть губу,
носишься
        весь день,
         отмахиваясь
            от выселений
мандатом союзным,
         бумажкой КУБу*.
Вернешься
          ночью,
         вымотан в городе.
Морда — в пене, —
         смыть бы ее.
В темноте
         в умывальной
               лупит по морде
кем-то
   талантливо
         развешенное белье.
Бр-р-р-р!
Мутит
   чад кухонный.
         Встаю на корточки.
Тянусь
   с подоконника
         мордой к форточке.
Вижу,
   в небесах —
         возня аэропланова.
Приникаю
         к стеклам,
         в раму вбит.
Вот кто
   должен
      переделать наново
наш
       сардиночный
         унылый быт!
Будет
Год какой-то
      нолями разну̀лится.
Отгремят
       последние
         битвы-грома.
В Москве
       не будет
         ни переулка,
               ни улицы —
одни аэродромы
           да дома.
Темны,
   неясны
      грядущие дни нам.
Но —
   для шутки
изображу
       грядущего гражданина,
проводящего
      одни сутки.
Утро
Восемь.
   Кричит
         радиобудильник вежливый:
«Товарищ —
      вставайте,
             не спите ежели вы!
Завод —
       зовет.
Пока
   будильнику
         приказов нет?
До свидания!
      Привет!»
Спросонок,
      но весь —
         в деловой прыти,
гражданин
          включил
         электросамобритель.
Минута —
          причесан,
         щеки —
            даже
гражданки Милосской
            Венеры глаже.
Воткнул штепсель,
         открыл губы:
электрощетка —
           юрк! —
            и выблестила зубы.
Прислуг — никаких!
         Кнопкой званная,
сама
        под ним
      расплескалась ванная.
Намылила
         вначале —
и пошла:
      скребет и мочалит.
Позвонил —
      гражданину
            под нос
сам
      подносится
      чайный поднос.
Одевается —
      ни пиджаков,
            ни брюк;
рубаха
   номерами
           не жмет узка.
Сразу
   облекается
           от пяток до рук
шелком
   гениально скроенного куска.
В туфли —
      пару ног…
В окно —
         звонок.
Прямо
   к постели
          из небесных лон
впархивает
      крылатый почтальон.
Ни — приказ выселиться,
         ни — с налогом повестка.
Письмо от любимой
         и дружеских несколько.
Вбегает сын,
      здоровяк —
            карапуз.
— До свидания,
          улетаю в вуз.
— А где Ваня?
— Он
   в саду
      порхает с няней.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: