Глядя в окно гостиной, Вера даже не обернулась, чтобы встретить именинницу. Вместо приветствия она тихо промолвила:

– Всегда боялась этого дня.

– Бабуль…

Беляна подошла к бабушке и прильнула к её спине, положив руки на плечи. На столе стояла шкатулка, а рядом графин с водой. "На всякий случай, что ли? Мало ли что оттуда вырвется? – подумала с улыбкой Белка, – Ещё бы топор припасла". Но, заметив рядом пузырёк валерьянки и стакан, устыдилась своих мыслей.

– Открывай, – произнесла Вера Сергеевна и повернулась.

Присев за стол, Беляна развернула шкатулку к себе, повернула ключик и подняла крышку. И что же? Ни чертёнка из табакерки, ни столба пламени, ни Хоттабыча! На дне ларчика мирно покоилось небольшое блюдечко из желтого металла с узорчатым краем. И каким-то сверхъестественным образом сохранившееся в течение семнадцати лет румяное яблочко.

Весьма разочарованная, Беляна развернула короткую записку. Всего несколько фраз, которые, по словам бабули, мама из последних сил успела нацарапать за несколько минут до смерти.

"Милая доченька. На закате Солнца повесь блюдечко на восточную стену. Покати яблочко по часовой стрелке. Выбор за тобой, но сохрани наш Мир в тайне. С любовью, мама".

– Мама…

В носу защипало, а глаза наполнились влагой. Пока девушка оцепенело молчала, Вера Сергеевна решительно прошла к стене напротив окна и сняла с неё картину.

– Уже закат, – твёрдо произнесла она.

Тяжёлое блюдечко неожиданно крепко прилипло к обоям, словно намагниченное. Да и наливное яблочко, освещённое розовым закатным светом, вопреки ньютоновским законам вовсе не собиралось никуда падать. Тем более кому-нибудь на голову. Оно, поддавшись первому же толчку, чинно поплыло, описывая правильный круг по узорчатому краю золотой посудины.

– Тада-тада-дам, тада-дам, тада-дам-там… – чтобы хоть как-то разрядить обстановку, пропела Белка. Она почти знала. А скорее чувствовала, что сейчас произойдёт.

Не тут-то было! Нет, разумеется, в центре блюдечка появилось круглое окошечко, словно телевизор. Но оттуда, вопреки ожиданиям, никто не выглянул. То есть вообще никто! Ни Иван-царевич, ни Волшебная Щука, ни даже прибитый дорожной пылью Колобок явиться не соизволили. На экране – назовём его так – показывали обыкновенную комнату, а скорее горницу. Стол, застеленный вышитой скатертью на деревенский манер. Деревянное окно с лёгкими кружевными занавесками, сквозь которые, повторяя картину за спиной у Веры Сергеевны и Беляны, розовело закатное солнце.

– Тук-тук-тук, – шутливо произнесла Белка.

– Иду-иду! – неожиданно ответил звонкий женский голос с той стороны.

Беляна и Вера одновременно подпрыгнули. Мимо экрана, вероятно, в направлении входной двери, продефилировала стройная молодая женщина с тёмной косой, перекинутой через плечо.

– Кхм, – откашлялась Белка.

– Ой! – вздрогнула женщина.

– Добрый вечер, – вежливо приветствовала её девушка.

Обладательница длинной косы медленно повернулась и уставилась на них с бабушкой. Её глаза изумлённо округлились, будто увидели привидение, а правая рука накрыла рот.

– Лика! – воскликнула женщина, охватив теперь уже обеими ладонями лицо.

– Простите? – не поняла Беляна.

– Ты очень похожа на маму, – тихонько прошептала ей Вера Сергеевна.

– А-а-а, – протянула Белка и, обращаясь к собеседнице за экраном, промолвила, – Извините, но я не Лика. Меня зовут Беляна.

– Силы небесные! – всплеснула руками женщина и опустилась на стул, не спуская взгляда с Белки и Веры за её спиной.

– А я Вера, – представилась бабушка, – Вера Сергеевна.

Женщина непроизвольно кивнула:

– Меня Радмилой зовут, – пришла она, наконец, в себя.

– Очень приятно, – одновременно изрекли бабушка и внучка.

– А где Милолика?

– Милолика – это мама? – переспросила на всякий случай Беляна.

Радмила хлопнула ресницами.

– Извините, но мама умерла семнадцать лет назад.

На глаза Белки навернулись слёзы. Ох, и день рождения!

Женщина по ту сторону экрана закрыла ладонями лицо, опустив голову, и начала раскачиваться со стороны в сторону. Её плечи подрагивали в такт тихому причитанию, смысл которого был понятен и так.

Наконец она подняла лицо, мокрое от слёз, и промолвила, вздохнув:

– Я так и думала. Но всё-таки надеялась, – она проморгалась, спустив по щекам ещё пару слезинок, – А ты, значит, Белянушка.

Радмила подошла ближе к экрану и посмотрела на Белку с такой нежностью, будто хотела запомнить каждую её ресничку, обнять каждую чёрточку. Белка тоже внезапно почувствовала теплоту к этой незнакомой, странной женщине.

– Простите, а кто Вы маме? – несмело спросила девушка, – Сестра?

Радмила задорно усмехнулась:

– А что, разве похожа? – спросила любезно, – Нет, Белянушка, я ей не сестра, скорей, подруга. Близкая подруга, подчас, больше, чем сестра.

– Расскажите о моей маме, пожалуйста, – попросила Белка.

– Расскажу, милая. Конечно, расскажу. Вот только солнышко скоро сядет. Связь, если не ошибаюсь, прервётся и зерцальник погаснет. Жду вас обеих завтра, в то же время.

– Зерцальник?

– Ну да, золотое блюдечко – наливное яблочко мы коротко зерцальником называем. Или вещальником – кому как нравится.

– Скажите хоть, где Вы находитесь? Может, я приеду к Вам завтра? – спросила Белка, недоумевая, зачем ждать ещё целые сутки.

Но Радмила вдруг звонко рассмеялась, слегка запрокинув голову, и ласково промолвила в ответ:

– Не сможешь ты ко мне приехать, деточка. Потерпи до завтра, хорошо? Я догадываюсь, где тебя Милолика спрятала. А вот тебе, милая, придётся о многом узнать. До завтра, Верочка…

Последние слова маминой подруги Белка и Вера Сергеевна едва расслышали через резко потемневший экран. Солнце село, а вместе с ним погасло золотое блюдечко, которое, как выяснилось, называется зерцальником.

– Тортика? – предложила Вера, когда Беляна понуро отошла с яблоком в ладони от блюдца, которое теперь вовсе не походило на нечто волшебное.

– Только не тортика! – в ужасе воскликнула девушка, сразу приходя в себя, – Во мне сидит тонна мороженого! На всю жизнь наелась! Просто чаю. Черного. Крепкого. Можно колбаски, – добавила она, улыбаясь.