Она вновь замолчала и постаралась грозно посмотреть в камеру, словно перед ней враг:

– Неповиновение моим приказам будет караться максимально суровым наказанием. От всех граждан требуется содействие восстановлению закона и порядка. Дальнейшие обращения последуют по мере необходимости. Это была Кэролайн, леди Сула. Конец обращения.

"Мы поставим вас на место", – подумала Сула и с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться, пока изображение вновь не перевели на диктора-даймонга.

Наксиды в других частях планеты, вероятно, позаботятся о том, чтобы в их районе передача не транслировалась, поэтому Сула и ее команда стремились распространить информацию сразу как можно шире.

Дикторам и работникам министерства приказали регулярно вставлять обращение в эфир, вместе с выпусками новостей и комментариями, благоприятными с точки зрения лоялистов. В учреждении служили настоящие профессионалы, годами подстраивавшиеся под разные требования, поэтому они на лету поняли свои задачи. Группы операторов отправились снимать бойцов у различных правительственных построек и памятников, а также внутри Дворца Парламента и в здании Штаба.

Сула понимала, что для достоверности не помешает показать, что леди Кушдай действительно сдалась ей в плен. Было приказано привести пожилую наксидку из залитого кровью внутреннего двора Дворца, куда согнали пленных, на трибуну в Зале собраний. За спиной Сулы было огромное окно с видом на Нижний город, над которым поднимались столбы дыма от пожаров, устроенных в ответ на призыв "Сопротивления" к саботажу.

Леди Кушдай под конвоем поднялась на трибуну, и ей вручили официальный акт о капитуляции, написанный Сулой за несколько минут до этого.

– И не сверкайте чешуей, – предупредила Сула. Малопонятные остальным красные вспышки могли быть сигналом для наксидов. Кушдай повиновалась и нацарапала свое имя на бумаге, положенной Сулой на стол одного из парламентариев.

Леди Кушдай подняла красно-черные глаза.

– Надеюсь, вы предоставите мне всё нужное для самоубийства, – сказала она Суле.

– Не надейтесь. Мы вас слишком ценим.

Сула подозревала, что в самоубийстве леди Кушдай проявит оригинальность большую, чем во всех своих распоряжениях во главе правительства.

Она взяла ручку и подписалась одним словом "Сула".

На подписании присутствовала съемочная группа из Министерства мудрости, и его тут же показали по всем каналам, попутно зачитав текст акта, призывающий наксидов по всей Империи к безоговорочной капитуляции.

Суле пришло в голову, что такое требование искушает судьбу, но решила, что попытка не пытка.

Она разместила штаб в Министерстве мудрости. В отличие от Штаба Флота, где служили только наксиды, теперь арестованные или убитые, в министерстве было телевизионное оборудование и персонал, умеющий с ним обращаться. Она как раз направлялась туда, когда на западе раздался очередной взрыв.

Спенс у "Имперского" и Жюльен у фуникулера сообщили о том, что происходит. Наксиды попытались прорваться от отеля к подъемнику, а силы на нижней станции поддержали выступление. Сула послала туда подкрепление, но нужда в нем уже отпала. Хотя обе атаки были решительны, наксидов разбили наголову.

Сулу поражала та настойчивость, с какой мятежники безрезультатно штурмовали фуникулер. Наверное, выполняют чей-то приказ: командование, запертое в "Имперском", требует немедленных действий и не собирается терпеть промедления и отговорок.

Раз так, Суле следует благодарить наксидских офицеров, не дающих своим солдатам времени, чтобы придумать что-то поумнее.

– Комм: Ветру. Где Казимир? – спросила она Жульена после того, как бой затих. – Всё еще вколачивает азы дисциплины в тех вояк? Комм: отправка.

Молчание было таким долгим, что у Сулы по позвоночнику пробежал холодок.

– Прости, Гредель, – наконец пришел ответ. – Он заставил меня пообещать, что не расскажу ничего до самой победы. Кажется, мы уже победили, ведь так?

И опять тишина. Сула почувствовала, как глубоко в груди растет крик, вопль боли и ярости, который она сдержала только потому, что не была уверена, что Жюльен сейчас скажет именно то, чего она боится.

– Утром Казимира ранили, – продолжил он. – Огнем из отелей внизу. Мы отправили его в госпиталь. Он был в сознании, мы разговаривали, и, как я уже сказал, он взял с меня обещание… Не хотел, чтобы ты отвлекалась среди боя.

– Мне нужна машина, – закричала Сула. – Прямо сейчас!

Вокруг засуетились.

Она ответила Жюльену, используя протокол связи:

– Комм: Ветру. В каком он госпитале? Были новости? Комм: отправка.

– Я послал с ним двоих парней, – ответил Жюльен. – Один вернулся и сказал, что врачи им занимаются и всё вроде в порядке. Второй еще там. Я ему позвоню и свяжусь с тобой, как только что-то выясню.

Сула оставила Макнамару в штабе за главного, решать все возникающие вопросы. Скачок отвез ее и пару раненых бойцов в госпиталь. Колеса поднимали удушливые облака пыли, наполнившей улицы после взрыва "Великого Предназначения". Еще до своего прибытия на место, Сула узнала, в какую палату положили Казимира, что его прооперировали и он жив. Доложили, что раны неопасны и он спокойно лежит в постели.

В госпитале творился кошмар. Под сводчатыми потолками, украшенными мозаиками, на которых доктора летели на помощь изящно страдающим гражданам, толпились сотни раненых, в основном жителей Верхнего города, попавших под перекрестный огонь. Они ожидали своей очереди, потому что бойцы подпольной армии, угрожая оружием, проходили к врачу первыми. Перед зданием больницы были свалены в кучу тела наксидов, по большей части представителей сил безопасности, пришедших сюда за помощью, но попавших под горячую руку лоялистам. Среди мертвецов попадались и медики, тем или иным образом не угодившие бойцам, а также гражданские, оказавшиеся в не том месте.

Сам факт столкновения с подобным, когда ей некогда этим заниматься, привел Сулу в ярость. Выходя из грузовика Скачка, она прорычала несколько грозных приказов, потребовав, чтобы все командиры подразделений собрались в палате Казимира.

Госпиталь пропах кровью, страхом и отчаянием. В коридорах лежал толстый слой рыжей пыли, не убранной после взрыва "Великого Предназначения". Бойцы слонялись по больнице, размахивая оружием и бесцеремонно вмешиваясь в работу медиков. Сула шла вперед, вокруг стонали, кричали и звали на помощь раненые. Она спешила, представляя, что и Казимир лежит на полу в пыльной комнате, залитой кровью.

Она с облегчением вздохнула, когда увидела, что он, как и докладывали, в постели в одной из палат. Он бодрствовал, и Сула слышала его хрипловатый бас в непрекращающемся гуле голосов раненых.

Она бросилась к нему. Плечо и грудь Казимира оказались перебинтованы, бледно-голубая простыня закрывала его до пояса. Ему поставили капельницу. Палата была переполнена, и его койку буквально втиснули внутрь. Но для многих раненых не нашлось даже кровати, они лежали на брошенных на пол подушках и тонких матрасах. В изголовье койки стоял телохранитель Казимира, один из его торминелов, с винтовкой у бедра и невозмутимым мохнатым лицом.

Казимир посмотрел на приближающуюся Сулу, в темных глазах появилось удивление и усталая радость. Сула прижалась к нему и поцеловала в щеку, почувствовав холод. Потом отодвинулась и еще раз дотронулась до нее, ощутив щетину под кончиками пальцев.

Взгляд Казимира был мрачен, хотя на губах оставалась тень улыбки.

– Думал, больше тебя не увижу, – пророкотал он. – Я составляю завещание.

– К-к-как? – Слово застряло в ее горле.

– Оставляю всё тебе. Пытаюсь припомнить пароли от спрятанных сейфов.

Она коснулась его груди, его руки. Он был бескровным и холодным. Сула посмотрела на торминела:

– Почему он так говорит?

Торминел неуверенно ответил:

– Доктор сказал, всё будет в порядке. Сказал, что раны легкие и он вытащил все осколки. Но шеф думает, что умирает, и я записываю его завещание на коммуникатор. – Он равнодушно махнул рукой. – Я имею в виду, почему нет? Сам же потом и посмеется.