И вот в середине поведанной великой княгиней Анастасией истории о гигантском светящемся колесе, которое команда шведского рыболовного судна видела в Атлантическом океане не далее как в прошлом году, за плечом ее Высочества Эшер заметил знакомое лицо.

Берлин.

Его словно окатило ледяной водой.

Я видел этого человека в Берлине…

Рисслер, вот как его звали. Молодой мужчина, высокий, сутулый, какой-то бесцветный, с назойливо-недовольным выражением голубых глаз… Поза и насмешливое выражение лица — вот что в первую очередь привлекло внимание Эшера и всколыхнуло его память. Он не раз видел, как Рисслер входил в здание Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе или выходил оттуда; клерк, услужливо подсказала память. Его имя Эшер узнал только потому, что старался запоминать имена и лица всех, кто был связан с дипломатической службой. На всякий случай.

Эшер извинился перед великой княгиней и последовал за худой поникшей фигурой немецкого клерка, пробиравшегося по залу с блюдцем икры и треугольных гренков в одной руке и бокалом шампанского в другой.

Первое задание заграницей? Он не принадлежал к числу тех, кого отправляют выслеживать иностранных агентов, по крайней мере, так было в 1896. Да и теперь он двигался и вел себя в манере, не свойственной опытным агентам, к тому же даже не попытался изменить внешность и по-прежнему щеголял жиденькими бачками и обвисшими усами. Неужели эти идиоты с Вильгельмштрассе в самом деле думают, что никто не обращает внимания на то, как выглядят их младшие клерки?

Должно быть, задание было таким, что только он и мог его выполнить. Возможно, он единственный говорил по-русски или знал, что такое звездное желе.

В толпе сплетников и кокетничающих болтунов, медленно двигавшейся вдоль стен зала и среди вычурных колонн, Эшер без труда шел следом за немцем, не попадаясь тому на глаза.

— Дорогой месье Пламмер, — гибкая рука в лайковой перчатке, застегнутой на восемнадцать пуговиц, ухватила его за локоть. — Я хотела бы представить вас одной из самых преданных искательниц истины! Мадам Анна Вырубова, месье Пламмер из Чикаго…

Эшер склонился перед второй великой княгиней (Милица Николаевна носила изумруды, в то время как Анастасию Николаевну украшали рубины) и перед круглолицей полной блондинкой, которую та тянула за собой. Глазами он проводил удаляющиеся бачки. По счастью, Рисслер — или как там он представился — отличался высоким ростом…

— Чикаго, — взвизгнула мадам Вырубова, в экстазе сжимая пухлые ручки. — Из самих Соединенных Штатов!

Подобно восторженной школьнице, она стиснула пальцы Эшера.

— Как вам Петербург, дорогой месье?

— Прошу простить меня, Ваше Высочество, — произнес Эшер с поклоном, не отрывая взгляда от Рисслера, который добрался до своей цели: крепко сложенного красивого мужчины, в чьих темных волосах и коротко подстриженной бородке поблескивала седина. — Не могли бы вы назвать мне имя того джентльмена? Того самого, которому его зловещий помощник только что передал бокал шампанского?

Обе женщины посмотрели в ту сторону.

— Ах, дорогой мистер Пламмер! — мадам Вырубова широко улыбнулась. — Это доктор Бенедикт Тайсс! Вы и в самом деле обладаете вторым зрением! «Зловещий помощник» — именно так я назвала бы месье Текселя! Потому что по его глазам — по его пугающим, бегающим глазам — любой поймет, что он ни в малейшей степени не верит в теории милейшего доктора Тайсса о потаенных силах Мировой Души…

— Он немец, — пренебрежительно заметила княгиня, тем самым избавив Эшера от необходимости тайком свериться с присланным Лидией списком имен. В любом случае, он четко помнил весь перечень, а также и адрес — Большой Сампсониевский проспект, главная артерия Выборгской стороны.

— Милица, прошу вас, не надо говорить о немцах таким невозможно высокомерным тоном! Доктор Тайсс немец, и его разум полностью открыт влиянию Незримого мира. Благородный изгнанник, месье Пламмер, — вздохнула маленькая женщина. — Поистине печальная судьба. Я готова разрыдаться, стоит мне только подумать об этом… Впрочем, меня легко растрогать до слез, мистер Пламмер. Мои друзья говорят, что я слишком чувствительна. Когда этот злодей Бисмарк присоединил его страну к своей ужасной Германской Империи, доктор был совсем молод… Он бежал, не желая подчиняться власти Берлина, и так и не вернулся обратно. Но Бавария до сих пор сохранила независимость, Милица! Так что доктор Тайсс не совсем немец! Знаете, он так добр, — добавила она, поворачиваясь к Эшеру и снова хватая того за руку. — Он помогает беднякам из трущоб!

— В самом деле, — великая княгиня снисходительно улыбнулась, соглашаясь забыть о нелюбви к родине доктора. — Желаете, чтобы я представила вас, месье Пламмер? Боюсь, вы решите, что Аннушка преувеличивает его веру. Бенедикт увлекается фольклором, но мне он кажется невозможным скептиком. Эти ученые! Они не могут верить так, как следовало бы, с непосредственностью ребенка… Возможно, впрочем, что чрезмерное развитие черепно-мозговых нервов лишает их Истинного Зрения… Или же лечебница поглощает все его время и силы. Как выразилась Аннушка, это печально.

— Почту за честь, — ответил Эшер. — Всегда готов выслушать скептика — любой аргумент, не выдерживающий двусторонней критики, вызывает у меня сомнения.

— В точности мои слова! — торжествующе воскликнула Анна, подпрыгивая в нетерпении, как маленькая девочка. — Нужно сохранять разум открытым… О, прошу простить нас, месье, но я вижу, что нас ждет генерал Салтыков-Щеренский… Мы вернемся…

Эшер, который не раз бывал на дипломатических приемах и знал, что хозяйка бала не может пройти и десяти футов без того, чтобы ее не прервали и не отвлекли, затерялся в толпе.

— Доктор Бенедикт Тайсс, — как только Эшер шагнул в нишу, образованную выстроившимися вдоль стен позолоченными колоннами, рядом с ним возник Исидро. — Насколько я могу судить, он единственный из списка миссис Эшер, кто присутствует на сегодняшнем балу.

— Возможно, остальные благотворительные лечебницы не нуждаются в пожертвованиях, — Эшер слегка наклонил голову, чтобы заглянуть за колонну и посмотреть на изгнанника-баварца. — Его спутник был клерком немецкой дипломатической службы в Берлине.

— В самом деле? — вампир разглядывал доктора и его помощника с выражением змеи, изучающей сверчков. — Пожалуй, нам стоит посетить их лечебницу, чтобы своими глазами увидеть все, что только можно. Вы подойдете к нему?

— Не сегодня, — сказал Эшер. — Прежде чем дать ему рассмотреть и запомнить меня, я хочу узнать, что о нем известно Разумовскому, а также одному моему товарищу по Департаменту, который сейчас живет в Петербурге.

— Тогда я подожду вас снаружи. Не знаю, он ли тот человек, которого видела Ирэн, но вероятность того, что вы повстречаете здесь двух немецких ученых в обществе агентов Auswärtiges Amt, составляет девятьсот пятьдесят тысяч к одному.

— Я собираюсь пожелать спокойной ночи князю Разумовскому.

— Он сейчас увлечен одной прекрасной баронессой, но поступайте как хотите. Сомневаюсь, что он заметит ваше исчезновение.

Исидро ушел. Эшер огляделся в поисках князя — который в противоположном конце зала и в самом деле был занят тем, что у другого человека выглядело бы как предложение руки и сердца стройной смуглой женщине в ярко-розовом платье, — и двинулся было в их направлении, когда кто-то положил руку ему на плечо.

Приближающегося человека Эшер почуял еще до того, как тот остановил его; вздрогнув, он повернулся и с трудом подавил отвращение. Этот мужчина выделялся даже на фоне редких нерях, которых можно обнаружить в любом многолюдном собрании — а Эшер прекрасно знал, что принадлежность к аристократии не спасает от подобного рода чудаковатостей. Он носил «народный» костюм из дорогого шелка, но ухватившая Эшера рука была грязной, ногти — длинными и обломанными, а лицо незнакомца — широким лицом крестьянина.

Если бы не глаза.

— Кто это? — грубый крестьянский говор посреди великосветского бала казался таким же пугающим, как и исходивший от мужчины удушливый запах. — С кем ты говорил?