«Гой еси, Владимер-князь,
Не надо мне эти луки богатырския,
Есть у меня лучонко волокитной,
С которым я езжу по чисту полю»
[55]
.
Как показывают памятники русской письменности, в глаголе волочитисяили волочитьсяв ряду с иными уживались значения «идти, брести» или «ехать», вообще «передвигаться» или «тащиться», унаследованные из более древней эпохи, когда усовершенствованным видом передвижения являлось волочение — тащились на волокушах. Волокуша представляла собой повозку без колес и полозьев из двух волочащихся по земле жердей. Волочение подобного рода, когда люди волочились или когда их везли — волочили, и называлось волокитой. Конечно, такое передвижение было очень медленным. И в наше время глаголу волочитьсяне чуждо значение «передвигаться, ползти медленно, с трудом», но в применении к людям оно не главное и преимущественно переносное, тогда как в далекую эпоху, передвигаясь в примитивных повозках, люди действительно волочилисьв прямом значении этого слова. Потом ездили на санях и на телегах, а говорили по-прежнему— волочились, плыли на лодках — волочились, брели пешком — тоже волочились. Об этом узнаем из памятников письменности. «В прошлых, государь, годех, — писали мастера серебряного дела, — волочились мы, холопи твои, во многие городы, своею охотою, для сыску всяких руд, своими харчами... и никаких руд истинных не сыскали» [56]. Об одном челобитчике с Двины, с Севера, говорилось, что он «волочился к Москве трижды; и против де того ево челобитья даны ему наших великих государей три грамоты, велено де теми местами владеть ему Федьке» [57]. Соотнесенность волокитыс глаголом волочитьсяв смысле «передвигать(ся)» или «тащить(ся)» наглядно обнаруживается в следующих текстах: «...поденной корм в Приказе Мастерские полаты нам холопем твоим не дают и волочимся мы холопи твои за тем кормом четвертой месяц, и твоего великого государя хамовного (ткацкого. — С. К.) дела за тою многою волокитою отбыли и помираем мы голодною смертью» [58]; о волокитекак дальнем походе в Крым упоминается в пожаловании духовенству «за крымскую службу и за дальнею волокиту.. . по байбереку человеку московского дела, мерою по 10 аршин» [59]. Платили за дорожную волокиту: «Дано слугам за дорожную волокиду сем рублев 3 алтына 2 ден(ь)ги» (ЛОИИ, Акты Тихвинского монаст., карт. 414). Речь идет об издержках, расходах во время пути. Когда волокитой называли любые способы передвижения, по значению соотносились с этим словом и глаголы ездитьи ходить: «...у нас, государь, у сирот твоих, в подводах ездячи и ходячи, голодною смертью и нужною с волокиты лошаденка помирают» [60].
Дорожные условия были нелегкие, иногда и довольно тяжелые. Волокита, была ли она ездой или пешим волочением, являлась нередко тягостным, изнурительным путешествием. Можно думать, уже и тогда употребление слова волокитаявственно окрашивалось отрицательной эмоцией. Едва ли менее изнурительной волокитой было и хождение по приказным учреждениям, связанное с хлопотами по тем или иным делам. Приказные — дьяки и подьячие — «волочили» просителей не спроста: проволочками в решении дел они вымогали у них взятки, называвшиеся тогда почестямиили гостинцами. Не случайно в народе взяточника обзывали приказным крючкомили приказною строкой. Особенно часто обращались в приказы за решением спорных, судебных дел. Вымогание почестей и гостинцев было повальным бедствием. Недаром в поговорке брюхо сравнивали с судьей: «Брюхо что неправеднои судья и молча просит» [61]. Иногда и тяжущиеся стороны стремились друг друга «волокитою изволочить и изубыточить». Неудивительно, что слово волокитапостепенно наполнялось новым содержанием, приобретало значение «проволочка». Это развивающееся значение долгое время уживалось в слове с его первичным значением. Сооружение больших дорог, введение регулярных сообщений, в частности почтовых, появление железных путей изменяло характер передвижения, делало его непохожим на волочение. А потому и слово волокитав смысле «передвижение» постепенно выпадало из употребления. Разрастание в послепетровской России чиновничьего аппарата с его «волокитными» традициями благоприятствовало усилению в слове волокитавторичного значения. Однако прошло немало времени, прежде чем последнее утвердилось в слове волокитав качестве единственного. Заметим: это единственное значение далеко не сразу обрело тот семантический объем, который для него характерен в современном языке.
На рубеже XVIII—XIX вв. под волокитойеще понималась не вообще любая проволочка в исполнении любого дела, а только «продолжение, протяжка тяжебного дела» (Слов. Акад. 1806).
В украинском языке волокита (проволочка) известна как тяганина— от тягати«волочить»; в белорусском соответственно— цяганинаи цягаць. Как видим, несходные наименования одного и того же понятия, с одной стороны, в русском языке, с другой — в украинском и белорусском образованы одним способом, по одной модели. Можно было бы сопоставить и польские факты zwloczenie «волокита» и zwlekac ze sprawa «оттягивать дело», чешские protahovani «волокита» и protahovati «тянуть (дело)». Все эти случаи показывают, что родство языков заключается не только в известной общности их словарного состава, но и в общих закономерностях их словообразования.
Того, кто медлит с исполнением дела, допускает в нем проволочку, обзывают волокитчиком. Образование это сравнительно новое и является соотносительным со словом волокита, но только взятым исключительно в его позднем значении. В древнерусском языке такого образования не существовало, и на это была своя причина: в то время слово волокитаобладало более широкою семантикой и его вторичное значение все еще продолжало сохранять ощутимые связи с первичным.
В нашем, Советском государстве любым проявлениям волокиты объявлена война. Мы пользуемся словом волокитчиккак резкой, осуждающей характеристикой ее носителей.
И спутники и не спутники
С незапамятных времен люди делали метки на деревьях, когда пытались обозначить путь, пролагаемый в лесу. Восточные славяне топором или режущим орудием высекали на деревьях зарубки — рубежи. Рубежами, порой в комбинации с другими высеченными знаками, обозначали и пределы угодий, владений. Подобные знаки, по-древнему знамена, наносили и на деревья, в дуплах которых водились пчелы. Так означали принадлежность деревьев определенным владельцам. Колода для пчел у наших предков называлась бортью, а потому и деревья с пчелами и занятые ими угодья, как тогда говорили — ухожья, носили название бортных. Изображения и бортных и других владельческих знамен встречаем в писцовых книгах и иных старинных текстах. Они дают наглядное представление и о виде рубежей и об их расположении: «знамя три рубежи
