Ольга не могла, конечно, знать точно, правильно ли они идут. Но душой чувствовала; да, правильно! И с некоторых пор стала двигаться совсем медленно, вообще не шевеля ногами, только слегка отталкиваясь палками и таким образом производя минимальный шум. Она искала глазами валун. Однако ничего похожего нигде в поле зрения не было!

Хм... Может, Робин Гуд придумал что-нибудь похитрее?

Но оказалось, ничего похитрее он не придумывал... Практически одновременно Ольга увидела поляну и большой снежный... шар на ней. Из таких примерно шаров лепят снежных баб.. Только этот шар был значительно крупнее «снеж-нобабских». Ну, это понятно — его же делали для заметности.

Ольга замерла, и сейчас же Олег остановился. Вместе, в четыре глаза, они стали осматривать поляну и ее «окрестности». Удобство их позиции заключалось в том, что они стояли на некотором возвышении — холм, не холм, а так себе — некая земляная волна. Близнецы как раз находились на ее гребне, за сосенками, которые, как известно, любят расти именно на местах, что повыше — тут они особенно пушисты. То есть деревья отлично прятали сыщиков.

И через какое-то время они увидели то, а вернее, того, кого искали. Вон он стоит, голубь сизокрылый! Притаился, спрятался..'. Но от направления со стороны камня-собаки, а ведь двойняшки вышли почти с противоположного края.

Это был один из робин-гудской свиты, по фамилии Синцов. А звали, кажется, Вадим. Он не учился в их классе, вообще был, кажется, из какого-то шестого, а не седьмого. Ольга его просто видела рядом с Робин Гудом и случайно услышала имя... Таким образом, приходилось признать, что она Робином интересовалась. Так подумала Ольга, и ей стало досадно!

Может быть, именно поэтому она и придумала свой хитрый план. Вот что они сделали... Только прежде надо сказать: когда речь идет о двойняшках, то само собой имеется в виду, что они очень похожи. Но сказать так об Ольге и Олеге — это значило не сказать ничего. Они были просто как две капли воды и даже более — как какие-нибудь две молекулы... хотя толком эти самые молекулы пока никто рассмотреть не смог.

Ольга прошептала брату лить три-четыре слова, и тот все понял. Тихо поехал назад, а потом налево, налево, налево, чтобы выйти Синцову теперь уже точно в тыл. Ольга же постояла еще минут пять, а потом направилась на поляну. И тут надо заметить, что в поведении ее неуловимо что-то изменилось.

Она больше не была... девочкой!

Да, точнс! Если б какой-нибудь известный режиссер увидел сейчас Ольгу, то непременно пригласил бы ее сниматься в своем новом фильме. Это просто удивительно, как за одну секунду она сумела перевоплотиться в мальчишку... Собственно, в Олежку: та же решительность в каждом движении, какой-то лихой напор. Она и ехала, и толкалась палками не так, как несколько минут назад, а по-другому, по-олеговски.

Может, кто-то и заметил бы разницу — потому что Ольга невольно слегка подтрунивала над Олежкиной манерой быть всегда и везде юным «русским богатырем». Но Синцов таких тонкостей заприметить, конечно, не мог. Он спокойно наблюдал за «Олегом», понимая, что задание, данное ему Робин Гудом, выполнено успешно.

А якобы Олег постоял возле снежного комка, ни с того ни с сего рубанул его палкой, потом еще и еще раз. Тут Синцов забеспокоился: во время этой «рубки» могла пропасть в снегу его записка с приказом, как Олегу надо действовать дальше. Но этот глупый тип словно специально не желал замечать записки, а потом ни с того ни с сего вдруг уселся на снежный шар — прямо на то место, где и лежала записка!

Вот болван!

А ведь Робину после не объяснишь, что он, Синцов, тут ни при чем, а во всем виноват этот олух царя небесного!

Именно в этот момент дозорный почувство-валу себя между лопатками нож. Иголос... Олега проговорил:

— Стоять! Не двигаться... Так или иначе, тебя ожидает смерть! Но ценою правды ты можешь купить себе смерть легкую!

И потом еще что-то из репертуара злодея в средневековых телесериалах. И потом, естественно, смех — безжалостный и немного высокомерный, потому что они все-таки обдурили этого типа.

Но и Синцов оказался не так прост. Он вдруг прыгнул вперед, сделал длинный кувырок... Олег не стал за ним бросаться — куда он денется, этот малолетка, этот явный небоксер по сравнению с таким чемпионом, как он, Олег Серегин!

Однако случилось непредвиденное.

Увы, не проходят даром ни высокомерный смех, ни обзывание, хотя бы и про себя, человека малолеткой. Синцов выхватил из-за пазухи рогатку — что ж, вполне современная замена средневекового лука:

Стоять! Стреляю без предупреждения!

Да брось ты... — начал Олег.

Но шутки с этим робин-гудовским солдатом оказались плохи! Едва Олег сделал шаг, вязаная шапочка с помпоном слетела у него с головы, сшибленная стальным шариком, пущенным из рогатки... 0-го-го1 Если б такой шарик попал Олегу в лоб... никто б не позавидовал, честное слово! И смелый воин невольно остановился. А Синцов, этот, в общем-то, хиляк, вскочил на свои хлипкие ноги... Но взгляд у него при этом был решительный и суровый:

—Стоять! — процедил он сквозь зубы. — Иначе башку расшибу...

Нет и еще раз нет: Олег далеко не был трусом. Напротив, он был очень смелым человеком. Таким уж, наверное, родился. Но,' кроме того, Олег еще и воспитывал в себе это чувство, потому что втайне гордился им и считал — справедливо, я думаю! — данную черту характера одной из самых главных у мужчины. Однако именно как человек смелый он мог хладнокровно оценить ситуацию. И сейчас Олег понимал: Синцов выстрелит, это точно! Для него самое главное — выполнить приказ дорогого Робин Гуда... поэтому Олег сжал зубы и остановился.

— Слушай меня дальше, — все тем же стальным голосом продолжал Синцов. — Сейчас ты пойдешь к тому шару, где стоит... твоя сестра. Вы возьмете мою инструкцию и...

Но ничего более он сказать не успел.

Между прочим, сам виноват! Чем упиваться своей победой, ему бы лучше следить за Олеж-киным лицом. Особенно — за его глазами, потому что они смотрели не на Синцова, а куда-то сквозь него.

Они смотрели на Ольгу, на его потрясающую сестричку, которая наклонилась, слепила два крепких снежка, совершенно бесшумно сделала три шага вперед... ей, конечно, хотелось бы еще немного сократить дистанцию, но это было уже рискованно. Подняла левую руку, показала три пальца. Это, как догадался Олег, означало, что она будет бить на счет «три».

Загнула один' палец, второй, третий. И тут же изо всей силы швырнула снежок Синцову в спину. И не думайте, что получить с семи-вось-ми шагов ледяным снежком — это не больно. Это больно и даже очень! В ярости Синцов повернулся к своей врагине. Взвизгнув, стальная бледная молния полетела в Ольгу. Причем Синцов хотел попасть ей куда-нибудь в лицо — чтобы, гадина такая, на всю жизнь запомнила, как шутить с таким парнем!

Он выстрелил точно, однако стальная пуля пробила лишь пустоту, потому что... едва снежок разлетелся в брызги о сутуловатую синцовскую спину, Ольга сделала длиннющий прыжок в сторону и ушла с головой в снег. И она сделала правильно, потому что... «от первого выстрела тебе, дрянь, уйти удалось, но от второго...»

Ольга отлично видела, с какой скоростью Синцов перезаряжает свое оружие! Поэтому и решила: пули, так или иначе, не избежать, но хотя бы не в голову, не в лицо.

Однако тут уж действовал Олег. Раздосадованный Синцов успел перезарядить рогатку, но выстрелить не успел, потому что на плечи ему обрушилась лавина. Это Олег в один шаг и в один прыжок накрыл его. Куда там хилому стрелку устоять против такого натиска. Он надломился буквально, как хрупкий тополек из сказки.

Олег же довольно беспощадно вдавил его физиономию в снег:

Ну? Будешь отвечать на вопросы?!

На какие еще, на фиг, вопросы? — отплевываясь от снега, вопил Синцов.

Даже представить себе было невозможно, что столь тщедушное тельце мбжет произвести такой рев. Именно это сказала Ольга с подчеркнутым презрением.