— Смотри, дед, — сказал ему на прощание Шмарин, — если что не так… Проверю.

— Проверяй, сынок, — обреченно ответил Синицын, — все так. Ложь — грех. А в моем возрасте лишние грехи — сам знаешь…

От Синицына Шмарин ушел в самом дурном расположении духа. Мечты о заморских островах с пальмами, которые он вынашивал последние несколько месяцев, рухнули. Жизнь как-то сразу померкла и потеряла смысл.

В городе у него на каждом углу норовили проверить документы. Менты с автоматами попадались ему в каждом тихом дворике. Нужно было валить куда-нибудь подальше. Он выбрал кабак на окраине, который работал всю ночь, и окопался там. Всю ночь пил и думал, что делать дальше. К утру, расплачиваясь, полез за деньгами в сумку и вместе с купюрами выудил из кармашка бумагу. Посмотрел удивленно, но тут же вспомнил — Галина сказала, что сунула ему адресок. Вот кто может приютить на первых порах. Переть на вокзал он не отважился. Вышел на трассу и поднял руку…

В ресторане Галина болтала без умолку. Казалось невероятным, что, просидев в отдельной палате около месяца, ей еще есть чем поделиться и что рассказать. Хотя возможно, все объяснялось проще. Она много раз говорила ему, что не собирается посвящать Лию в их планы. И теперь пыталась стушевать то впечатление, которое произвел на девчонку его неудачный тост.

В разгар застолья, когда им, наконец, подали горячее, в сумочке у Галины запиликал телефон.

— Я слушаю. Павел? Ты?

20 декабря 2000 года

Голос Павла Антоновича звучал сипло, говорил он словно через силу. «Похоже, с диагнозом врачи не ошиблись…» — подумала Галина.

— Галя, мне нужна твоя помощь. Больше мне обратиться, ты сама понимаешь, — не к кому.

— Паша, ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — в голосе Галины зазвучали нотки почти материнской нежности.

— Мне нужно, чтобы ты приехала.

— Конечно. Когда?

Галина старалась говорить спокойно, но сердце в груди колотилось так, что казалось, он там, в Москве, слышит его стук.

— Завтра.

— Хорошо. Постараюсь взять билет на ночной поезд. В крайнем случае — прилечу во второй половине дня самолетом.

— Нет. Мне нужно, чтобы ты была здесь утром. Во второй половине дня банки не работают.

— Хорошо. Как скажешь.

— Ну, жду тебя с нетерпением.

— До завтра.

Галина оторвалась от телефона и невидящим взглядом посмотрела вокруг. Кажется, судьба меняется в самую лучшую сторону. И как неожиданно! И самое главное — как удачно, что он позвонил сегодня, когда она вышла из клиники, а не пару недель назад, когда она сидела в палате с распухшим лицом.

— Может, поделишься новостью? — спросил Глеб.

Галина посмотрела на него, потом на Лию. Они оба ждали ее ответа с плохо скрытым нетерпением.

— Звонил Павел Антонович Синицын. — Она взяла себя в руки довольно поздно, чтобы они не успели заметить перемены ее состояния. — Он просит меня приехать к нему завтра утром.

— Почему такая спешка? — спросил Глеб.

— Почему не самолетом? — удивилась Лия.

— Говорит, банки работают только до четырех, — Галина посмотрела на них с видом победительницы.

За столиком повисла напряженная тишина, словно все вдохнули воздух и позабыли выдохнуть. Но через мгновение все расслабились и заговорили одновременно.

— Неужели? — взвизгнула Лия и потянулась к Галине через стол поцеловать. — Наконец-то! Я же говорила, болезнь делает человека умнее…

— Следующий тост напрашивается сам собой, — Глеб разлил шампанское по бокалам и протянул один Галине. — За светлое будущее!

— Да, — сказала она. — Чувствует мое сердце, что счастье наконец улыбнулось и нам.

Звонок Павла Антоновича взволновал всех. Лия вспоминала все, что ей рассказывала бабушка о старике, который присвоил деньги ее бабки и матери. А теперь, похоже, он собирается исправить эту ошибку. Не важно — как. Пусть он не отдаст деньги ей, Лие. Но похоже, он собирается оставить их Галине, а потому не все ли равно! Торжество справедливости светилось в глазах девушки, и она мелкими глотками, смакуя, пила шампанское, думая о том, что скоро попробует настоящее «Клико».

Глеб улыбался через силу, не спуская глаз с Галины. В последнее время нет-нет да и мелькала в ее глазах искорка, предвещавшая недоброе. Будто решала — справится она без него или нет, нужен он ей или послать его куда подальше. Вот и теперь промелькнула самодовольная эта искорка, и сразу же тень по лицу пробежала. Думает, конечно, думает старая перечница о том, как бы от него избавиться. Только ничего у нее не выйдет. Духу не хватит сбежать. Да и мозгов — тоже. Навсегда они теперь повязаны, как альпинисты — один в пропасть полетит и второго за собой утащит. Вот так-то. Навсегда. Хотя Глеб был убежден, что навсегда — это о ней, а вовсе не о нем. И сколько у нее этого «навсегда» останется после получения наследства — ему решать.

Галина никак не могла справиться с мыслями. То виделось ей необыкновенно синее теплое море, каких не бывает в России. То представлялась завтрашняя встреча с Синицыным. Вот ведь, вспомнил старую любовь, позвал. Но ни на чем она не могла остановиться. Мысли мелькали обрывочные, картинки крутились слишком быстро. Хотелось остаться наедине с собой и от души насладиться вкусом сегодняшней победы.

Когда она взялась за столовые приборы, все заметили, что у нее дрожат руки. Нож пару раз вырвался и непослушно стукнул о фарфор. Галине были неприятны взгляды, которые кидали на нее Лия и Глеб. К тому же каждый из них думал о своем, хотя тема для размышлений была общей — наследство.

«А так ли?» — спохватилась Галина за десертом. С чего она взяла, будто Павел решил сделать ее наследницей своих миллионов? Но сегодня обычная практичность изменила ей. Вместо того чтобы все взвесить, она принялась уговаривать себя поверить в предстоящее счастье и принять его.

У него рак, говорила она себе, а значит — дни его сочтены. Он человек здравомыслящий и не привык себя обманывать. В могилу с собой ничего не унесешь, а значит, нужно сделать выбор между… Да, собственно, между кем?

Жену свою бывшую он терпеть не может. Рассказывал, всю жизнь ему исковеркала. Да и не любил он ее никогда. Женился, потому что карьера того требовала. Сыновей и вовсе не жалует. Приезжал к нему недавно старший — Борис. Так ведь пил не просыхая, пока Павел Антонович не пристроил его в клинику и не настоял на том, чтобы он закодировался. А сколько хныкал потом, рассказывая ей, как не повезло ему с детьми — оба алкоголики и тунеядцы. Кричал: «Знать их не желаю!» Больше всего переживал из-за того, что никак не мог понять, откуда у них его адрес московский взялся, Галина слушала тогда и про себя посмеивалась. Адресок-то жене его бывшей Глеб выслал. Понравилась ему чем-то бабка, что ли, или просто хотел отомстить Синицыну за крушение своих надежд, пусть временное, но все же…

А эта его Аня, которая разгуливает по квартире в чем мать родила, никого не стесняясь — ни гостей, ни сантехников. Когда она впервые открыла дверь Галине, та чуть в обморок не упала. Синицын прибежал, увел ее в свой кабинет, пытался объяснить… Да что тут объяснять? Совсем у старика крыша поехала! Молодую да наглую подавай, которая не только лишена всяческих комплексов, но даже и не слышала об их существовании.

Впрочем, Аня не столько наглая, сколько дурочка. Это Галина поняла позже, познакомившись с ней поближе. То, что Синицын вышвырнул ее из своей постели, даже не предупредив, не повод рвать отношения. Галине не постель его нужна, а прочная дружеская привязанность, доверие и уважение. Не оставит же он свои миллионы этой шлюшке! Об этом и речи быть не может. Одно дело руками ее хватать, когда она мимо проходит, и совсем другое — сделать счастливой наследницей.

В этом году Галина, на правах старинной подруги, дважды привозила к Синицыну Лию. Во-первых, девочка была красавицей, а Павел Антонович при виде красивых женщин себе не принадлежал. Во-вторых, хотела лишний раз напомнить Синицыну, чьи денежки он прикарманил. Не надеялась, конечно, что совесть у старикана проснется. Не тот он был человек. Но все-таки верила, что со временем он попадет хотя бы в одну из ее ловушек.