— Не решился.

— А зря. Многое потерял.

— Вряд ли, — усмехнулся Воронцов, думая о Лие, но тут же спохватился и добавил: — Это я о своем, не думай…

— Понимаю. Ты не один?

— Нет.

— Ну тогда — до лучших времен?

— Угу.

Положив трубку, Иван тяжело вздохнул и обернулся к двум женщинам, тревожно вслушивающимся в каждое его слово. Одна из них была женой Катей, а другая — Вера, в глазах которой теперь отчетливо читалась немая мольба — ее лучшей подругой и той самой «домработницей», которой Воронцов запретил показываться ему на глаза.

Каким чудом вышло так, что Вера оказалась соседкой Николая, Иван уже позабыл. Помнил только, что они все вместе долго выясняли, сравнивая приметы и описания, уточняя адреса и номера квартир. Как случилось, что Вера, будучи уже около одиннадцати лет вдовой, вдруг потеряла покой и сон из-за Воронцова — у него вообще в голове не укладывалось. Но самое удивительное, Иван не смог бы ответить на вопрос, как эти две женщины умудрились втянуть его в свои замыслы и сделать соучастником авантюры, которая длилась уже около полугода.

Первое время, после того как выяснилось, что Воронцов — Верин сосед и Воронцов — однокашник Ивана одно лицо, подруги часто уединялись за кухонной дверью и вели бесконечные разговоры. Катерина после этих кухонных бдений становилась по-юношески романтичной и даже слегка заигрывала с мужем, чего с ней раньше отродясь не случалось. А Вера, наоборот, частенько покидала их дом с заплаканными глазами.

— Послушай, — как-то спросил Иван жену, — о чем вы таком толкуете, что она — в слезах, а ты сразу ко мне на колени? Колдуете, что ли?

— Ах, — притворно глубоко вздохнула Катерина, — не могу тебе сказать, слово дала.

Иван обхватил Катерину за талию, прижал к себе покрепче, помял, пощекотал усами и получил ответ на мучивший его вопрос. Оказалось, что Верка — безутешная вдова — влюбилась. И не в кого-нибудь, а в его старинного приятеля. И это на старости-то лет, когда у нормальных людей внуков полон дом. Хотя она, конечно, была помоложе Катерины лет на десять, но и ее сорок пять казались Ивану возрастом весьма почтенным, в котором люди не занимаются подобными глупостями. Сам он влюбился только однажды, в собственную будущую жену, и представить себе не мог, что у нормальных людей с любовью может быть как-то по-другому.

Но влюбленность Веры совершенно неожиданным образом преобразила Катерину. Жена словно проснулась от глубокого сна и переживала второе бабье лето. Иван на нее надивиться не мог. Да вот так, от большого удивления, и попал в женскую западню. Теперь выходило, что он не на стороне приятеля, а на стороне влюбленной в него стороны.

Под нажимом женщин приходилось пускаться на всякие хитрости. К примеру, полгода назад приехал он к Вере домой и несколько часов провел в ожидании возвращения Николая с работы. Хорошо еще, хозяйка разрешила газету читать, а то бы со скуки уснул. А Вера не отходила от окна. Там у нее давно нечто вроде боевого поста было. Наблюдение вела по всем правилам, словно вчера из разведшколы. Как только завидела машину Николая, вытолкала Ивана к лифту.

Вот так и вышло, что они с Николаем неожиданно столкнулись возле его подъезда. Несмотря на свое отвращение ко всякой нечестности, пришлось разыгрывать удивление, напроситься на рюмку, качать головой, разглядывая клубы пыли по углам, а потом врать, что приехал навестить подругу жены, которая лежит больная и весьма нуждается в деньгах.

— Тебе, кстати, помощь по дому не требуется? Она, знаешь, после болезни далеко-то на работу и выйти не может…

Помощь Николаю явно не требовалась, но жалостливый рассказ произвел должное впечатление.

— Можно, — ответил он, — если ненадолго.

— В деньгах стеснен? — поинтересовался Иван, разглядывая его дорогую кожаную куртку.

— Деньги здесь ни при чем. Не хочется, чтобы глаза мозолила. Знаешь, давай так договоримся…

Через полтора часа Иван снова поднялся к Вере.

— Согласился. Но с двумя условиями…

Вера подлетела и поцеловала его в щеку. Иван поморщился и продолжал:

— Первое — чтобы ты ему никогда на глаза не попадалась. Второе — всего на месяц.

Он ожидал, что она будет разочарована, но как ни приглядывался к ней, никак не мог обнаружить даже малейших следов расстройства.

— Остальное — моя забота, — только и сказала она на прощание.

С тех пор прошло уже немногим больше полугода, а Николай и не думал отказываться от услуг своей невидимой доброй феи. Вера не только наводила в его квартире порядок, но иногда еще и готовила что-нибудь вкусненькое. Он привык и смирился. «К хорошему быстро привыкаешь», — говорила Катя.

К Новому году женщины решили, что время артподготовки исчерпано и пора переходить к атаке. План был простым. Иван приглашает к себе на Новый год Николая, а Катерина — Веру. И дело в шляпе. Николай даже не очень отказывался на этот раз. Правда, сказал, что ничего обещать не может, но… Иван и сам поверил было, что из их авантюрной истории может что-то выйти, поэтому теперь, после разговора с Воронцовым, подумав, что у того вполне может быть личная жизнь, приуныл, а главное — совершенно не знал, что ответить женщинам, смотревшим на него во все глаза.

— Не смог, — откашлявшись, соврал он им, — говорит — приболел.

Женщины взгрустнули, но великодушно перенесли свои планы на следующий календарный праздник.

— Кто тебе звонил? — спросила Николая Лия.

— Друг. Учились вместе, — он потянулся за одеждой.

— Иди ко мне, — поманила его Лия с кровати, и жалкий остаток вечера первого, так и несостоявшегося дня года, промелькнул, словно одно мгновение.

16 декабря 2000 года. 4 часа утра

Павел Антонович подкатил к двери. Аня стояла в темноте и шарила рукой по стене.

— Ничего не вижу, — сказала она бодрым голосом, — ладно, обойдемся без света.

Синицын резко повернул кресло к правой стене, чуть приподнялся и быстро нащупал выключатель. От яркого света Аня зажмурилась, а он впился в нее взглядом. От прически не осталось и следа, под глазами потеки от туши, юбка мятая, а главное — запах духов, которыми, похоже, она облила себя с головы до пят, уже стоя перед входной дверью, совершенно не заглушал омерзительного, резкого запаха перегара.

— Опять! — гневно сверкнув глазами, проскрипел Синицын.

Он медленно подкатил к девушке, она закрыла лицо руками, зная, что на выволочки Павел Антонович большой мастер. Можно было бы, конечно, отойти в сторону, и он, калека, вряд ли сумел бы к ней подобраться. Но Аня понимала свою вину и принимала трепку как должное.

Синицын ухватил ее за волосы сзади и согнул пополам, продержав в таком положении около минуты, пока его руки шарили по ее телу. Мысль о том, что его женщина может быть с кем-то другим, была для него еще невыносимее, чем мысль о скорой смерти. Привычная к такимпроцедурам Аня лишь тихо скулила, зная по опыту, что самое неприятное начнется сразу вслед за этим.

Павел Антонович повалил ее на пол возле своего кресла, здесь же в коридоре, и принялся лупить по спине сначала рукой, а потом — ею жеподанным тапком на тонкой войлочной подошве. При этом он поносил ее на чем свет стоит, орал, что только грязная свинья может доводить себя до такого состояния. Она усердно охала, участвуя в неизбежной процедуре возвращения домой, безропотно принимая ее правила и вознося молитвы единственно о том, чтобы процедура эта закончилась как можно скорее, — очень уж хотелось спать.

Синицын устал быстрее обычного и принялся сдирать с нее свитер. Аня вывернулась, чтобы не испортить любимую вещь, свитер соскользнул с нее и был отброшен к двери. Туда же через секунду полетели юбка и белье.

— Холодно, — поежилась она, но договорить не успела, потому что Павел Антонович вновь ухватил ее за волосы, согнул пополам и поволок в ванную комнату.

Там он заставил Аню залезть в ванну и лечь. Это было уже чересчур, ее бил озноб, тело покрылось мурашками. Аня принялась сопротивляться всерьез, но Павел Антонович дернул ее за волосы с такой силой, что из глаз брызнули слезы. Всхлипывая, Аня все-таки улеглась на спину, и он тут же включил холодный душ. Сначала струи воды били ей в лицо, и она не могла вымолвить ни звука, а только отфыркивалась. Но когда он стал поливать ее от шеи к пяткам, заплакала во весь голос, точно ребенок, некрасиво скривив лицо. Наплакавшись вволю, она почувствовала, что вода стала теплой и никто ее больше не удерживает. Павел Антонович со слезами смотрел на Аню и гладил по груди. Выражение его лица на глазах утрачивало осмысленность.