— Согласен, — вздохнул Сафронов. — Смотрим другой фрагмент, за пятницу.

Следующая запись тоже не порадовала. Опять выходит Настя, опять раскрывает зонт, опять идет в ту же сторону и уходит из зоны наблюдения.

— Мне кажется, вот в этот самый момент я его и заприметила, — взволнованно дыша, прошептала девушка. — Видите, я здесь слегка опускаю зонтик, поворачиваю голову влево. Помню, я тогда постаралась не подать виду, что узнала его. Сразу отказалась от намерения идти через парк и подошла к автобусной остановке… Все, этого уже не видно.

— Вот зараза, он опять остается за кадром, — с раздражением констатировал Сафронов. — Хитрый гад, рожу свою перед камерами не светит.

Скрипнув креслом, за столом зашевелился начальник охраны, за все время просмотра не проронивший ни слова.

— Может, просмотрим предыдущие записи? — предложил он. — В диапазоне от половины шестого до половины седьмого, когда в офисах рабочий день заканчивается.

— А сколько дней у вас хранятся записи?

— Семь. Последние два дня не в счет, выходные были. Осталось еще три дня, с понедельника по среду.

— Нет смысла, — пожал плечами Сафронов. — Тип, который нам нужен, наверняка знал, что у вас тут видеонаблюдение. Хотя… Смонтируйте на всякий случай. Анастасия Александровна потом зайдет к вам, посмотрит.

— А сейчас что? — спросила Волкова.

— А сейчас мы с вами прокатимся до следственного управления. Пообщаетесь со следователем, заодно и фоторобот попробуем нарисовать.

Девушка быстро поднялась и первой вышла из кабинета, кивком попрощавшись с начальником охраны. Александр Сафронов сунул в карман флэшку со скопированными видеозаписями и пошел вслед за ней, невольно любуясь ее раскованной походкой и точеными ножками.

Жизненные неурядицы сформировали в душе Веры Ивановны тот пресловутый внутренний стержень, который и не позволил ей согнуться под грузом известия о гибели Беллы. Она нашла в себе силы съездить на опознание и ответить на вопросы следователя, молодой симпатичной девчушки, смотревшей на нее с непритворным сочувствием. И с похоронами тоже смогла разобраться. Благо есть сейчас конторы, готовые в кратчайшие сроки организовать погребение «под ключ», освободив родственников от всех забот. За соответствующую плату, разумеется. Представителю одной из таких фирм Вера Ивановна отдала почти все свои сбережения, накопленные на собственную смерть. Со столь серьезной суммой пожилая женщина рассталась даже более спокойно, чем могла бы представить раньше. Во-первых, жила она скромно, не роскошествовала, так что пенсии вполне хватало. Во-вторых, в укромном местечке у нее хранились все золотые украшения, с камнями и без оных, надаренные за четверть века покойным супругом и еще одним сердечным другом. На крайний случай, все это добро можно было превратить в наличные деньги. А в-третьих, Вера Ивановна махнула рукой на свою будущую смерть. Достойных родственников у нее не осталось, значит, ее уход из жизни ни на кого не обрушится камнепадом проблем. Похоронят за казенный счет, и ладно.

Провожать Беллу в последний путь можно было и сегодня, но люди из ритуальной конторы сообщили, что в родительский день Петровское кладбище не работает «на прием». Другое кладбище Квашнину не устраивало, все ее предки покоились именно на Петровском. Пришлось отложить до среды.

Вера Ивановна с грустью и недоумением думала, что у гроба будет стоять она одна. Или все же появится хоть один человек из компании Беллы? Из той компании, о которой внучка никогда не рассказывала. Возможно, ее и в природе не существует… Но Вера Ивановна никак не могла поверить, что молодая девушка может жить словно в безвоздушном пространстве, без друзей, без подруг и без коллег по работе. И как она допустила, что жизнь Беллы сложилась столь нелепым образом?

Из печальных раздумий ее вывела заливистая трель звонка. С трудом волоча ноги, Вера Ивановна вышла в прихожую и открыла дверь, позабыв сначала поинтересоваться личностью визитера. Не удивило ее и то, что позвонили сразу в дверь, хотя внизу был установлен домофон. Впрочем, звонивший вполне мог зайти с кем-нибудь из соседей.

На пороге стоял высокий парень с темно-русыми волосами и слегка резковатыми чертами лица. Представился, предъявил удостоверение.

— Вера Ивановна, мне поручили задать вам несколько вопросов по поводу смерти вашей внучки. Вы позволите?..

— Проходите, — суховато предложила она. — Но я уже давала показания вашей сотруднице. В воскресенье. Ничего нового добавить не смогу.

— Она не моя сотрудница, она из следственного отдела. Следователь работает по своей линии, а уголовный розыск — по своей, — пояснил молодой человек. — Понимаю, что вам сейчас хочется побыть одной, но… Поймите и меня. В нашей практике часто приходится беседовать с одним и тем же гражданином по несколько раз. Не ради причинения моральных страданий родственникам погибших, а исключительно ради того, чтобы быстрее поймать виновных лиц. Внучку вашу не воскресить, но разве вы не хотите, чтобы мерзавец, убивший ее, понес наказание?

Приятные, интеллигентные манеры, вкрадчивая интонация и грамотная речь сразу расположили пенсионерку к молодому полицейскому. Впрочем, не так уж он и молод, подумала она, лет двадцать шесть или двадцать семь.

— Что вас интересует? — более мягким тоном спросила она.

— Круг общения Беллы. С кем она дружила, кого приводила в гости, к кому сама ходила…

— Да что вы, — махнула рукой старушка. — Какие там гости… Сколько мы с ней под одной крышей живем, она ни разу никого не приглашала сюда. Вот вы, наверное, думаете, что раз я старая, так и память у меня дырявая, и я все позабыла, да? А вот и нет. Никто к ней не приходил. И друзей-подруг у нее не было.

— Странно как-то. Она же в институте училась, неужели там ни с кем не сошлась за пять с лишним лет?

— Белла училась заочно. Вот в этом году должна была окончить.

— На каком факультете училась?

— На психологическом, — с некоторой гордостью ответила старушка. — Социальная психология, вот как ее специальность называлась.

— А она работала?

— Да. В центральной библиотеке.

— Кем?

— Ну, это я уж не знаю, кем именно. Но денег приносила немного. Чуть больше, чем моя пенсия.

— Кроме работы где еще она бывала?

Вера Ивановна с минуту помолчала.

— В храм Божий она часто ходила. Раза два в неделю, по вечерам. Могла и до ночи задержаться. Но ночевать всегда являлась.

— Она была верующей?

— Да.

— Какую церковь она посещала?

— Усекновения Главы Иоанна Предтечи. Я там не была ни разу, это где-то далеко, в Заозерном районе.

— А в храм она ходила как обычная верующая, помолиться? Или это было нечто вроде работы?

— Точно не скажу, милый, — старушка вдруг осознала, что она не помнит имени человека, с которым ведет беседу. — Она не рассказывала. Белла не очень-то общительная была, даже со мной… Но называла она себя «служительницей». Кем может работать женщина в церкви?

— В церковном хоре петь, например, — предположил парень.

— А вот и нет. У нее ни слуха, ни голоса не было. Она ж у меня, еще когда в последнем классе училась, загорелась идеей поступать в духовную семинарию, на тот факультет, где петь учат. Не взяли ее. Сказали, певческих способностей нет. Очень сильно Белла тогда и расстроилась, и разозлилась. Помню, как она глазами сверкнула да и побежала в ближайший к нашему дому институт, документы подавать. Я аж удивилась, как легко у нее все получилось: один экзамен, второй, третий, и вот уж фамилия в списке зачисленных значится. Наверное, ей тогда злость и обида ума прибавили. В школе-то Белла знаниями не блистала.

— Не блистала, да, — задумчиво проронил приятный молодой человек, как будто соглашаясь с Верой Ивановной. — А почему в ближайший институт? Ей без разницы было, на кого учиться?

— Может, и так. Не помню я, чтобы у нее в школе любимые предметы были. Я пыталась завязать с ней разговор на эту тему, и не раз… Она мне только однажды ответила, что хочет научиться влиять на людей, убеждать их в своей правоте, а для этого больше всего подходит именно психологическое образование. Но, если уж всю правду говорить, не заметила я за эти годы, что она сильно учебой увлечена. Зачеты-экзамены сдавала, да и ладно.