Сначала пришел Слива. Фат вернулся позже.

Разговаривали тихо, чтобы не потревожить спящую Катю.

Генка торжествовал, оттого что смутная догадка его получила теперь самое веское подтверждение, и досадовал, что не ему выпала удача разведать это.

До прихода Фата Генка был убежден, что Слива напал на след Купца. Но Фат заявил, что именно торгаш, которому Слива передал тряпки, известен на базаре под кличкой Скобарь.

Отсюда можно было не сомневаться, что Весельчак — это щербатый Сливин «приятель».

— Краденое сбывает… — сквозь зубы проговорил Фат.

— Так, может, в милицию их? — глубокомысленно спросил Слива, ставший из-за своей бездумной глубокомысленности фигурой номер один в триумвирате.

— А главное мы узнали? — спросил у него Фат.

— Но я ж теперь сообщник, если помогал краденое носить…

— А ты откуда знаешь, краденое или не краденое? — изумился Фат. — Заработал свою пятерку — и все. Может, там действительно вата на одеяло. У них, если обыскивать придут, всегда все шито-крыто. Не дураки. А то б уж давно все попались.

Генка думал.

Сведений у них становилось все больше, а от разгадки убийства они оставались почти как прежде далеко.

Если это Дроля — надо найти доказательства, кроме того смутного видения за окном.

Приобрела какие-то очертания фигура Толстого… Но оставалась туманной личность Купца. Вдобавок появилась совершенно новая кличка — Гвардеец… Один из них — мужик в телогрейке с разорванным хлястиком. Но где разыщешь его?

Вчера еще можно было сосредоточить все внимание на доме № 8 по Степной, теперь количество объектов увеличилось: за тремя домами — Дролиным, щербатого и Скобаря — им придется наблюдать по одному, а это всегда немножко тоскливо, потому что в случае опасности положиться не на кого.

— Завтра я — к Дроле, ты, Слива, откуда-нибудь издалека глядишь за своим Весельчаком, больше некому, — решил Генка, — а Фат — на татарку.

— Скобарь — это скупщик, он сам по себе… — заметил Фат.

— Все равно. Чтобы убедиться, — сказал Генка.

— А к тебе собака не привыкла, — предупредил Фат.

— Я буду подальше, за огородами. — Генке очень не хотелось отдавать в чьи-то руки своего собственного Дролю.

— Где-то я его видел… — с ударением сказал Фат.

— Кого? — насторожился Генка.

— Толстого!

— А ты подумай! — оживился из-под челки Слива.

Фат сдвинул брови и стал думать.

Генка и Слива замолчали, чтобы не мешать ему. Но вспомнить, где он видел Толстого, Фату не удалось.

— На месте милиции я бы их сразу — за шкирку всех! — сказал Фат. — Думаете, там не знают? Но им надо, чтобы — с поличным, видишь ты…

— Кого за шкирку? — не открывая глаз, внезапно спросила Катя.

Фат поглядел в ночь за окном.

— Да это мы наши пионерские дела решаем, — сказал Генка.

— Двоечника одного за шкирку надо, — глубокомысленно подтвердил Слива.

— Ты сам двоечник, — сказала вредная девчонка.

— Только одна неисправленная… — обиделся Слива.

— Все равно, — сказала Катя и тут же заснула опять.

Друзья помолчали, чтобы это удалось ей получше. А Слива даже подошел и наклонился над Катей — может, притворяется?

— Спит… — шепотом сказал он.

И дальнейший обмен мнениями вели шепотом.

В самый ответственный момент в самом ответственном деле обязательно что-то вмешается и перепутает планы.

«Что-то» явилось на этот раз в лице возвратившихся из командировки отцов. Управление предоставило им по три дня отдыха, что значило три долгих дня беспросветной каторги для Генки и Сливы.

Свой отдых Генкин отец начал с того, что долго и шумно полоскался под умывальником, затем, освеженный, причесался перед зеркалом, расстегнул до пояса гимнастерку, чтобы легче дышалось, взял табурет и сел на него посреди комнаты.

Дальнейшее Генка знал наизусть. Но изменить всегдашнюю процедуру было не в его силах.

— Значит, так, дружок… — медленно говорит отец.

Генка, стоя напротив, делает самое безвинное лицо.

Может быть, из-за синих девчоночьих глаз, но это всегда удается ему без особого напряжения. В такие моменты мать даже так говорит: «Может, это я натворила что-нибудь, а не он…» — такое безвинное лицо бывает у Генки.

— Значит, гуляем… — продолжает отец, поправляя большущей, в темных порезах ладонью еще влажные волосы. — А школа, значит, так-сяк… Сейчас ты, значит, садишься за стол… И пока я дома — ни шагу на улицу… До отбоя… В воскресенье тоже… И чтоб, значит, занимался… Иначе, сам знаешь, гулянья эти я так не оставлю…

Оправдываться или спорить бесполезно.

Генка сел за стол и два вечера подряд вынужден был «до отбоя» корпеть над учебниками, не сомневаясь, что этажом ниже происходит то же самое.

Благодаря этому вынужденному старанию Генка и Слива умудрились получить по две пятерки в один день — аж стыдно было.

Фат с помощью друзей отделался от своих школьных обязанностей скромнее — четверкой и тройкой.

Но чего стоили Фату эти дни!

Он похудел и сделался бледнее обычного, мотаясь по двенадцать часов в сутки между домом Дроли, татаркой и улицей Капранова. Однако был доволен собой и на судьбу не жаловался.

Ему повезло уже в первое одиночное дежурство.

От угла улиц Капранова и Салавата Юлаева до татарки он мотался, пока было еще светло. А в поздних сумерках захватил свой мешок и обосновался на прежнем месте, у дома № 8 по Степной.

Очередным гостем Дроли явился Банник. Банник, отсутствие которого мучило Фата с самого начала.

Опять, заметив смутную фигуру в конце огорода, Фат пережил минуты долгого напряжения, готовый схватиться и бежать изо всех сил в темноту, через огороды, через пустырь.

Но Банник с чемоданом в руках и в шляпе, надвинутой до бровей, двигался не так осторожно, как Толстый. Он прошагал под самым носом у Фата и не вошел во двор, когда открылась перед ним бесшумная дверца.

— Зачем ко мне? — сразу спросил Дроля.

— А откуда я знаю, что там дома у меня за месяц, — недружелюбно ответил Банник.

— Хвоста нет?

— Не фрайер… — огрызнулся Банник. — Новости какие?

— Завтра — новости… — Дроля взял у него чемодан. — Мог бы к Толстому…

— Некогда. Устал. Пока…

Банник повернулся и зашагал в сторону дальних выселков.

Дроля, скрываясь во дворе, буркнул в ответ что-то невнятное. Потом опять вышел, чтобы проверить, нет ли кого поблизости.

Фат при этом был почти спокоен: убежище его оказалось надежным. А следить за Банником не стоило: где они живут с Кесым, Фат знал давно.

Он терпеливо дождался, когда погаснет лампочка, пробыл в засаде еще какое-то время. Лишь на следующий день, в школе, он смог проинформировать Генку и Сливу о результатах своего дежурства.

Если Банник отсутствовал месяц — значит, его не было, когда погиб однорукий полковник. Значит, он ни при чем в этом деле.

В чемодане, который следовало отнести не Дроле, а Толстому, Банник привез либо краденое, либо какие-нибудь продукты для спекулянтов.

А Толстый, судя по всему, был чем-то вроде перевалочного пункта у базарных аферистов.

Кто он? Кто такие Купец и Гвардеец? Где мужик в телогрейке с разорванным хлястиком?..

Фат решил еще раз поболтать с Кесым. Генка и Слива предоставили в его распоряжение казну, и сразу после субботних уроков неутомимый Фат отправился разыскивать Кесого. А Генка и Слива медленным шагом, чтобы хоть немного удлинить свой путь, — домой, готовиться к очередным пятеркам.

На всегдашнем месте — в Детском парке — Кесого не оказалось. Возле кинотеатра его тоже не было.

Фат остановил нескольких пацанов: Кесого никто не видел сегодня.

Тогда, экономя драгоценное время, Фат направился в дальние выселки. Фат не любил менять решений…

Кесый одиноко сидел на завалинке под окнами своего дома и заметно обрадовался Фату.