Она прервала его:

— Ладно… Делай как знаешь. А по старой дружбе предупреждаю: с Купцом не связывайся.

— Здорово он тебя купил.

— Купил, конечно… Зато живу как сыр в масле. Бывай. А к Дроле возвращаться не советую. Пока. — Она легко оттолкнулась от плетня и зашагала в ту же сторону, откуда пришла.

Корявый постоял минут пять в одиночестве, потом — сутулый, руки в карманах — медленно побрел в том же направлении.

Генка прянул от земли и ринулся через сад, ко двору Тоси.

Он еще не знал, что будет делать дальше, потому что его колотила дрожь после долгого напряжения. В голове, мельтеша и перепутываясь, прыгали какие-то обрывки вместо мыслей.

Возможно, через Тосин двор и соседний огород он задами обежал бы квартал и от перекрестка подглядел бы, куда направляется Корявый, или успел бы на автобусную остановку, что возле станции, — проследить, куда едет женщина с красивыми тонкими бровями…

Но, прыгнув через ивовый Тосин плетень, отделявший двор от сада, он столкнулся с женщиной лицом к лицу, и громкий возглас «Кто это?!» приковал Генку к земле.

Сумятица в Генкином мозгу удесятерилась бы, знай он, что произошло в этот вечер со Сливой через полчаса после того, как взошла луна. Ее-то и разглядывал Слива, дежуря на почтительном расстоянии от перекрестка улиц Капранова и Салавата Юлаева, когда чья-то могучая рука взяла его за шиворот и слегка приподняла над землей.

— Ой-ой! Дяденька! — закричал Слива.

Ноги его опять обрели опору.

— Кого поджидаешь, малый?

Слива быстренько обернулся. Перед ним стоял мужик в телогрейке с разорванным хлястиком — тот самый мужик, что, по расчетам Генки, должен был бы находиться в это время у Дроли.

— Никого не поджидаю, — сказал Слива. — А чего вы трогаете.

Слива даже испугаться не успел, оскорбленный таким наглым обращением с воротником его единственного пальто.

— Ну, ну… — прорычал мужик. — Ты еще поговори у меня… Какой вечер, вижу, торчишь здесь. Может, стибрить что хочешь? — И мужик зажал в кулаке отвороты Сливиного пальто.

— Ничего я не хочу тибрить! — заканючил Слива. — Я пятна на луне изучаю! Я хочу астрономом быть! Может, отсюда самое удобное пятна изучать! Вы же не знаете?

— Я вот другой раз дам тебе пятна, если будешь около моего дома крутиться… А ну, марш!

Слива не заставил уговаривать себя и рванул по улице Капранова в сторону бывшего монастыря.

Потом вспомнил о своих обязанностях разведчика, свернул в ближайший переулок и осторожно выглянул из-за угла.

Мужик стоял на прежнем месте.

Лишь минуты через две он по теневой стороне улицы двинулся к перекрестку.

Слива обежал квартал, чтобы заметить, в какой дом зайдет мужик, но опоздал и, часто озираясь (так что аж заболела шея), проторчал до назначенного времени без пользы.

Лунные пятна его больше не интересовали…

Об этом событии Генка не знал, ошеломленный внезапным столкновением, и не вдруг сообразил, что перед ним другая женщина, а не та, у которой тонкие брови, и что женщина, стоящая напротив с охапкой березовых полешек в руке, напугана ничуть не меньше, а может быть, даже больше, чем сам он.

Дверь из дома распахнулась, и в свете электрической лампочки на крыльцо выбежал мужчина.

— Что такое, Эля? Кто там?

Женщина наконец разглядела Генку. Передохнула.

— Да вот… Мальчик откуда-то. Напугал. Боже мой, думала, сердце оборвется…

Генка не успел махнуть обратно через плетень, так как мужчина сбежал с крыльца и ухватил его за руку.

— Ты зачем сюда?!

— Через плетень прыгнул, — подсказала женщина.

— Ага!.. — Мужчина выглянул в сад и потащил Генку ближе к крыльцу, на свет. — Ну-ка, ну-ка…

Генка мог бы сразу наболтать что-нибудь жалостливое, но ведь это были родители Тоси! И уж лучше бы Генка предстал перед самым страшным судом, обвиненный в самом страшном злодеянии, чем выступил бы в роли жалобщика.

А Тося, как назло, тоже выбежала в этот момент на крыльцо.

— Ой! — воскликнула она. — Гена! Что с тобой?!

Генка не знал, что ободранная в падении щека кровоточила и все лицо его было теперь измазано кровью.

— Ты что, знаешь его? — удивился отец, сразу выпуская Генкину руку.

Тося сбежала по ступенькам на землю.

— Конечно, знаю! Мы учимся вместе. Кто это тебя? — повторила она. — Иди в дом скорее!

— Не… — запротестовал Генка, наконец-то обретя способность говорить и думать. — Мне надо срочно в одно место…

— Никаких срочностей! — вмешался отец, опять ухватив Генку за руку. — Раз уж явился — познакомимся, выясним отношения! Выясним, почему пользуешься плетнем вместо калитки. С кем подрался, выясним. Да и вообще: люди мы гостеприимные, подлечим тебя… Смотри-ка! Да на нем живого места нет!

Начало этой речи было сказано во дворе, а конец — в доме, куда Генка покорно приплелся, увлекаемый Тосиным отцом.

— Кто это тебя? — испуганно переспросила Тося. Даже дома она была с бантом на голове и в синей шелковой матроске, как на празднике где-нибудь.

— Да никто… — сказал Генка, мысленно прикидывая, что уже не успеет догнать ни Корявого, ни женщину с тонкими бровями. — Это я сам, когда упал в саду… Покорябался. — Генка потрогал щеку.

— А в сад зачем пожаловал? — спросил Тосин отец.

— Да это я… Ну… Гнались за мной! — не соврал и не сказал правды Генка.

— Ой… — сказала Тося.

— Кто гнался? — Взгляд Тосиного отца упал на ружье в углу.

— Да ну… Это… Нельзя мне говорить — кто.

— Хм… — сказал Тосин отец, отодвигаясь на шаг и оглядывая Генку сверху вниз. — Может, натворил что-нибудь?

— Не! — Генка даже головой замотал. — Мы… Ну, в общем, расследуем одно дело. И, ну… нельзя говорить.

В голубых Тосиных глазах зажглось любопытство.

— Вроде сыщиков, что ли? А кто это «мы»?

— Мы — ребята.

— Да уж перестаньте вы терзать человека! — сказала очень похожая на Тосю Тосина мать, оставив на кухне дрова и войдя в комнату. — Предложили бы умыться сначала. Идем. — Она взяла Генку за руку. — Да ты прямо трясешься весь!

Генку действительно продолжала бить лихорадка. Он все еще не мог ни осознать, ни как-то объяснить случившееся.

— Значит, правда убегал, выходит?.. — спросил Тосин отец. — Напугался?

— Не-ет… — Генка помедлил. — Это я замерз. Это по-другому.

— А в чей двор прыгаешь, знал?

— Знал… — Генка покраснел. Хорошо, что на чумазом лице этого было почти не заметно.

— Ну, скидывай свою фуфайку и умывайся иди, потом договорим.

Тося достала из шкафа чистое полотенце и, пока Генка полоскался под умывальником, смущая его, стояла сзади.

Лицо Генки приобрело вполне благообразный вид, а когда он вышел из кухни, Тосина мать уже приготовила ему стакан чаю.

— Выпей вот — и успокоишься. Так-то, сыщик! — Тосин отец подтолкнул Генку к столу.

— Да я не хочу… — сказал Генка.

— А ты через нехочу, — приказал Тосин отец. — А то закроем дверь и не выпустим, — добавил он и вслед за матерью ушел на кухню для того, видимо, чтобы не стеснять Генку.

А он, оставшись один на один с Тосей, почувствовал себя еще стесненнее.

— Пей, — сказала Тося и, подперев голову кулаком, уселась напротив. Генка, чтобы не глядеть на нее, взял стакан и отхлебнул разок.

— Мне торопиться надо… — сказал Генка.

Тося засмеялась.

— Теперь не уйдешь! Раз уж попался папе.

Генка подумал и решил, что спешить не стоит. А то, чего доброго, и в самом деле примут его за жулика какого-нибудь…

Как ни вертелись его мысли вокруг последнего события, он ухитрился украдкой разглядеть комнату и пришел к выводу, что именно такой представлял себе обстановку, в которой живут Лия и Тося.

Все здесь было чистым и аккуратным, как сама председатель совета дружины: ни тебе фанерных перегородок, ни кривых табуретов — книжный шкаф, диван, ковер на полу, стулья и даже — пианино… Черное, как бархатный жакет у той, что ушла…