— Ура, — вспомнил Толячий. — Меня Лийка просила «Королеву Марго» притащить. И мать отпустит, и пойду себе с книжкой!

— Вот это правильно, — согласился Генка. Затем подумал и добавил: — Только долго там не задерживайся…

— Не! — сказал Толячий. — Это я мигом: брошу, а сам — на все четыре.

Фат еще раз выглянул в пролом.

Голос Толстого давно стих, матери ушли в дом. Некоторое время поторчала у ворот Катя — видно, хотела предупредить Генку, но теперь и она ушла.

Ребята были почему-то убеждены, что именно сегодняшний вечер станет решающим для них, и торопились.

То, что садовладелец и Толстый оказались одним и тем же лицом, усиливало это настроение.

Друзья перекроют четыре основных пункта, где могут появиться вдруг Купец или Гвардеец. Неужели те опять просочатся как сквозь пальцы?

У Толячего оказалось полтора рубля в кармане, он передал их Фату, чье путешествие могло вызвать самые непредвиденные расходы.

— Все, — сказал Генка. — Расходимся.

— Лишь бы дома не очень влетело, — полувопросительно, полуутверждающе высказался Слива.

— А, ради такого дела… — махнул рукой Толячий.

Фат молча полез в люк.

Но им пришлось еще задержаться, прежде чем разойтись.

Фат уже вылез через полуподвальное окошко наружу, когда его остановил требовательный Генкин возглас:

— Стой!

Фат спрыгнул назад.

— Стой… — повторил Генка. Он, кажется, ухватил кончик той мысли, что случайно встревожила его наверху, когда он глядел через пролом во двор.

Хотя земля и повышалась во дворе монастыря в сторону Генкиной и Сливиной квартир, но крыльцо все же было очень высоким, в половину человеческого роста — вот что бросилось ему тогда в глаза.

— Слива, — неожиданно переходя на шепот, спросил Генка, — у вас же нет погреба?!

— Не-е… — тряхнул головой Слива.

— А крыльцо высокое! — сказал Генка. — Что под полом у вас?

Сдвинув брови, Фат медленно оглядел сумеречную котельную.

Слива чуточку поморгал глазами, не улавливая Генкиной мысли.

Бывший монастырь упирался стеной в сад Толстого, а пол в комнате Сливы находился на уровне потолка в котельной.

— Тот мужик мог не залазить сюда и ничего не оставлять, — сказал Генка. — Может, он только вылез отсюда…

Фат уже чиркал спичками.

Генка достал из портфеля вчерашний огарок, бросил портфель на кирпичную кладку. Туда же полетели школьные принадлежности остальных заговорщиков.

— Слива, ты — к окну! Наблюдай, — распорядился Генка. — И тихо все! — Опять неровное пламя выхватило из полумрака заплесневелые стены и потолок.

Слива, пристроившись на кирпичах, высунулся в окно.

Толячий, Фат и Генка бросились обшаривать каменные плиты стен.

Сначала делали это бессистемно: кто во что горазд. Потом Генка взял огарок свечи и потребовал систематического обследования — от угла к углу.

Фат ковырнул ножиком грязную плесень на стыке двух плит, и с первой попытки ножик легко вошел в стену почти на сантиметр… Плиты не были скреплены между собой раствором. Они держались силой собственной тяжести.

— Железку какую-нибудь! — распорядился Фат.

Толячий отыскал среди железного лома кусок неширокой стальной полосы.

Фат стал протискивать его в каждую щель. Но в большинстве своем плиты были словно притерты друг к другу. Чтобы хоть легонько зацепиться полоской, иногда приходилось истыкать вокруг — сантиметр за сантиметром — всю плиту.

Когда это удавалось, Фат с помощью своего рычага пытался расшевелить камень. Если он не двигался в сторону котельной — втроем налегали на него, чтобы сдвинуть внутрь.

Но все попытки были напрасными.

И уже казалось, что Генкина идея не подтвердится, когда дрогнула под рычагом Фата самая нижняя, предпоследняя от угла плита. Дрогнула так слабо, что если бы друзья не ждали этого — ни за что бы не заметили.

Фат поправил рычаг и навалился еще раз. Потом еще и еще… Потом зашел с другой стороны.

— А может, туда его проще? — спросил Толячий.

— Может… А как закроешь потом? — невозмутимо ответил Фат.

А Слива подумал у своего окна, что даже отличники не всегда соображают сразу.

Плита медленно, нехотя, но выдвигалась от попытки к попытке…

Когда за края ее стало можно уцепиться ногтями — отозвали от окна Сливу…

Вчетвером выдвинули и развернули плиту уже без труда. Квадратная, сантиметров шестьдесят на шестьдесят, плита оказалась толщиной около тридцати сантиметров.

— А все равно проще было сначала туда ее задвинуть, потом выдвинуть, — шепотом сказал Толячий.

— Тише… — предупредил Генка.

— А вдруг не выдвинулась бы, тогда что? — отпарировал Слива.

Генка показал ему головой, чтобы шел на свой пост, к окошку, и на всякий случай прикрыл огонек свечи.

Фат хотел нырнуть в темноту первым. Генка показал ему на свечу в своей руке, сам опустился на четвереньки и с трудом, изогнувшись, протиснулся в черное отверстие…

Толячий и Фат последовали за ним.

Тяжелый потолок навис над их головами. Здесь он был на метр с лишним ниже или толще, чем в котельной.

Они оказались в узенькой секции подвала, ничем не примечательного, кроме удушливого запаха гнилья и крыс. Противные животные эти шарахнулись в стороны от ног и забегали вдоль стен, будто потеряв свои норы.

Ни крысы, ни потолок пока не интересовали Генку и Фата.

Согнувшись в три погибели, Генка, не задумываясь, шагнул дальше, так как против него чернел неширокий проем в другую секцию подвала.

Фат походя ковырнул ножом стенку рядом с проемом и убедился, что она капитальная, из кирпича.

Огляделись и разом бросились к стене, за которой начинались владения Толстого: длинная кирпичная труба через потолок и стену уходила наклонно вверх…

Генка выпрямился в трубе, посветил над головой. Выход на поверхность прикрывали гнилые доски.

Фат показал на толстые серые пенечки по верхнему срезу трубы. Генка кивнул. Это были остатки когда-то существовавшей здесь решетки.

— Глядите-ка! — испуганным шепотом воскликнул Толячий.

Фат ударил себя ладонью по губам: «Тихо!»

Толячий держал в руке цепь, один конец которой был намертво заделан в стену, а другой раздваивался и заканчивался толстыми кольцами. Наручники…

Генка нагнулся и поднял с земли еще одну пару таких же колец на цепи, вделанной в стену у самого пола.

Человека приковывали за руки и за ноги. Полшага в одну сторону, полшага в другую — это все, что он мог…

У противоположного узкого простенка нашли точно такое же приспособление.

Лицом или спинами друг к другу погибали узники?

Фат показал рукой на выход: пора, мол, уходить.

Проверили, не оставили ль за собой следов. Следов не было.

Выбрались в котельную сосредоточенные и немножко подавленные.

Толячий был прав: плиту можно выдвинуть и в обратную сторону.

У окна по-прежнему ребят ждал Слива.

Генка на ходу рассказал ему о подвале. Тихо, не скрипнув ни одной ступенькой, пробрались на лестничную площадку Генкиного этажа и по очереди выглянули через амбразуру в сад.

Вдоль монастырской стены был сделан невысокий завал из обломков кирпича и бетона. Где-то под этим завалом находился выход кирпичной трубы…

Осторожно спустились по лестнице, вышли за ворота и наконец распрощались.

История гибели полковника прояснялась. Теперь стало понятно, зачем понадобилась комедия с Корявым. Чтобы пробраться от базарных ворот до калитки полковника, надо было пройти мимо сотен людей. А от Генкиной калитки до калитки полковника — двадцать шагов. И если где-то у ворот жутко кричит женщина, и если толпа инстинктивно подалась на этот крик — некто прошел двадцать шагов до убийства, не замеченный ни одним человеком…

И вовсе не обязательно было говорить через дверь полковнику: «Это я, Генка…» Или: «Это я, Слива…»

Чтобы все произошло быстро, Толстый мог назвать себя: полковник знал соседей. Но Толстый был не один. Вместе с ним через котельную шел Гвардеец…