Но я все равно был рад, что встретил его. Как-то, знаете, рядом с такими людьми приобщаешься к активной жизни, чувствуешь себя одним из заговорщиков.

Теперь Севка в моей помощи, похоже, не нуждался. И даже, осмотрев мое жилище, выразил готовность помочь чем-нибудь мне.

– Даже не знаю, браток, чем тебе помочь, – поминутно повторял он. – С чего начать, не знаю… В компьютерах рубишь? Столярничать умеешь? А насчет карате как?

Но я только беспомощно разводил руки: какие там компьютеры, какое карате…

Чем мне помочь, его осенило, когда он проглотил первый кусок мяса, приготовленного мною накануне по специальной индийской рецептуре.

– О! Уа-у! Вот это да! Сам приготовил? Не верю! И давно ты?.. Слушай, идея есть! Жена моего босса ищет повара. Ты бы ей точно подошел. Давай я…

– Нет, нет, нет. – Меня точно током дернуло.

За последние полчаса, пока мы потягивали красное вино, Севка дал мне понять, что занят не то чтобы полулегальным бизнесом, а каким-то уж совсем нелегальным. Он был кандидатом в мастера по дзюдо. Выглядел – громила громилой. Казалось, что его плечам тесно в одежде, и распрями он их по-настоящему, пиджачок пятьдесят шестого размера треснет по швам. Ростом он был при этом ненамного выше меня. Но все-таки выше…

– Подумай! Отказаться всегда успеешь!

– Я ж за прописку работаю. Мне еще два года…

– Купят тебе и прописку, и квартиру, как ты не понимаешь! Все будет. И – завтра же!

– Я… не готов к этому. Как-то вот так – все сразу. Мне нужно подумать.

– Не тяни, тугодум, дело выгодное.

– А как у тебя с той, рыженькой… – быстро перевел я разговор на его любимый предмет.

Мы с ним просидели до утра. Севка несколько раз бегал вниз, к машине, за вином. У него в багажнике оказался целый склад. Среди ночи он вышел покурить в «тамбур» и пропал часа на два. Вернулся довольный, объявив, что у меня хорошенькие соседки. А главное – добрые очень…

На следующий день я, протрезвев, выбросил, конечно, из головы его «заманчивое» предложение насчет того, чтобы стать поваром для мафиозного босса. Вспомнил, как, сильно захмелев, Севка пустился в откровения:

– Знаешь, Слав, я ведь со всеми потрохами продался. Квартира у меня – закачаешься, техника – вся, какую представить только можно. Машина вот – сам видел. Денег куры не клюют. Девчонок – сколько и каких пожелаю. Только вот такое чувство, что ненадолго все это. Неделю назад охранник наш один сел в машину и взлетел в воздух в ту же минуту. Босс – тот вышел случайно, на минутку… Один раз обстреляли, один раз в больницу попал. И это все за три года. Много ли мне еще осталось – не знаю? Денег не коплю, жениться не собираюсь, о детишках не думаю. Что дальше? – Он задумчиво смотрел в свой стакан. То ли грусть сквозила в его словах, то ли страх, я так и не понял. – В общем – живу одним днем. Нелегко это. Давай-ка я еще за бутылочкой сбегаю…

У меня было время прочувствовать Севкину обреченность, пока он бегал к машине. Ну, одним днем-то он всегда жил и о детишках, насколько я помню, всегда помышлял мало. Но в ту минуту я порадовался за свою непоколебимую безопасность. Но вот как только бархатные басовые нотки голоса Катиной мамы улеглись в моей голове, я вдруг решил: «Да пропади она пропадом, моя безопасность!» Действительно, что мне ловить? Что терять? С чем будет грустно расставаться? С этой замшелой жизнью? Да разве это жизнь?

Но как только я позвонил Севе и сдался, мною снова овладел страх за свою никому доселе не нужную шкуру. Я всегда относился к робкому десятку. Не то, что Севка. Хотя…

– Эй, уснул, что ли, у телефона? – спросил Сева, когда я поднял трубку на десятый звонок. – Не спи. Я, кажется, уладил твои дела. Сегодня в двадцать ноль-ноль будь на Рубинштейна в «Молли паб».

– А что это такое?

– Да ничего страшного. Пивной ресторанчик.

– И что мне там делать?

– К тебе подойдут, объяснят.

– А как они меня…

– Узнают, не волнуйся.

И Сева дал отбой.

Ровно в восемь вечера я, одетый в строгий черный костюм, вошел в пивной ресторан. И тут же пожалел, что так вырядился. Публика здесь была шумная, веселая и беззаботная. Молодежь кучковалась за столиками большими компаниями. Я занял позицию у стойки, заказал себе сок и с интересом принялся смотреть телевизор. Как раз в это время начался футбольный матч.

Через полчаса я выпил уже два стакана сока и заволновался. Ко мне никто не подходил. Неужели Севка надул меня? Память перетасовала карты нашего совместного прошлого и одну за другой стала подсовывать мне истории розыгрышей, которые Севка устраивал в институте. «Надо же было так купиться!» – вздохнул я и сразу же почувствовал огромное облегчение. Стащил потихонечку галстук, сунул его в карман, расстегнул верхнюю пуговицу и заказал себе стаканчик пива. Теперь можно было расслабиться. И уж посидеть немного здесь, коли я сюда заглянул.

Через несколько минут в ресторанчик вошли две интересные девицы. Таких даже на обложках журналов не бывает. Одна высокая, с распущенными длинными каштановыми волосами. Другая – совсем молоденькая, моего примерно роста, с короткой стрижкой и встревоженным взглядом. В белокурых коротких волосах ее смело вились две ярко-синие пряди.

Они подошли к стойке и сели возле меня, обдав с двух сторон заморским благоуханием. Через минуту брюнетка спросила у меня «огоньку», через пятнадцать минут мы с ними были уже на «ты» и сидели за маленьким столиком в центре зала. Разговор у нас завязался оживленный, но совершенно непередаваемый. Намеки, поэтические иносказания, двусмысленные недомолвки. Потеха, одним словом. Мне даже показалось, что девицы эти были почти незнакомы. Высокая красавица была одета с иголочки, загадочно улыбалась и все время подшучивала над другой. В частности, когда они представились, то высокая назвалась Мари, а другую представила как Настю. И все время спрашивала, не пора ли той домой. На что Настя отвечала, тоже лукаво улыбаясь, что Мари прекрасно знает, пора ей или нет, и даже что-то сказала, что, мол, зависит это только от нее. Насте было лет восемнадцать, и все ее достоинства сводились к какому-то странному внутреннему свечению. Так, наверно, светится изнутри умопомрачительная юность. Одета она была необычайно просто, только за этой простотой угадывались колоссальные капиталовложения родителей. Пила только минеральную воду, в отличие от Мари, участвовавшей со мной в поглощении пива.

Около половины двенадцатого, когда народу в зале значительно поубавилось, девушки о чем-то заспорили. Они не называли вещи своими именами, но я вдруг со сладким ужасом осознал, что спорят они из-за меня. Они резво обменивались изящными шпильками. Настя утверждала, что ни в коем случае не отстанет от Мари, а Мари, улыбаясь, напоминала ей о том, что хорошо бы подумать о родителях, которые, вероятно, не находят себе места.

Захмелев, я радостно переводил взгляд с одной на другую, опасаясь, что затянувшийся спор может привести к тому, что они предпочтут вовсе на меня плюнуть. Мне бы этого не хотелось. В глубине души я предпочел бы, чтобы в споре победила Настя.

И дело даже не в том, что она подходила мне по росту, совсем нет. Что-то в ней было такое милое и родное, будто я давно и хорошо ее знал. Ну конечно, ни о каком романе с ней не могло быть и речи. Я бы проводил ее домой. А потом сводил бы как-нибудь в кафе-мороженое. Мари была потрясающе красива, уверена в себе, умна… Но все это ее от меня скорее отдаляло, чем способствовало порождению каких-то глупых надежд.

Машина подкатила сразу же, как только Настя подняла руку. Мы собирались поехать ко мне. Все вместе. Поначалу я упирался, решив, что этакие дивы, завидев мои хоромы, тотчас смоются и больше я их никогда не увижу. Я упирался, а они настаивали. Тогда я признался, что живу в коммуналке. Девицы завизжали от восторга. Все это было похоже на сон. Я открыл дверцу машины, пропустил Настю, затем Мари и, подумав немножко, решил и сам устроиться на заднем сиденье. Как говорил тот индеец – теплее будет. И потом, почему бы не потереться рядом с Мари, тогда как Настю я впоследствии собирался водить на утренние сеансы в кино…