Машина лихо тронулась с места, я повернулся к Мари, и улыбка тут же сползла с моего лица. Мари улыбалась, а вот Насти в машине не было вовсе. Вот это номер!

– А где?.. – начал было я.

– Не знаю. – Мари явно была не из тех девушек, которые дают хоть какие-то объяснения.

Я даже не ожидал, что так расстроюсь. Вечер уже не казался мне таким упоительным. И Мари пришлось приложить немало усилий, чтобы целиком завладеть моим вниманием и заставить позабыть о нашей малолетней спутнице.

Но она сделала это профессионально. В ней угадывалась опытная, зрелая женщина, легко относящаяся к жизни, и я не мог долго оставаться равнодушным к такому удивительному сочетанию качеств.

Через пятнадцать минут мы поднимались ко мне. Мари шла впереди, а я чуть сзади, раздумывая, с чего начать наш будущий, скорее всего короткий, роман. У нее были красивые, стройные ноги, и я никак не мог оторвать от них взгляда, чтобы сосредоточиться на том, что должно было произойти между нами в ближайшее время. Собственно, я понятия не имел, о чем предпочитают беседовать такие девушки в половине второго ночи.

– Прошу! – сказал я довольно тихо, распахивая перед ней дверь своей комнаты и опасливо поглядывая в сторону кухни.

Слава богу, соседи давно разошлись по своим комнатам. Мари бросила сумку, вздохнула и сказала весело:

– Хочу в душ!

– Пожалуйста, сколько угодно, – в тон ей ответил я, искренне недоумевая, какой сегодня праздник и почему все события разворачиваются в таком сумасшедшем темпе.

– А потом ужинать! – потребовала она. – Я голодна как волк, а волки не питаются одними солеными орешками.

– Будет исполнено.

Я подал ей новое полотенце. Мама дала мне их целую стопку перед отъездом. Мари попросила рубашку.

– Мою?

– А здесь есть кто-то еще?

– Ага…

Наши переговоры и мои метания по комнате от шкафа к плите и обратно заняли всего несколько секунд. Разогревая на своей плитке ужин – зажаренную специальным образом щуку, – я с досадой смотрел на стол, где стояла бутылка красного вина. К рыбе полагалось белое. Я оказался не готов к сегодняшней удаче. Хорошо еще, что рыба осталась…

Мари вернулась из душа. Похоже, она и не думала вытираться. Ее ноги были покрыты мелкими капельками воды, и я уже не мог оторвать от них глаз. В этот момент у меня впервые мелькнуло что-то вроде радости относительно своего роста. Рубашка, в которую нарядилась Мари, была настолько коротка, что это вызвало необычайный восторг не только в моей душе, но и во всем организме. Не в силах больше смотреть, как она расчесывает свои блестящие волосы, отливающие медью, я подкрался сзади и осторожно провел дрожащим пальцем по капелькам на ее ноге. Мари замерла и посмотрела на меня так, словно раньше не видела.

– Ты совсем мокрая… – прохрипел я.

– Разве мы не будем ужинать? – Она подняла брови так высоко, что они исчезли под короткой челкой.

– Да, да, конечно, – встрепенулся я, и вдруг меня как громом поразила безумная мысль: «А что, если?..»

– Ты ведь, кажется, должен быть сногсшибательным кулинаром. – Мари посмотрела мне прямо в глаза и добавила на всякий случай, чтобы развеять мои последние сомнения: – По крайней мере, мне так говорили…

Вот это проверочка! Да, мне бы и в голову не пришло! А я-то думал. Идиот! Смешно, конечно же, теперь смешно. Такие умопомрачительные девицы, ясное дело, давно уже все пристроены в каких-нибудь мафиозных структурах. Они же как орхидеи – их нужно регулярно поливать, подкармливать, возиться с ними. Иначе – что? Иначе они будут хлопать задниками стоптанных тапочек в пятиметровых кухнях, и что, скажите на милость, тогда останется от их изысканного вида? Ну ладно, решил я, пусть остается орхидеей. Раз нет у меня никаких садово-огороднических талантов по уходу за такими штучками, остается только любоваться ими в чужом саду. Одна только мысль тревожила меня и все никак не хотела выметаться из головы. Понятно, что кто-то стрижет им ногти, кормит диетическим кормом, подстригает время от времени, регулярно причесывает, одевает, делает массаж, купает в бассейнах. Но все-таки кто-то же с ними и спит, с этими орхидеями. Кто-то, потратившийся на всех этих садоводов. И как это бывает, хотелось бы мне знать? Есть ли в этом что-нибудь необычное? Или все это великолепие только так – напоказ, как в музее, с табличкой «руками не трогать».

Я так увлекся своими рассуждениями, что чуть не спалил рыбу. Орхидея тем временем расположилась в моем единственном кресле и, лукаво улыбаясь мне в спину, потягивала красное Севкино вино. Подкатив к ней маленький раздвижной столик, я с напускным равнодушием поставил на него тарелку для гостьи, злорадствуя, положил рядом вилку для рыбы – пусть помучается, и присел на кровать со стаканчиком вина. Мари внимательно посмотрела на меня, усмехнулась и принялась ловко разделывать рыбу, отправляя в рот маленькими кусочками.

– У-у-у, – мурлыкала она. – Ничего.

Ничего? Даже мои соседки не могли подобрать слов, достойных моей стряпни. А ей, видите ли, ничего, как будто яичницу приготовили. Поскольку я перестал смотреть на ее ноги, то теперь переводил взгляд с потолка на свой бокал и обратно.

– Что ты, все дуешься? – в конце концов не выдержала Мари.

– Нет, нет. Никаких обид. Тебя прислали, и ты пришла, правильно? Тебе зачем-то нужно было разыграть все таким образом, правильно? Я, собственно, не возражаю. Хозяин – барин, а ты его представитель. Все нормально, какие обиды?

– Ну, – Мари усмехнулась. – Не сердись. Я выдам тебе самые лучшие рекомендации.

– Заодно можешь упомянуть о моей непритязательности в отношении хорошеньких девушек. Расскажи хозяину, что никакой серьезной угрозы я для него не представляю. Мой будущий босс сможет спать спокойно, пока я буду находиться в его доме!

– Да перестань ты, – отмахнулась Мари. – Просто из всего хочется сделать маленький роман. Из каждой житейской мелочи.

– Кстати, а как же Настя? Неужели она тоже из вашей… сети?

– Нет. Она привязалась ко мне на улице, – поморщилась Мари.

– То есть она естественным образом собиралась ко мне в гости, – с грустью сказал я, вспоминая вызывающе-синие пряди и светящийся отчаянием взгляд, брошенный мне на прощание, – а ты помешала нашему знакомству из производственных интересов…

– Знакомству? – язвительно уточнила Мари. – Ей ведь, кажется, еще и восемнадцати нет!

– А я бы водил ее в цирк…

– Ах, так! Значит, она тебе понравилась больше?

Мари решительно поставила стакан на стол и повалила меня на кровать…

Около половины восьмого она спохватилась и стала собираться домой. Долго искала помаду, вытряхнула все из сумочки, рассыпала по кровати, порылась, нашла – и губы ее вспыхнули пунцовым пламенем. На прощание она поцеловала меня этими губами и приказала ждать ее звонка ровно в шесть.

– Не провожай, я хорошо ориентируюсь в катакомбах. Сама раньше жила в подобных. До вечера.

Я все еще лежал в постели и томно смотрел на то место, где только что стояла Мари. Сон, наваждение. И как это со мной такое случилось? На всякий случай я решил посмотреть в зеркало, чтобы удостовериться: я это или не я. Встал с кровати, и тут же на пол упала черная записная книжка. Вот те на! Не моя. Мари забыла. Может быть, она еще на остановке? Я наспех оделся, с любопытством листая черную книжечку. Ничего интересного. Все мужчины, телефоны которых красовались в ней, именовались ею по имени-отчеству. Открыв страничку на букву «Г», я отыскал и свой телефон: Грох Станислав Георгиевич – значилось там. Какая официальность! Почему бы не написать просто: Славик-повар?

Не дожидаясь лифта, я сбежал вниз по ступенькам и бросился к остановке. Мари уже спешила мне навстречу. Наверно, заметила пропажу и решила вернуться. Лапушка моя! Господи, до чего же она красивая! А волосы как переливаются под ярким солнцем!

Мари увидела меня наконец, и морщинка, прорезавшая ее лоб, тут же исчезла, она улыбнулась. Я был на седьмом небе от счастья! Значит, ничего не кончилось вместе с этой ночью. Если она сейчас поцелует меня, ну не поцелует, а хотя бы чмокнет в щеку, то, значит, я могу надеяться… Мари легко побежала мне навстречу. Расстояние между нами сокращалось. Десять метров, восемь, пять… И вот, когда я собирался сказать ей, что… Нет, нет. В какой-то момент я достал из кармана злосчастную книжку, но неожиданно выронил из рук. Я резко остановился и нагнулся, чтобы поднять ее. А когда поднял, посмотрел сразу же на Мари. Ее глаза вдруг… Я видел только ее глаза. Мне было важно, что там: сожаление о том, что между нами было, или, наоборот, радость. Я знал, что только в глазах найду ответ. Слова – это ерунда. Она посмотрит – и я сразу все пойму.