— Здесь помещалось командование отряда, — задумчиво сказал Петр Сергеевич. — Дальше, за теми деревьями, была у нас походная кухня, а еще дальше — госпиталь…

Охваченные необычным волнением, молча подошли ребята к землянке. Юра Антонов первым, пригнувшись, исчез в темном лазе.

За ним последовал Женя. Спустя минуту послышался его приглушенный голос:

— Ой, ребята! Здесь даже постели есть, и печка, и чайник…

В землянке было темно и прохладно. Постелями оказались связанные из хвороста нары, напоминавшие поваленный плетень. Железная печка была сделана из автомобильного бака. На ней стоял закоптелый жестяной чайник.

Шепотом переговаривались между собой ребята, осматривая все эти удивительные предметы. Из яркого солнечного леса они попали в какой-то незнакомый, таинственный мир.

Тишину нарушил Женя. Он робко тронул чайник и нарочито громким голосом сказал:

— Большой! Наверное, литра два воды входит.

— Тсс! — остановил его чей-то голос.

Молча покинули ребята землянку.

— Понравилась наша хата? — Петр Сергеевич улыбался. — Тут и костер разложим.

Митя вытащил из вещевого мешка крупу, сало, хлеб… Мальчики побежали за хворостом. Наташа взялась кухарничать.

Каша получилась превкусная, немного припахивающая дымком.

Жара спадала. Пообедав, все остались сидеть вокруг костра.

— Когда стоял здесь ваш отряд? — спросил Юра.

— Это было осенью сорок первого. Возле такого же костра беседовал с нами, молодыми бойцами, комиссар. Были среди нас и хлопцы, как вы, — чуть постарше.

— А жалко, что нас в ту пору не было, — вздохнул Митя. — Были бы и мы партизанами… — Помолчав немного, Митя неожиданно добавил: —А мой дед в гражданскую войну партизанил. Он самого Сергея Лазо видел!

— Сергея Лазо? А не врешь ты, Митяй? — Женя с загоревшимся в глазах любопытством смотрел на товарища.

— Провалиться на этом месте! Дед мне много про партизан рассказывал, как они с японцами воевали. Придут к деду его дружки, с которыми он вместе партизанил, и все вспоминают, рассказывают, так бы слушал и слушал… А почему это, — повернулся Митя к Запольскому, — почему все партизаны так интересно умеют рассказывать? 

— Есть у них о чем порассказать, дружок, потому и интересно, — улыбнулся Запольский.

— А у вас, Петр Сергеевич, есть о чем порассказать? — звонко спросила Наташа.

— Ишь, шустрая!.. Давайте песни петь, друзья! — вместо ответа предложил Запольский. — У костра самое лучшее — петь песни.

— У костра самое время рассказывать и слушать… — задумчиво проговорил Юра. — Рассказали бы вы нам, Петр Сергеевич о том, что было в этих лесах, о партизанах. Нам это надо, непременно надо знать!

— Вам это надо знать? — Запольский внимательно оглядел притихших ребят. — Пожалуй, ты прав. — И, на мгновение задумавшись, Петр Сергеевич просто спросил — С чего же начать, ребята? Так много всего было…

— Начните с начала! — нетерпеливо крикнул Женя, и все рассмеялись.

— Быть по-твоему, — согласился Запольский. — Расскажу вам о нашей жизни в этих местах. Это и есть начало.

Командир отряда шагал в лесной кошаре из угла в угол. В воздухе плавали сизые струйки табачного дыма. Командир не отдыхал уже несколько суток. Чай и крепкий табак помогали прогонять сон.

Шли десятые сутки пребывания отряда в лесу. Каждый день приходили всё новые и новые люди. Надо было подготовить отряд к зиме, к схваткам с врагом. А хватит ли продовольствия на базах?

Командир подошел к окну. Снаружи слышался нестройный гул голосов. Обсуждали первое боевое крещение — стычку с гитлеровцами на шоссе. Бой был удачен. Ошеломленные яростным натиском партизан, фашисты дрогнули, побежали.

Но были и потери. Молодой партизан Вареничев выскочил из-за прикрытия и тотчас упал, прошитый автоматной очередью.

Командир вспомнил бойцов, молча стоявших над телом товарища. «Тяжелую школу предстоит им пройти, пока научатся воевать», — уже не впервые подумал он.

Скрипнула дверь. Командир обернулся. На пороге стоял худощавый человек в кожанке.

— Товарищ Панин, командир отряда? — полувопросительно сказал он козырнув.

Командир шагнул навстречу.

— Разрешите представиться — Василий Иванович Кременецкий. Назначен в ваш отряд комиссаром.

Они пожали друг другу руки.

— До войны — партийный работник? — спросил Панин.

— До войны — агроном-виноградарь, — мягко улыбнулся комиссар.

— Какие новости привезли, комиссар?

— Новость пока одна, но важная, Юрий Владимирович. По решению партизанского командования, перед отрядами поставлена специальная цель: оттянуть от Севастополя и сковать здесь, в горах, как можно больше сил противника. Вся деятельность и нашего отряда должна быть подчинена этой цели.

Командир задумался.

— Понятно. Этого следовало ожидать. Тогда нам придется, пожалуй, перебазироваться ближе к Бахчисараю и шоссе. Смотрите…

Командир подошел к карте, но ему не пришлось закончить свою мысль. В кошару торопливо вошел молодой партизан.

— Гитлеровцы близко, товарищ командир! — взволнованно доложил он. — Прибыл связной из села, колхозник, бригадир. В село пришли фашисты.

Комиссар оглядел вошедшего. Совсем молодой паренек, курносый, чубатый… Почему-то подумалось — лихой, наверное, гармонист был на селе.

А паренек частил:

— Они, товарищ командир, сходку в селе созвали. Старосту велели выбрать. А колхозники…

— Спокойно, друг, — прервал командир. — Пришли сюда связного. 

— Есть прислать связного! — Паренек вытянулся и, торопливо повернувшись, ушел.

Из краткого рассказа колхозника (связной был несловоохотлив) выяснилось, что гитлеровцы вошли в село на рассвете и сразу отобрали у крестьян небогатые запасы продуктов. А после сходки, на которой обещали колхозникам «новый порядок», принялись пировать.

— До се гуляют, — скупо ронял слова связной. — Начальство ихнее, толстый офицер, — именинник, что ли, — плясать велел. Ругаются фрицы, что не веселимся, — горько усмехнулся колхозник в прокуренные усы.

Командир, помолчав минуту, спросил связного:

— Много в селе солдат?

— Мабуть, до роты. Больше не будет.

— Ну так вот что: идите, веселитесь! И плясать можете. Только — ни маковой росинки! Понятно? А к вечеру гостей ждите. Из соседней деревни. Приглашайте их до своего хоровода. Может, те гости еще хозяевами обернутся.

Хмурое лицо колхозника просветлело.

— Понятно. Ждать будемо.

Когда связной ушел, Панин сказал комиссару:

— Что ж, погуляем на именинах у господина офицера.

Вечером гулянье в селе было в самом разгаре. Все росла толпа на площади возле дома правления колхоза, где расположилась комендатура. Подходили девчата в широких, старинного покроя юбках, повязанные до бровей платками, плечистые деды. Деды подплясывали в такт гармошке, пошатываясь бродили по селу, любопытно заглядывали в окна хат, где пировали гитлеровцы. Одного из них (огромного, косая сажень в плечах) провожали удивленные взгляды подвыпивших солдат.

— Держись в тени, Рындин, — шепнула, пробегая, чернобровая дивчина. — Не привлекай внимания.

На крыльцо комендатуры вышел толстый офицер. Его почтительно поддерживал адъютант.

К офицеру подбежал переводчик, но тот остановил его:

— Данке! Я беседоваль сам.

Неверными шагами офицер подался вперед и хрипло крикнул, обращаясь к толпе крестьян:

— Руссише пейзан! Когда с вами нет коммунисти…

— Врешь, гад! — послышался спокойный голос. — Они есть!

Раздался выстрел — и толстяк без звука повалился на руки обомлевшего переводчика.

Всхлипнув, умолкла гармошка. Затрещали хлопки выстрелов. Зататакал пулемет. С паническим криком: «Партизанен!» — кинулись бежать гитлеровцы. За ними мчались девчата, высоко подобрав юбки над смазными сапогами. Деды, вмешавшись в схватку, наотмашь били прикладами фашистов. Тот, кого назвали Рындиным, с неимоверной силой высадил двери комендатуры и ворвался внутрь. Побелевший от страха адъютант поднял руки.