Неподалеку от Бахчисарайского шоссе гитлеровцы вынудили партизан вступить в открытый бой.
Уже стемнело, когда над головами партизан возник светящийся шатер трассирующих пуль. У переднего края рвались вражеские мины.
Было очевидно — фашисты пока не догадывались, что имеют дело лишь с отрядом в триста человек, иначе они бы обрушились лавиной и раздавили отряд.
С каждой минутой положение партизан ухудшалось. Боеприпасы кончались. Отойти было некуда: со всех сторон отряд теснили части противника. Отступление неминуемо превратилось бы в разгром.
Комиссар, прижимаясь к земле, когда огонь становился шквальным, подполз к командиру. Он вгляделся в его побледневшее нахмуренное лицо и понял, как трудно Панину, как напряженно и пока тщетно ищет он нужного решения.
— Есть выход, Юрий, — шепнул комиссар. — Группу моряков пошлем в тыл противника, пусть поднимут там шум. Они это умеют… Чтоб гитлеровцам казалось, будто на них целый полк с тыла навалился.
Командир приподнялся, и в ту же минуту пуля, противно пискнув, впилась в кору соседнего дерева.
— Невозможно, Вася. Мы окружены отовсюду.
— Можно пройти на стыке подразделений. А потом… вон той рощицей.
— Бесполезно. Никто не сумеет.
— Тогда пойду я, — сказал комиссар. — Людей подберу сам: моряков и человек пятнадцать коммунистов. Не возражаешь?
Командир молча взглянул на Кременецкого, уходившего почти на верную смерть.
— Не беспокойся! — Кременецкий тронул его руку. — Проберемся и всё организуем. Только продержись еще немного.
Комиссар отполз в сторону. За ним тенью следовал Шитов.
Огонь противника, казалось, достиг предела. Рои трассирующих пуль все ярче вспыхивали на фоне потемневшего леса. В грохоте боя невозможно было расслышать человеческого голоса. С почерневшими от усталости и напряжения лицами люди едва сдерживали натиск врага. Командир терял надежду, но усилием воли заставлял себя казаться спокойным.
Вспыхнула пачка красных ракет, и все затихло. Миг — и на отряд обрушится лавина фашистских головорезов…
И вдруг что-то произошло. Командир ощутил перелом, спад в натиске противника. Грохот выстрелов почти стих. Издалека до командира донеслись крики. Неужели?..
Да, ясно звучало:
— Слушай мою команду! Вперед! Ура!
И разлилось:
— Ура! Ура! Ура!.. — мощно подхваченное гулким горным эхо. Воздух сотрясался от разрывов гранат, криков, автоматных очередей…
Теперь сомнения не было — комиссар выполнил обещание.
Удар с тыла ошеломил врага. Поднялась беспорядочная пальба, в небо полетели сигнальные ракеты.
Командир выпрямился, подал знак к атаке.
И случилось, казалось бы, невозможное. Враг побежал. Фашистских солдат не могли остановить ни звуки рожков, ни зуботычины офицеров. Бежали, бросая оружие, убитых, раненых. Свыше ста трупов осталось возле шоссе. Победа была полной.
Петр Сергеевич умолк. Чей-то ломкий ребячий голос спросил:
— А комиссар? Что потом было с комиссаром?
— Комиссар? Он долго воевал вместе с отрядом. Когда Панина ранили и он был отправлен в госпиталь на Большую землю, Василий Иванович стал нашим командиром. Но все в отряде продолжали называть его комиссаром… — Запольский помолчал. — Погиб Василий Иванович позднее. Случилось это так. Спустя почти год после начала войны комиссар готовился к встрече в лесу с руководителями городского подполья. Они должны были совместно разработать план крупной операции против гитлеровцев.
Место встречи — заброшенная лесная сторожка — было строго засекречено. Комиссар шел туда только с Шитовым.
Приблизившись к сторожке, они увидели засаду. Гитлеровцы их заметили и подняли стрельбу. Тогда комиссар сорвал с себя сумку и крикнул ординарцу:
— Беги, доставь сумку в отряд!
Шитов не хотел оставлять комиссара, но Кременецкий, побагровев от ярости, закричал:
— Выполняй приказ, иначе расстреляю!
Схватив сумку комиссара, Шитов побежал: когда он оглянулся, то увидел, что комиссар, продолжая отстреливаться, как-то неестественно изогнулся и упал. Шитов бросился к Кременецкому и, подхватив его на руки, углубился в лес.
Комиссар был ранен. Шитову удалось уйти от преследования гитлеровцев, но шальная пуля настигла и его. Истекая кровью, ординарец нес комиссара. Потом Шитов потерял сознание. Когда он очнулся, то лежал на земле рядом с комиссаром. Комиссар был мертв.
Шитов уже не шел, а полз. Силы его иссякли. Все меньше оставалось надежды на то, что удастся добраться до своих. Но как же сумка? Сумка не должна попасть в руки врагов, ее надо было спрятать.
Шитов положил сумку в валявшуюся в траве пустую коробку из-под патронов и, вырыв ножом яму, закопал коробку в землю.
Шитова нашли неподалеку от партизанского лагеря. Он рассказал о гибели комиссара, но, где закопал сумку, объяснить не мог. Он потерял сознание и все что-то говорил, говорил… Понять его было невозможно…
— Партизаны нашли тело комиссара и предали его земле, — после долгого молчания продолжал Петр Сергеевич. — Знаете Поляну Комиссара в горах?
— Мы слышали про Поляну, но никогда там не были, — тихо проговорил Юра…
— Ну что ж, устроим вместе поход по партизанским тропам. И на Поляне побываем… — Запольский поднялся — По домам пора, поздно уже.
Притихшие ребята последовали за ним.
Юра вдруг спросил:
— А нашли сумку?
— Нет, сумку не смогли найти. В тот же день отряд ушел из тех мест. Я в то время в отряде не был, лежал в госпитале. До последней минуты был возле Шитова Балашов. От него я потом все узнал. Давние это дела!
Группа вышла на тропу, ведущую к поселку. Толей поравнялся с Митей:
— А здорово Петр Сергеевич про войну рассказывал! Правда?
Митя не ответил.
— Брось дуться! Ведь нашли же мы Юрку! И пещера теперь наша. Кончатся работы в совхозе, будем там командовать.
— Не пойду я с тобой в пещеру, — ответил Митя. — Плохой ты товарищ. Командуй сам.
— Значит, с Юркой будешь дружить?..
Не получив ответа, Толей догнал Юру и дернул его за рукав:
— Слышишь, Антонов, пещера теперь наша!
— Дарю ее тебе! — отмахнулся Юра.
Вдали уже мелькали огоньки поселка.
Глава четвертая
Шифрованные письма
Хорош зеленый июнь на южном берегу Крыма! Размашистой кистью художника наводит он голубизну на безоблачную ширь неба, чуть-чуть сгущая тона, когда касается морской синевы.
Наливаются сливы и персики. Прозрачными каплями выступает сок на виноградных лозах. «Лето пришло — виноград плачет», — говорят крымчане. Это счастливые слезы. Это — предвестие урожая.
Наташа целыми днями бродила вокруг поселка, испытывая то радостное чувство узнавания, которое знакомо путешественнику, попавшему в неведомую страну.
Раньше Новиковы жили на Дальнем Востоке в небольшом пограничном городке. Там Наташа родилась, выросла, начала учиться. А месяц назад села с отцом, получившим новое назначение, на самолет и оказалась в Крыму.
Немного щемит сердце, когда вспоминаются подруги, учителя. Но долго грустить некогда, каждый день непохож на другой и так интересен…
Однажды Наташа зашла в детскую читальню, чтобы дочитать книжку о Крыме, и увидела ее в руках Васи Кузьмина. Он сдавал книжку библиотекарше.
Девочка попросила эту книжку, села за столик и принялась перелистывать страницы. Неожиданно из книжки выпал разорванный конверт со вложенным в него листом бумаги. На конверте — четкий адрес: улица Красных Зорь, 11, Кузьмину Василию.
Наташа поспешно выбежала из читальни.
Вася шел не спеша, что-то насвистывая.
Девочка легко догнала его.
— Вот, возьми. Ты оставил в книге письмо, — слегка задыхаясь от быстрого бега, сказала Наташа.
Вася, с недоумением посмотрев на нее, взял конверт. Тотчас же губы его раздвинулись в улыбку:
— Ах, это? Оно мне ни к чему. Видно, кто-то из ребят подшутил. Что в нем — цифры и цифры!