На следующий день аборигены напали на группу испанцев, высадившихся на берег, чтобы пополнить запасы воды. Затем они пытались разрушить церковь, и только вооруженному отряду, посланному Киросом на двух шлюпках, удалось отогнать их.
В залив, где стояли испанские корабли, впадали две реки. Одну из них, напоминающую своими размерами, как писал Кирос, «Гуадалквивир у Севильи», с глубоким устьем, куда могли заходить «не только шлюпки, но и фрегаты», назвали Иордан, а другую, расположенную к востоку от нее, несколько меньших размеров, — Сальвадор.
Торрес с отрядом солдат на шлюпе «Три волхва» был послан провести промеры глубины реки Иордан в ее устье. Он обнаружил, что не может достать дна. Шлюп пошел дальше по реке. Торрес и его спутники восхищались красотой ее берегов и чистотой воды. Испанцы высадились на берегу, где была расположена небольшая деревушка из четырех улиц. Два аборигена, следившие за высадкой испанцев, дали знать своим соплеменникам о появлении врага, и, когда испанцы вошли в деревню, она уже была пуста. Но вскоре они услышали воинственные крики. Большая группа аборигенов стремительно атаковала испанцев, вынудив их отступить к берегу. Там Торрес и его люди, не мешкая, сели на шлюп и вернулись к остальным кораблям, стоявшим в заливе.
21 мая испанцы с необычайной торжественностью отмечали праздник тела Христова. Все были на берегу, на кораблях осталось лишь по два человека. Мессу служили в празднично украшенной церкви Мадонны из Лорето. День был ясный. Воздух звенел от пения птиц. Кроны деревьев, ярко освещенные солнцем, слегка шелестели от дуновения ветерка, который не нарушал беспредельной глади моря.
После мессы начался праздник. Несколько матросов, разодетых в красные и зеленые шелковые рубахи, исполнили зажигательный танец со шпагами. Им аккомпанировал на гитаре представительный пожилой моряк. Потом танцевали корабельные юнги в коричневых, голубых и серых шелковых рубахах, с венками на головах и пальмовыми ветвями в руках. Свой танец они сопровождали пением, а два музыканта аккомпанировали им на тамбурине и флейте. Затем все направились к накрытым для пиршества столам.
Кирос решил пройтись и в сопровождении нескольких офицеров отошел на расстояние лиги от берега. Дальше испанцы идти не решились, боясь нападения аборигенов.
Когда Кирос вернулся на корабль, он вдруг заявил, что поскольку местные жители не прекращают враждебных действий и справиться с ними невозможно, то завтра же они уйдут отсюда и будут искать другое место для колонии. Прошло всего три недели, как корабли бросили якорь в бухте Сан-Фелипе-и-Сантьяго. Торрес попросил отсрочки на день, поскольку еще раньше было решено, что на следующий день команды будут ловить рыбу для пополнения провизии. Кирос дал такое разрешение. Среди пойманных рыб было много каргуса, рыбы красноватого цвета. Съев ее, люди вскоре почувствовали себя плохо: началась рвота, на теле появились нарывы — все симптомы лихорадки. Целую неделю большая часть экипажей судов была тяжело больна. Надо заметить, что капитан Джеймс Кук, посетивший эти места в июле 1774 г., отмечал в своем дневнике, что и его люди, поев рыбу каргус размером с большого леща, сильно заболели. «На следующую ночь, — писал Кук 24 июля, — каждый из тех, кто ел рыбу, почувствовал страшную боль в голове и всем теле, сопровождавшуюся сильным жаром и потерей чувствительности в суставах. Свиньи и собаки, которым давали рыбу, тоже заболели и некоторые из них умерли. Прошла неделя или десять дней, пока все больные поправились».
28 мая, когда казалось, что болезнь начала проходить, Кирос приказал сняться с якоря. Но к вечеру больным стало опять так плохо, что Кирос задержал выход судов из бухты, а еще через день испанцы вернулись на прежнее место стоянки. Утром следующего дня с кораблей увидели множество аборигенов, собравшихся на берегу. Кирос приказал Торресу с отрядом солдат на двух лодках подойти к берегу и узнать, чего они хотят. Когда лодки приблизились к суше, аборигены начали стрелять из луков. Испанцы ответили залпом из мушкетов и вернулись на корабли.
Но Кирос опять послал Торреса с солдатами к берегу. При этом он распорядился взять с собой трех мальчиков-аборигенов, захваченных ранее, чтобы аборигены убедились, что ничего плохого с ними не случилось. Кирос предположил, что именно в этом причина их враждебности.
Когда испанцы подошли к берегу, мальчики стали звать своих отцов, которые, хотя и слышали их, но не узнавали, так как дети были одеты по-европейски. Тогда шлюпки подошли еще ближе, чтобы с берега лучше было видно находящихся в них. Тут уж отцы узнали своих детей, и двое из них бросились в море навстречу шлюпкам. По взаимному согласию оружие было положено на землю. Начались переговоры. Аборигены стали предлагать испанцам кур, свиней и фрукты в обмен на трех мальчиков. Указывая на солнце, они дали понять, что уйдут и вернутся к полудню. Испанцы отправились на корабли. В назначенное время аборигены появились на берегу и начали трубить в раковины, вызывая испанцев. Те не замедлили прибыть к берегу, захватив трех ребятишек. Аборигены дали им одну свинью и попросили отдать детей. Испанцы не согласились. Тогда аборигены обещали привести на следующий день много свиней, предупредив, что подадут тот же сигнал.
Назавтра на берегу показались аборигены, дующие в раковины. Опять к ним были посланы шлюпки. Испанцы захватили трех мальчиков. Кроме того, на шлюпках была пара коз.
Выйдя на берег, испанцы увидели двух свиней, которых аборигены им предложили за детей. Испанцы не отдали им мальчиков, а, в свою очередь, предложили за свиней коз. Аборигены же просили вернуть детей и обещали привести больше свиней. Опять дело ничем не кончилось. К вечеру аборигены дали сигнал, и, когда испанцы на шлюпке подошли к берегу, они увидели двух местных жителей и возле них своих коз. Аборигены объяснили, что козы им не нужны. Испанцы заподозрили ловушку и, приглядевшись к близлежащему лесу, рассмотрели за деревьями множество аборигенов, вооруженных луками и дубинками. Поняв, что аборигены хотят захватить их в плен, испанцы, стреляя из мушкетов, отступили к шлюпкам, захватив своих коз, а затем вернулись на корабли.
Мальчики были страшно взволнованы. Старший из них — испанцы назвали его Пабло, — обращаясь к Киросу и указывая рукой на берег, повторял одно слово: «театали», что, очевидно, означало, что он хочет вернуться домой. На это Кирос ответил: «Спокойно, дитя! Ты не знаешь, о чем просишь. Тебя ждут более важные дела, чем встреча с родителями и друзьями!»
8 июня Кирос распорядился об уходе из бухты. Но сильный встречный ветер не позволил судам выйти в открытое море. После совещания со штурманами Кирос принимает совершенно противоположное решение: остаться здесь на зиму, возвести крепкие дома, засеять землю, построить бригантину и послать ее вместе со шлюпом исследовать открытую землю.
Корабли двинулись назад к порту Вера-Крус. «Сан-Педро» и «Три волхва», обогнав флагманский корабль, ушли вперед. Наступила ночь. Вставшие на якорь у самого входа в порт «Сан-Педро» и «Три волхва» зажгли огни, чтобы с флагмана их было видно. Но флагманский корабль никак не мог встать на якорь и, опасаясь натолкнуться в темноте на скалу, остановился в середине бухты, но сильный ветер погнал корабль к выходу из нее. К утру он был уже за пределами бухты и продолжал быстро удаляться. Три дня «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» пытался войти в бухту, но все было тщетно, и 12 июня 1606 г. Кирос приказал уйти в открытое море, так и не встретившись с двумя другими судами экспедиции.
Сказанное выше взято из записок Кироса. Примерно так же описывал происшедшее и главный кормчий экспедиции Гаспар де Леса. Командир же «Сан-Педро» Торрес в своей записке, посланной королю уже из Манилы 12 июля 1607 г., рисует совершенно иную картину: «Флагманский корабль покинул бухту в час ночи, не дав знать никому из нас и не подав никакого сигнала... И хотя на следующее утро мы отправились на поиски и сделали все возможное, обнаружить его мы не смогли... Таким образом, я был вынужден вернуться в бухту... мы оставались в этой бухте пятнадцать дней...»