Через неделю она встретила Дана-Игоря, когда возвращалась из магазина. Он уже не выглядел таким пугающим. Старенькая машина, с облупившейся на багажнике краской, джинсы, фотоаппарат на шее. Смешно поздоровался с Леночкой. Предложил подвезти. Сумки с продуктами тотчас показались Стасе пудовыми…

Всю дорогу Дан говорил о психологии, выказав такое знание предмета, что Стася, забыв обо всем на свете, слушала его разинув рот. Он говорил, что в таких вещах, которыми занимается она, главное, правильная интерпретация того, что видишь. Рассказал о некоторых способах трактования видений гадалок на кофейной гуще, про шаманов из тундры. Он говорил: точность интерпретации нарабатывается опытом, а опыт нуждается в обратной связи. Советовал держать связь со своими клиентами, выяснять подробности осуществившихся предсказаний, сопоставлять с картинкой, которую она видела во время предсказания.

Больше всего ее поразило то, что Дан относился к ней и к ее дару совершенно серьезно. Он говорил о ясновидящих, гадалках, экстрасенсах так, словно давно жил в их мире и там ему ничего не казалось странным. Уже прощаясь, он спросил: «Не хотите ли познакомиться с одной старушкой? Пришла тут такая сибилла из Перми в редакцию. Мы ее пока направили в лабораторию парапсихологии. Но поскольку у меня там друг в начальниках, могу провести…» Конечно, Стася хотела! Она мечтала встретить человека, обладающего тем же даром, чтобы расспросить о множестве непонятных ей мелочей. Слава будет категорически против, но ведь не обязательно ставить его в известность обо всем на свете.

Старушка оказалась очень древней, но предсказывать действительно умела. «Я свой дар, дочка, столько лет пестовала… И в конце концов добилась того, чтобы не заглядывать в далекое будущее, а предсказывать близкое – только на несколько дней вперед». Дан дипломатично оставил их вдвоем, вышел покурить. Вопросам Стаси не было конца. Старушка едва успевала отвечать. Про интерпретацию мало что могла сказать. Опиралась на интуицию, на жизненный опыт. Но кое-какими мелочами все-таки поделилась.

Пока ехали домой, говорила в основном Стася. Они уже были запросто на «ты», и Стася почти позабыла, как нескромно он умеет говорить о страсти. Не о страсти вообще, а о своей… Выходя из машины, она поинтересовалась: «А как мое предсказание? Сбылось?» – «Рано еще!» – удивленно ответил Дан и развел руки. Он хитро улыбался, словно предсказание касалось ее. Его и ее. Словно она и была той самой «почти вашего возраста, почти вашего сложения, почти вашего темперамента…». Дан весело кивнул ей на прощание и не назначил встречу. Стася успокоилась и подумала, что похожа на обычную бабу – чуть мужик с тобой по-человечески, уже кажется, что влюблен. Встречу он не назначил, только визитку вручил, потому что так принято.

Две недели назад он звонил ей и посоветовал почитать недавно изданную книжку одного американского профессора, специалиста по парапсихологии, которая ей потом очень и очень помогла. Сказал, что собирается лететь к нему в Америку на курсы изучать способы интерпретации. «Позвони, как вернешься!» – хотела было сказать ему на прощание Стася, но в комнату вошел Слава, и она просто пожелалаДану счастливого пути.

Она начинала корить себя за глупость и необразованность. Дан сыпал цитатами, упоминал авторов, пишущих об эзотерике, биоэнергетике, парапсихологии. Она все старательно запоминала, потихоньку записывала, клятвенно обещая себе непременно отыскать эти книги, как только появится время. Эрудиция Дана казалась ей недосягаемой. Она с тоской думала о том, когда же у нее появится это время? А порой жалела, что так рано выскочила замуж. «Эти молодые девчонки, бросающиеся из-за парты замуж, – говорил Дан вроде бы не о ней, но до жестокости точно и потому обидно, – они ведь всю жизнь остаются на том же уровне. Мытье кастрюль препятствует росту интеллекта, я уже не говорю о душе».

Временами ей хотелось туда, в мир Дана, где люди свободны, где потоки информации похожи на селевые потоки, где энергия бьет ключом и все люди – единомышленники. «Откуда ты все это знаешь?» – спрашивала она его с завистью. «Профессия обязывает. Каждый должен знать свое дело, а журналист должен знать дела каждого».

Вот кому нужно позвонить! Стася порылась в сумочке и вытащила глянцевую визитку. У телефона она чуть помедлила, подумав, что Слава вряд ли одобрил бы этот поступок. Однажды, когда Стася попыталась рассказать ему об этом другом мире, где люди относятся к ее параспособностям совершенно нормально и обычно, где цитируют известных ученых-эзотериков, Слава вдруг оборвал ее и спросил: «Зачем?» – «Как зачем? – не поняла Стася. – Это же культура! Специфическая, быть может, но все-таки подлинная культура людей, не похожих на нас». – «Мне все равно, – сказал Слава, – будешь ты цитировать классиков или нет. Но мне не все равно – останешься ли ты моей доброй девочкой или превратишься в сноба от эзотерики!» Стася опешила. Он ничего не понял. Тогда она попробовала зайти с другого конца. «Слава, как бы ты отнесся к тому, что я исчезну на несколько дней?» – «То есть – как?» – спросил Слава. «Есть такая лаборатория, там изучают способности таких людей, как я. Они меня приглашали. Говорят, если получить их сертификат, можно ездить хоть по всему миру с лекциями и демонстрировать свои способности. Представляешь?» В принципе Стася понимала, на что идет. Слава будет против, причем против категорически. Чтобы это предвидеть, не нужны было быть ясновидящей.

Слава ответил не сразу. Он долго молчал. Подбирает слова, чтобы не обидеть, – поняла Стася и с нежностью посмотрела на мужа. А Слава тем временем подошел к книжной полке и вернулся с толстой книгой. «Фантастика» – было написано крупными буквами на корешке. «Есть здесь один рассказ. Это не займет много времени. Ты прочти. Мне кажется, тебе это пойдет на пользу», – сказал Слава совершенно серьезно и оставил ее одну. Рассказ действительно оказался коротким. Назывался – «Зевс».

«Эта поучительная история о Зевсе началась вовсе не в Древней Греции и даже не в Греции современной, а в глухом лесу Новгородской области, в середине двадцатого века. Началась она с грозы, о которой нужно сказать отдельно. Но сказать нужно лишь то, что эта гроза была самой необычной из тех гроз, которые доводилось видеть старожилам небольшой деревеньки Олимпово.

Небо почернело настолько, что селяне все поголовно решили, будто наступает конец света, а потому даже не стали зажигать лучин. В полдень на землю пала глубокая ночь. Все, разумеется, сидели дома и ждали, чем все это кончится, одна только глупая Гея бродила в тот день в лесу и не поспела вернуться домой до того, как на землю низверглась лавина воды. Гея была тридцатилетней матерью-одиночкой, а точнее, пока еще не матерью, а брюхатой от какого-то бродяги, как говорили местные бабы, старой девой.

Когда на землю пала мгла, Гея до того перепугалась, что, шарахнувшись, как глупая лошадь, в сторону болота, потеряла тут же и корзинку с грибами, и тропинку, по которой могла бы быстро добраться домой. Молния проделала дыру в полнеба, ослепила всех, кто имел глаза, и тут же громыхнул адский гром, от которого чуть не разорвались барабанные перепонки. В деревне бабы часто крестились на иконы, а мокрая Гея в лесу валялась без чувств под кустом дикой малины.

Однако ей повезло, сразу же после дождя она пришла в себя и вернулась домой, где и разродилась мальчиком, названным тут же по местным святцам в честь нынешнего святого – Зевсом. И никто бы, наверно, тот день никогда не вспомнил, хоть и натерпелись все страху, если бы не Зевс.

Когда Зевсу было всего лишь пять, его то и дело таскали за уши соседки, у которых он что-нибудь поджигал. Мальчик родился необычным. Машет руками, а из кончиков пальцев летят мелкие, но самые настоящие искры. К десяти годам, когда искры сменились маленькими, но совсем настоящими молниями, Зевс приучился руками не размахивать и следил за своей походкой, потому что, как только руки начинали бесцельно ходить ходуном, под ногами вспыхивали маленькие костры. В восемнадцать, узнав о безвременной кончине матери, он всплеснул руками и поджег дом старосты, после чего батрачил на того за одну лишь похлебку два с половиной года.