Она быстро сказала:

— Девочка может обладать внешностью матери, но боюсь, она унаследовала и ее своенравие. Она слишком самоуверенна для такого юного возраста. За ней придется присматривать.

Джошуа искоса взглянул на жену.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не кажется ли тебе, что нам следует побольше узнать о них, Джошуа? Ты уверен, что Кларисса была действительно замужем за этим своим виконтом?

— Вероятно. Насколько мне известно, он был дьявольски гордым, — Джошуа сощурил глаза. — Ты это имела в виду: распустить слух, что они низкого происхождения, незаконнорожденные?

— Ну, доказательств ведь нет? Если они в самом деле те, за кого себя выдают, то как же остальные родственники? Почему они их бросили, позволили ехать к нам за милостью? Ведь мальчик имеет права наследника?

— Ты себе не представляешь, что там творится, моя дорогая. Там хозяин теперь — палач, и люди ни за грош расстаются со своими головами, помоги им Господь!

Он пристально смотрел на пляшущие языки пламени. Августа, конечно, была неглупа. Если бы эти двое считались внебрачными детьми ее сестры, он мог бы позаботиться о них, но не в ущерб своей собственной жене и детям, разумеется. Эта мысль, учитывая сложившееся затруднительное положение, нравилась ему. Но было что-то в этой девочке. Он подумал о Клариссе, такой красивой и своенравной. Она ускользнула от него, когда он уже думал, что завладел ее любовью. Отбросив горькие, неприятные воспоминания, сэр Джошуа мрачно сказал:

— Верно и то, что дела пойдут теперь нелегко. Уже поговаривают о военном налоге, как будто недостаточно вытряхнули денег из наших карманов. В городе хаос. Пиит утверждает, что все будет кончено за несколько месяцев, но по-моему, он выдает желаемое за действительное. Он всегда был миролюбивым человеком. Я разговаривал кое с кем из тех, кто был там и уехал в последнюю минуту. Они рассказали мне, что во Франции забирают в солдаты всех мужчин, которые могут ходить и носить оружие, так что я не обольщаюсь.

— Я ведь и о тебе думаю, Джош, — вкрадчиво продолжала жена. — Нас ждут большие расходы через год-два, когда нужно будет вывозить в свет Венецию, и потом, еще необходимо подумать о Джеймсе.

— Этот дьявол доведет меня до крайности, — заворчал ее муж. — Мой отец выдрал бы меня как следует, если бы я сделал хотя бы половину того, что позволяет себе этот парень.

Обожаемому сыну Августы было семнадцать лет, он вел разгульную жизнь, наслаждаясь первым годом учебы в Оксфорде, и, следовательно, находился в очень плохих отношениях с отцом.

— Он ведь еще мальчик, Джош, ты должен быть снисходительным, и потом, у него появилось несколько важных друзей.

— Молодые распутники, которым лишь бы сорить деньгами, такие же беспутные, как и он. Этот мальчишка не успокоится, пока не выпьет всю мою кровь, помяни мое слово.

Он встал и поставил бокал на стол.

— Гусси, с девчонкой разберись сама. Ведь можно оставить ее здесь? Пусть работает в доме под руководством миссис Бедфорд. Через несколько лет она сможет сама зарабатывать себе на жизнь. Не могу же я ввести ее в общество, если у нее нет ни единого пенни за душой?

— Ты даешь ей хорошее пристанище. Она должна это осознать и быть благодарной. А как насчет мальчика?

— Он выглядит слабым. Пошлем его в местную школу на год или два. А нет, так определю его к Нику Форесту. Он вечно жалуется, что ему нужен помощник вести записи. Мальчишка должен понимать, как ему повезло. Я ведь не посылаю его пасти овец. Не думаю, чтобы Нелл понимала по-французски, а, старушка? — и он пошевелил ногой большую собаку.

Сэр Джошуа зевнул и потянулся, довольный принятым решением, восхищаясь своим великодушием и радуясь, что уладил проблему, час или два тому назад казавшуюся досадной и требующей затрат, тогда как и без того хватает забот.

— Черт, пойду спать. Дорога из Лондона была ужасной. Карета все время увязала в грязи, и кучеру приходилось слезать и подталкивать ее плечом, чтобы вытащить.

Августа взяла два подсвечника, оставленных для них на столе в холле, и пошла вверх по лестнице впереди мужа, довольная тем, как Джошуа принял во внимание ее мнение и выдал его за свое. За много лет она научилась убеждать его думать так, как она считала нужным.

Изабелла проснулась, как всегда рано, и сразу же поняла по солнечному лучу, добравшемуся до ее постели через незавешенное окно, что наступает еще одно чудесное утро. Настроение у нее было радостное, хотя Богу известно, что для этого не было особых причин. Ничего не изменилось вокруг, но все же это был ее день рождения. Сегодня ей исполнялось девятнадцать, и пусть за все годы, проведенные в Хай-Уиллоуз никто не обращал на это внимание и не поздравлял ее, кроме Ги, да и тот в последние два года забывал это делать, для нее наступил, может и глупо так думать, особенный день.

Изабелла встала с постели и подошла к окну, слегка поеживаясь от холода в своей тонкой ситцевой ночной рубашке, все еще полная безрассудной уверенности, что должно произойти нечто, способное навсегда разрушить серую монотонность ее будничного существования.

«Бывают и приятные моменты», — сказала она сама себе, наливая в таз воду и сбрасывая ночное одеяние. Ее дядя и тетя с кузиной Венецией и ненавистным кузеном Джеймсом еще находились в Лондоне, хотя стояла уже середина июня. Обычно они быстро сбегали от жары и неприятных запахов столицы, но от них еще не было никаких вестей, а это значило, что она свободна еще на некоторое время.

Странно, как ее жизнь оказалась расколотой на две части. В те месяцы, когда семья приезжала в поместье, она играла роль спокойной, робкой, покорной девушки, живущей щедротами своего благодетеля, о чем постоянно напоминал острый язычок ее тетки. Но когда они уезжали в Лондон, Изабелла, выполнив свои многочисленные обязанности, получала у снисходительной миссис Бедфорд разрешение погулять. Некоторые девушки в округе, дочери соседей фермеров и торговцев, также иногда отпускались на волю. Тогда у нее появились друзья, пусть они и были людьми, которых тетя Августа презрительно называла низким сословием. Друзья, чья преданность поддерживала ее в несчастьях тех первых лет.

Это было идеальное утро для прогулки к морю верхом на Джуно. Вряд ли больше представится такой случай, ведь сэр Джошуа запрещал ей ездить на его лошадях, когда находился в Хай-Уиллоуз. Он был самого низкого мнения о способности какой бы то ни было молодой женщины ездить верхом на чем-либо, кроме клячи, идущей иноходью. Она отбросила выцветшее ситцевое платье и достала бриджи Ги, которые она перешила для себя. К счастью, за последние несколько лет из тщедушного маленького мальчика он превратился в крепкого семнадцатилетнего парня, почти шести футов ростом, а она так и осталась хрупкой и очень стройной. Бриджи были сильно поношены, но Изабелла их починила. Она застегнула пояс на своей тонкой талии, надела белую рубашку с оборками и старый кожаный жилет, который выкрала из помятого кованого сундука, когда помогала делать уборку на чердаке. И его она подогнала по своей фигуре. Пара сапог из мягкой кожи была добыта из того же источника. Они оказались слишком велики, но, набив их бумагой, Изабелла исправила и этот недостаток.

Девушка проскользнула по черной лестнице, боясь, как бы ее не увидели из кухни. Миссис Бедфорд, слава Богу, обычно не выходила из своей комнаты до семи, но настроение повара было трудно предсказать. Выйдя через дверь в садовой ограде, она побежала к конюшне. Джейсон, младший конюх, был одним из ее самых верных друзей. Насвистывая что-то, он разбирал в кладовой каретную упряжь из меди и кожи.

— Рано же вы проснулись, мисс, — весело сказал Джейсон. — Вы — пташка яркая и ранняя. — Он понимающе подмигнул ей. — Хотите взять Джуно?

— Пожалуйста, Джейсон! Может быть, это последняя возможность.