— А–а, жонглер! Тебя‑то мне и надо! У нас скоро празднество. Пойдешь с нами!

Госелен отвесил низкий поклон, поведя шапкой по земле.

— А этот виллан? — продолжал гнусавить старик.

— Сир, — ответил Госелен, — это школяр и мой давнишний друг. Мы шли в Париж. И, если вашей милости будет угодно взять его вместе со мной…

— На кой дьявол мне нужен школяр? Пускай убирается к своим чертовым философам!

— Сир, — продолжал Госелен, — не от вашей ли охоты отбился благородный рыцарь?

— Вы видели его? — оживляясь, спросил старик.

— Да. Он гнался за оленем, и вот он, — Госелен кивнул на Ива, — указал ему, куда ускакал олень.

Ив незаметно дернул Госелена за рукав.

— А не врешь ли ты, — сказал старик, — что вы видели рыцаря? Расскажи‑ка мне, каков он.

— Сир, чем терять время на рассказывание, я докажу вам это сразу. — И, порывшись в своем мешке, Госелен вынул оттуда обрывок плаща. — Вот, — сказал он, протягивая его старику. — Это обрывок плаща рыцаря. Он оборвал его, зацепившись за ветку яблони.

Старик взял обрывок и развернул его:

— Да, это плащ моего сюзерена.

— Сир, я прошу вас, не разлучайте меня с моим другом. Он может оказаться полезным вам в замке…

— Я не хочу! — перебил его Ив.

— Молчи! — шепнул ему Госелен.

— Что он сказал? — крикнул старик.

— Я сказал, что не хочу идти в ваш замок, я тороплюсь в Париж!

— Что–о! — зашипел старик, вытянувшись вперед. — Ты не хо–чешь?! Ты смеешь отказываться от чести быть допущенным в замок?

— Но, сир, вы меня туда не приглашали.

— Молчать, ско–тина! Взять его, — крикнул он псарям, — и вести с собаками!

— Сир, ваша милость… — попытался вмешаться Госелен.

— Молчать! — крикнул на него старик и подал знак.

Охота двинулась по дороге, Госелен шел рядом с лошадью старика, а Ив — с псарями.

Собаки трусили мелкой рысцой, поднимая пыль. Дорога шла вдоль опушки леса, огибала его с другой стороны и уводила в поля, в обратную от холма сторону. На поле у самой дороги, пригнувшись к земле, работал мотыгой крестьянин. Когда охотники поравнялись с ним, он с трудом выпрямился и, сняв шапку, низко поклонился. Ив вспомнил отца. Чувство жалости, горесть разлуки и сознание, что отец не узнает о его печальной участи, наполнили его сердце жгучей тоской, а мысль об утерянной светлой мечте ввергла его в отчаяние. «Что же будет?»

На повороте дороги он обернулся в сторону долины, но не увидел ее. Небо потухло и подернулось мглистой серой дымкой. Старый рыцарь с высоты своего коня благосклонно кивал Госелену, а тот что‑то говорил ему, приподнимаясь на цыпочки и размахивая руками, словно произнося стихи. По–видимому, жонглер начинал «зарабатывать».

От одного из псарей Ив узнал, что их господин, рыцарь Ожье де ла Тур барон де Понфор, в замок которого они теперь идут, отбился от них в лесу в погоне за оленем и, вероятно, присоединится к ним по дороге, а этот старый рыцарь — маршал их господина, то есть заведует конюшнями, походными обозами и палатками, — сам этот старый рыцарь из мелкопоместных вассалов.

— А люди наши, — прибавил псарь, — его попросту вовут «Клещ» — очень уж он въедливый.

После целого дня охоты собаки, люди и лошади двигались медленно Долго шли полями.

Воздух был неподвижный и душный. Сумерки сгустились.

Далеко за холмами вспыхивали зарницы. Шли мимо темных молчаливых деревень, спустились в долину и перешли тихую речку с ветлами у моста, шли вдоль ее берега лугом. Тянуло прохладой от воды. На ней заблестели первые звезды. Дорога уводила от реки вверх, опять в поле, оттуда — к лесу, черной стеной стоявшему впереди. Войдя в него, окунулись в полный мрак. Усталые люди молчали. Изредка пофыркивали лошади и позвякивали удила, потрескивала сухая ветка под ногой. В глубине леса жутко ухал филин.

— Не к добру это, — тихо сказал псарь.

Ив плелся молча. Промелькнувшая было мысль о побеге была погашена гнетущей усталостью — только бы дойти скорей, дойти куда угодно. Даже тоска унималась этим одним тупым желанием отдыха.

Когда вышли из леса снова под звездное небо, в стороне раздался топот лошади, чей‑то окрик: «Оэ!» — и что‑то большое и бряцающее надвинулось из темноты. В окрике Иву послышалось знакомое: тот же голос, что сегодня днем у рыцаря–охотника. Псарь подтвердил догадку. Сзади раздался громкий разговор, затем гнусавый голос Клеща: «Эй! Там с собаками! Шире шаг!» Рядом с Ивом оглушительно хлопнул кнут псаря. Сзади кто‑то наступил на пятку, сказав: «Чего путаешься под ногами!» Пришлось идти быстрее. И тут Ив увидел впереди на тусклом небе что‑то огромное и совсем черное. Оно ширилось и росло, словно не они, а оно двигалось им навстречу. Вот такими представлял себе Ив тех страшных гигантских чудовищ, с какими вступают в единоборство странствующие рыцари, о подвигах которых поют жонглеры. Наконец, когда эта громада наползла совсем близко и заняла полнеба, закрыв звезды, Ив понял, что это был замок. Вот и невысокая полукруглая стена предмостного укрепления.

Остановились.

Затрубил рог.

Раздались голоса, лязг засовов, скрип и удары створок ворот о стену.

Пройдя укрепление, стали у края рва.

Опять затрубил рог. Звук его беспощадно разбился о громаду каменных стен. Высоко под небом вспыхнул трепетный свет факела и донесся ответный звук рога. Потом — поскрипывание опускаемого моста и его тяжелый, глухой удар о край рва.

Перешли мост, простучав копытами лошадей, вал с палисадом[10], дорогу, прошли под гулким сводом ворот, раскрывших свои громадные, обитые железом дубовые створы. Ив слышал, как они тотчас же закрылись за прошедшими, лязгнув затворами. «Вот чудовище и проглотило нас, — подумалось ему. — Филин накликал недоброе».

— Иди за мной, — сказал псарь, дернув Ива за рукав, и отвел куда‑то в сторону, к темной лачуге недалеко от ворот, втолкнул в низкую комнатушку и, сказав: «Там в углу солома», — ушел.

Ив нагнулся и нащупал холодный камень пола, немного подальше — сыроватую солому. Он бросился на нее и, подложив под голову свой мешок, уснул…

Замку Понфор было девяносто лет. Он стоял на вершине высокого скалистого холма. Подножие его с одной стороны омывала река, с другой — к нему подходили луга. Серые, замшелые камни высоких стен замка с зубцами в рост человека, с узкими бойницами для стрел арбалета, четырехсторонних стофутовых башен в стенах и круглых, по обе стороны, ворот не один раз выдерживали мощные удары стенобитных таранов и катапульт, осыпавших их градом камней. Не одно войско владетельных баронов, искони враждовавших с владельцами замка, или восставших рыцарей–вассалов после десятков штурмов уходило, сняв безуспешную осаду. Зорко глядела далеко вокруг главная трехъярусная башня с круглыми башенками на углах, стоявшая выше всех на искусственном холме посреди «верхнего», то есть второго, дальнего двора замка, и гордо развевалось на ней знамя с изображением на голубом полотнище желтого леопарда с поднятой когтистой передней лапой и изогнутым вверх по спине ветвистым хвостом.

Владелец замка рыцарь Ожье де ла Тур барон де Понфор был сеньором обширного домена[11] в сотни тысяч туазов земли с прикрепленными к ней крестьянами окрестных деревень. Часть земли была отдана им неимущим рыцарям. Владение этими землями — фьефами — подчиняло их хозяев барону де Понфору, делая их его вассалами. Крестьяне были обязаны обрабатывать земли своего барона, исполнять все работы по укреплению, содержанию и обслуживанию замка и в случае войны собираться в нем и, берясь за оружие, защищать его. За это они получали в собственность ничтожные клочки земли — цензивы, — но часть урожая с них они обязаны были отдавать барону сверх денежной подати. Рыцари–вассалы были обязаны помогать своему сюзерену в случае войны людьми, оружием, продовольствием и вместе с ним защищать его замок. В округе говорили, что вместительные подвалы его хранят запасы продовольствия на год.