Британия была имперским государством, быстро наращивающим свою военно-морскую и экономическую мощь. Однако этот прогресс был достигнут без политической и социальной революции и напрямую затронул отдельные области Британии. В период, предшествовавший влиянию индустриализации, Уэльс был одним из самых консервативных британских регионов. Его жители сохраняли приверженность Англиканской церкви, стояли на стороне роялистов при Реставрации Стюартов и поддерживали тори до середины XVIII в. Тем не менее валлийское поместное дворянство, составлявшее элиту Уэльса, уже проникалось ощущением британской общности. Среди высших слоев наблюдалось вытеснение валлийского языка и растущее воздействие английских культурных норм и обычаев. Валлийская знать все чаще вступала в родственные связи с английской, а наследники имений получали образование в Англии.

В то же время, хотя 80 или даже 90 процентов населения использовало валлийский в качестве языка общения, в Уэльсе не было централизованных институтов или социальных, церковных и законодательных органов, соответствующих его языковой обособленности. Впрочем, существовало отчетливое национальное самосознание, проявлявшееся отчасти враждебностью к чужакам. Так, в 1735 г. Джон Кэмпбелл из Колдера (Каудор), член Парламента от Пемброкшира и владелец поместий как в этом графстве, так и в Шотландии, писал своему сыну:

«В воскресенье сюда пришли два горца в традиционных шотландских нарядах, без штанов, с длинными мечами, с пистолетами за поясом. Они привезли твоему дяде Филиппу восемь собак... Горцы шли из Шрусбери через Монтгомеришир и Кардиганшир. Люди в Англии обходились с ними вежливо и не удивлялись их одежде, но когда они прошли несколько миль по валлийской земле, люди стали их бояться, а содержатели постоялых дворов не хотели их пускать. Зайдя в один такой двор, они были вынуждены сказать, что они за все заплатят и будут вести себя вежливо, и, сказав это с пистолетами в руках, они напугали людей так, что они стали сговорчивее, а иначе им бы пришлось ночевать под забором и, возможно, им было бы нечего есть, но это произошло в диком Уэльсе; в нашей части страны [Пемброкшире] дела обстоят лучше».

В 1776 г. Джэбез Фишер, американский путешественник, писал о Шропшире: «Назови человека в этом графстве валлийцем, и ты оскорбишь его. Отправляйся в Уэльс, и ты не сможешь нанести большего оскорбления, если назовешь там кого-либо англичанином. И это патриотизм? Это любовь к собственному графству». В XVIII в. ученые выводили валлийское самосознание из древнего языка и истории Уэльса; некоторые их утверждения были совершенно голословными.

Это национальное самосознание, опиравшееся на валлийский язык и память о прошлом, не имело политического выражения и ни к чему не вело. Уэльс ничем не отличался от английских графств в глазах британских министров и не представлял никаких особых проблем для британского правительства. В Уэльсе не существовало националистического движения. Не было и особых ведомств для управления Уэльсом, а новые инициативы, такие как подоходный налог и перепись, вводились без каких-либо оговорок применительно к местным условиям. Базирующиеся в Лондоне учреждения, такие как Управление таможенных пошлин и акцизных сборов, включали в свою сферу деятельности и Уэльс. Здесь не было ничего похожего на особую законодательную и религиозную систему в Шотландии.

Уэльс играл весьма незначительную роль и в политике. От него в Парламент избиралось 24 представителя, гораздо меньше, чем, например, от Корнуолла, так что они составляли лишь малую часть от общего числа 558 парламентариев, избиравшегося после унии с Шотландией. Впрочем, по-видимому, они и не выступали в качестве единой группы. Валлийский электорат, не насчитывавший в 1790 г. и 19 000 человек, хотя и существенно превосходивший численность шотландских выборщиков, отличался относительной покорностью правительству, и во время якобитских мятежей Уэльс по большей части оставался в стороне от волнений; по крайней мере, здесь не происходило ничего подобного шотландским восстаниям 1715 и 1745 гг. В XVIII в. Уэльс не удостоился ни одного визита монарха, но в то столетие монархи не оказывали такой чести ни Ирландии, ни Шотландии, ни Северной Англии. Уэльс, особенно северный Уэльс, практически не ощущал военного присутствия. Незначительные отделения, принадлежавшие полкам, размещенным в Англии, обычно стояли только в Кармартене, Аберистуите и Абердиви, а их основным занятием было обеспечение таможенных и акцизных сборов.

Основные события в жизни Уэльса XVIII в. происходили в религиозной сфере. Евангелическая церковь способствовала распространению образования и реформированию общества. Англикане и диссентеры вели борьбу с католичеством, пьянством и невежеством, выступая за оздоровление и грамотность народа. Валлийский язык находился в противоречивом положении. Некоторые священники и сквайры стремились вытеснить его из обращения. Преподобный Гриффит Джонс (1683-1761) вынес множество нападок и обвинений в тайном потворстве методизму, так как начиная с 1730-х гг. он подчеркивал необходимость использовать валлийский язык в качестве орудия для распространения грамотности и вести на нем преподавание. В одном только 1737 г. он открыл 37 школ и приложил руку к изданию Библии и Молитвенника на валлийском, выпущенных в 1746 г. Обществом распространения знаний о христианстве. Это было последнее издание в ряду валлийских Библий и Молитвенников, выпускавшихся с 1700-х гг. Процветал также религиозный радикализм, а Великое Возрождение середины XVIII в. привело к быстрому развитию особой, собственно валлийской формы методизма, опиравшейся на теологию кальвинизма. Этой разновидности суждено будет стать отличительной чертой валлийскоязычных областей северного и западного Уэльса в XIX в. Долины южного Уэльса также строго придерживались нонконформизма.

Социально-религиозные явления XVIII в. — образование, религиозное возрождение и борьба с неграмотностью — оказали более фундаментальное воздействие на будущее Уэльса, чем политическая система при Ганноверах. Они заняли центральное место в валлийской исторической памяти и заложили основы валлийской культуры XIX в., хотя подлинное «завоевание деревни» произошло около 1790-1820 гг. Это был важнейший период в культурной гегемонии нонконформизма. Между 1810 и 1840 гг. новая валлийская реформация глубоко проникла в повседневную жизнь населения, разрушив ее традиционный уклад и культуру с ее праздниками и ярмарками. Кроме того, радикализация мировоззрения в период Войны за независимость Америки и Великой французской революции заложила основы для радикализма нонконформистского толка в XIX в. Увеличивалось расхождение между англоязычным и англофильским валлийским дворянством и валлийскоязычным и валлийскоцентричным профессиональным и рабочим сословием.

Британии предстояло защищать свое положение ведущей морской державы и колониальные приобретения, сделанные ею в середине XVIII в., от серьезных угроз, возникших в 1775-1815 гг., среди которых можно выделить восстания в Америке и Ирландии и войны с республиканской и наполеоновской Францией. В таких условиях британское общество менялось как в социальном, так и в экономическом плане. После ста лет ограниченного роста, если не стагнации, демографические темпы резко возросли, приведя к увеличению численности населения Англии и Уэльса (в миллионах) с 5,18 (1695 г.), 5,51 (1711 г.), 5,59 (1731 г.), 6,20 (1751 г.) до 8,21 (1791 г.). Самый высокий темп роста наблюдался в 1781-1791 гг., составляя 0,83 процента в год. Население Шотландии возросло с 1,26 миллиона на 1757 г. до 1,6 миллиона на 1801 г. Так как рабочая сила существенно увеличилась в числе, Британия была вынуждена импортировать зерно, чтобы прокормить растущее население, а реальная заработная плата оказалась под угрозой снижения, хотя и оставалась в общем стабильной до 1790-х гг. Увеличившееся население было способно прокормиться, и высокие темпы роста удерживались на прежнем уровне. С 1780-х до 1820-х гг. снижение смертности играло менее важную роль, чем рост рождаемости. Рождаемость в сельской местности превышала городскую смертность, так как города несли особую опасность в качестве очагов и рассадников болезней, а население в них увеличивалось только за счет миграции из сельских районов. Однако вследствие применения различных методов ухода за грудными детьми и их кормления детская смертность существенно снизилась. Сельскохозяйственные усовершенствования, сооружение каналов и улучшение дорог, а также развитие торговли и промышленности привели к росту национального благосостояния и изменениям в экономике. Так, процент мужской рабочей силы, задействованной в промышленности, вырос с 19 (1700 г.) до 30 (1800 г.), а в сельском хозяйстве упал с 60 до 40, хотя производительность труда в этом секторе повысилась, отчасти благодаря использованию извести в качестве удобрения; печи для обжига извести топились углем. В 1790 г. было завершено строительство Оксфордского канала, связавшего Оксфорд со срединными графствами и явившегося последним звеном в цепи, соединившей реки Трент, Мерси и Темзу. Открытие Монклендского канала в 1793 г. повлекло за собой развитие ланкаширского каменноугольного бассейна, поставлявшего уголь на быстро растущий рынок Глазго.