Середина ХIX века была временем, когда революционные идеи совершенствования человека поистине носились в воздухе. Там, где героический романтизм немцев через «сумрачный германский гений» Ницше пророчествовал о скором пришествии «белокурой бестии», еврейский рационализм Карла Маркса призывал к изменению экономических отношений, а практицизм англичан в лице Фрэнсиса Гальтона сдавал в типографии планы совершенствования расы методами евгеники, широта и необузданность русского характера зажгла факел мечты такой громадной духовной силы и слепящей яркости, на который многие неспособны смотреть и до сих пор.

Обратимся к прекрасной книге-сборнику «Русский космизм» (под ред. C.Г.Семеновой) (http://lib.userline.ru/1314?page=1):

«Родоначальником всей активно-эволюционной, космической мысли в России был «искатель истины» Н. Ф. Федоров с его учением «общего дела». «Изумительным философом» назвал Циолковский Федорова в своих воспоминаниях, написанных незадолго до смерти. Основоположник практической космонавтики вспоминал «необыкновенного библиотекаря», своего первого учителя по московским «университетам» самообразования, заронившего в него живые семена космической мечты. И действительно, было перед чем изумиться! Недаром среди глубоко пораженных и заинтересованных учением Федорова были такие его современники, такие могучие умы и таланты, как Достоевский, Лев Толстой, Владимир Соловьев. «Философия общего дела» (под этим названием вышли посмертно труды Федорова) открывала перед человечеством невиданные дали, призывала к титаническому преобразовательному дерзанию.

«Порожденный крошечною Землею, зритель безмерного пространства, зритель миров этого пространства должен сделаться их обитателем и правителем».

«Природа в нас начинает не только сознавать себя, но и управлять собою».

«В регуляции же, в управлении силами слепой природы и заключается то великое дело, которое может и должно стать общим».

«Должна быть умерщвлена, наконец, и смерть сама — самое крайнее выражение вражды, невежества и слепоты, то есть неродственности».

«Все должны быть познающими и все — предметом знания».

Федоров был сложной личностью. Женщин на дух не переносил. Как пишет советский географ и философ-космист Игорь Забелин, плохо он относился к «похоти деторождения», уповая на воскрешение мертвых.

«Ретроград, он прямо выступает против всякого прогресса, ибо прогресс предполагает различия между поколениями, а по автору вероучения, различий не существует и не должно существовать. Практик, он подозревает, что воскрешенные отцы не уместятся на Земле, и расселяет их по другим небесным телам. Провидец, он уверен, что человечество возьмет в свои руки управление Вселенной, ибо «люди созданы быть небесными силами, взамен падших ангелов, чтобы быть божественными орудиями в деле управления миром…». Овладев, далее, способностью «воссоздавать себя» прямо из атомов и принимать любые формы, человечество завладевает всем мирозданием» — писал И.Забелин в книге «Этюды оптимизма», изданной в Москве в 1970 году.

Мы, конечно, жизни нашей без женщин не мыслим, равно как и без смеха детей. Имея за плечами печальный опыт ХХ столетия, мы не согласимся с идеей Федорова о том, что человечество должно стать единым. Но вот что мы разделяем полностью — так это мысль Федорова о «превращении Солнечной системы в хозяйственную» силу, о космической экспансии человека и его превращению в высшую расу.

Признав внутреннюю направленность природной эволюции ко все большему усложнению и, наконец, к появлению сознания, Федоров приходит к дерзновенной мысли: всеобщим познанием и трудом человечество призвано овладеть стихийными, слепыми силами вне и внутри себя, выйти в космос для его активного освоения и преображения, обрести новый, бессмертный космический статус бытия, причем в полном составе прежде живших поколений («имманентное воскрешение»). Сознательное управление эволюцией, высший идеал одухотворения мира раскрывается у Федорова в последовательной цепочке задач: это регуляция «метеорических», космических явлений; превращение стихийно-разрушительного хода природных сил в сознательно направленный; создание нового типа организации общества — «психократии» на основе сыновнего, родственного сознания; работа над преодолением смерти, преобразованием физической природы человека; бесконечное творчество бессмертной жизни во Вселенной. Для исполнения этой грандиозной цели русский мыслитель призывает ко всеобщему познанию, опыту и труду в пределах реального мира, реальных средств и возможностей при уверенной предпосылке, что эти пределы будут постепенно расширяться, доходя до того, что пока кажется еще нереальным и чудесным.

Обратите внимание, все это сформулировано за десятилетия до Циолковского, до евгеники Гальтона, до Ницше с его печально известной идеей «сверхчеловека»!

«Ни в одном из идеалов, которые до сих пор выдвигало человечество как свою высшую цель, не призывались действительно все до одного на единое дело, касающееся всех, и не только живущих, но и всех умерших, и всех тех, кому жить, и, наконец, всего в мире, всей природы и далее всей Вселенной. Необычно важна для русского мыслителя и идея истинного коллективизма («Жить со всеми и для всех»), направленного на общего врага всех без исключения: смерть, разрушительные стихийные силы; тут кроется источник его безграничного оптимизма: все, одушевленные высшей целью, касающейся конкретно каждого, могут невероятно много, фактически всё.» — читаем мы на сайте (http://lib.userline.ru/1314?page=1).

«Федоров называл свое учение активным христианством, и его главный замах — делать религию, по Христову завету: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12). А дела эти, как мы помним, обнимали весь круг власти над смертоносными силами: смирение стихий, исцеление больных, воскрешение. Человек, созданный по образу и подобию Божию, призван осознать себя активным орудием осуществления воли Божией в мире, стать соработником Творцу в реализации Его основных, метафизических обетований: истребления «последнего врага» — смерти, преображенного восстания прежде живших, нравственного очищения от скверны прежних преступлений и грехов, творческого претворения мира…»

Федоров оказался первым истинно и искренне верующим человеком, кто смело и открыто пересек застарелый рубикон, со времен Джордано Бруно разделявший христианство и науку. Рубикон, многим казавшийся непреодолимой пропастью. Духовность, религия должны принять, наконец, науку. Всю науку, до конца. Без каких-либо исключений. Но и наука должна впитать в себя моральные токи, хранителями которых до сих пор выступала именно религия.

С 1874 года Федоров — библиотекарь в читальном зале библиотеки Московского публичного и Румянцевского музея (ныне библиотека им. Ленина). В этой должности Федоров проработал более четверти века. Страстный библиограф и книголюб, Федоров, по свидетельству многих, знал на память (!) содержание практически всех имеющихся в библиотеке книг и их место на полках. Обладал огромной эрудицией в самых различных областях знаний. Читателям любой профессии наряду с книгами, которые они заказывали, он советовал, выдавал и другие пособия, где те всегда находили ценную и богатую информацию по своим вопросам. Федоров вел подвижнический образ жизни, всецело посвятив себя служению обществу, работая по 18–20 часов в сутки. Получая небольшое жалование, он всегда отказывался от его повышения и значительную часть своих денег ежемесячно раздавал. Как об «истинно святом» отзывался о нем Лев Толстой. В скромной квартире Федорова и в «каталожной» Румянцевской библиотеки, где он служил, часто бывали Л.Н. Толстой, А.А. Фет, Вл. C. Соловьев, Ф. Буслаев, художники В. Верещагин, Л. Пастернак. Последний тайком от Федорова написал его портрет, так как философ из скромности не хотел ни позировать художнику, ни фотографироваться. Славу и популярность он считал бесстыдством. Статьи свои Федоров всегда печатал под псевдонимом. Главный труд Федорова, «Философия общего дела», напечатали уже после смерти философа два его друга и последователя, В. Кожевников и Н. Петерсон в 1906.