…И вот она в купе своего любовника, объясняет ему все, что произошло. Особый упор делает на завещание. Если что-то случится с Эрбеном, ее тотчас заподозрят и конечно же легко доберутся и до него. Они пропали. Но Мюрер, кажется, не понимает.

— Пожертвуешь деньги какому-нибудь благотворительному фонду, — говорит он. — Это будет воспринято очень хорошо. Никто не сможет обвинить тебя в корысти… и… как же они доберутся до меня? Ты же меня не выдашь?

Жозиана ужасно разочарована. Мюрер ничего не хочет понять. Кажется, он даже испытывает своеобразное наслаждение, наблюдая ее ярость и негодование.

— Что же ты раньше не сказала, что любишь своего мужа?

Глупая, вульгарная, отвратительная и бессмысленная ссора. Мюрер в бешенстве, он обувается, собирает чемодан, не переставая ругаться: их перебранка в узком пространстве купе выглядит смешно, глупо, нелепо. Да, говорит Мюрер, есть способ спасти Эрбена: пойти и все ему рассказать.

— Ты, конечно, во всем обвинишь меня. Но я сумею себя защитить. У меня есть твои письма… А пока — не вижу необходимости продолжать это путешествие. Я выходу на следующей остановке…

Жозиана смотрит на человека, которого любила: ревность и страх превратили его в ничтожество. Он может быть спокоен. Пусть убирается. Исчезнет. Он ей не нужен; она не обвинит его. Для нее он более не существует.

Поддавшись панике, Жозиана выбегает в коридор.

Но внезапно поезд резко тормозит, ее бросает вперед, раздается какой-то странный свисток, бесконечный, как сирена. Состав замедляет ход. Жозиана бежит к двери, дергает ее, но она не открывается. Скрежет тормозов оглушает Жозиану. Перед ней длинный коридор вагона, отделяющий ее от мужа. Она бежит. Выходят заспанные пассажиры, задают друг другу вопросы: «Что это?.. Сигнал тревоги?..» Но Жозиана-то знает, она поняла с первой секунды, что это — сигнал тревоги. Она не успеет. Пройдя последний коридор, Жозиана сразу замечает людей перед купе Эрбена. Состав останавливается, и воцаряется жуткая тишина.

— Это она, — произносит чей-то голос.

Все взоры обращаются на Жозиану. Она подходит, идет все медленнее, пробираясь мимо пассажиров, толкает проводника, загораживающего дверь. Боже мой, это распростертое тело!.. А там поблескивает термос, нетронутый.

— Его застрелили!

Это говорит проводник. Он явно волнуется.

— Преступника задержал контролер. Кажется, это тот самый тип, который уже стрелял в господина Эрбена.

Жозиана уже ничего не слышит. Она невиновна. Она все потеряла. У нее только одна сумасшедшая мысль: взять термос и пить, пить. Она уже протягивает руку, но проводник мягко отстраняет ее:

— Ни к чему нельзя прикасаться, мадам. Таково правило!

Да! У нее осталось одно право — быть вдовой.

Дижон

— Не так громко, — попросил Роже. — Соседям необязательно знать, что мне наставляют рога.

Он нервно подошел к окну, оглядел темную ночную улицу и вернулся назад.

— Ты изменяешь мне, ведь изменяешь?! Ты не станешь отрицать… Не спорь, я видел тебя… Этот высокий блондин, с которым вы укатили на машине, не дожидаясь ужина… Ну что, видишь, я неплохо осведомлен… Может, он твой кузен?

— Ты следишь за ним… — произнесла Кристиана.

— О нет! Это слишком дорогое удовольствие.

— Значит, ты шпионишь за мной?

— Я тебя контролирую… Кто он? Отвечай!

— Ты мне противен.

— Это другой вопрос… Я хочу знать, кто этот человек. И имею на это право.

— Роже… Слушай меня внимательно… Если ты будешь настаивать, я уйду… понимаешь?.. Я уйду… уйду.

Кристиана упала на диван и разрыдалась. Роже, еле сдерживаясь, присел рядом.

— Кто этот тип? Кристиана… Кто он?.. Скажи, и я оставлю тебя в покое.

Кристиана отодвинулась от него на другой край дивана.

— Я все равно узнаю! Зря упрямишься. Если он не твой любовник, то что же мешает тебе ответить?.. Но я уверен, что ты лжешь.

— Нет! — покачала головой Кристиана.

— Тогда кто же?

Она рывком поднялась, посмотрела на Роже, не убирая упавших на лицо волос.

— Ты действительно хочешь знать?

— Да!

— Тогда он сам все тебе объяснит.

Кристиана в ярости схватила телефонную трубку, едва не опрокинув лампу, и судорожно набрала номер.

— Алло!

— Сука! — закричал Роже.

Он вырвал из ее рук трубку и отвесил ей две звонкие пощечины. Телефон покатился по ковру. Кристиана задохнулась: ей показалось, что ее с головой окунули в ледяную воду.

— Можешь убираться, — бормотал смертельно побледневший Роже. — Ты хотела уйти… Так вот, сейчас самое время… Можешь отправляться к нему!..

Он стремительно пересек комнату и с такой силой распахнул дверь, что она с грохотом ударилась о стену.

— Иди… Я тебя не держу… Ты свободна… Впрочем, ты всегда была свободна… и хорошо умела этим пользоваться.

Кристиана стояла в нерешительности, потирая ладонью покрасневшую щеку.

Роже схватил ее за плечо, резко толкнул к выходу…

— Пошла вон!

С круглого столика в прихожей он схватил белый шарфик и сумочку, выкинул их на лестницу, будто мусор, захлопнул дверь и устало прислонился к ней лбом. Он слышал, что Кристиана не решается уйти и также прислонилась к двери. Потом ее каблучки застучали по лестнице. Роже, как в полусне, направился в ванную.

— Кристиана… Кристиана… — повторял он чуть слышно.

Он подставил руки под струю, провел по лицу, потом, не вытираясь, долго смотрел в зеркало, будто не узнавая самого себя.

— Кристиана…

Какой-то легкий звук, похожий на шум моря в раковине, заставил его прислушаться. Может быть, Кристиана вернулась?.. Нет. Это гудела брошенная телефонная трубка. Он положил ее на рычаг и медленно выдвинул ящик стола. Револьвер, холодный и гладкий, казался хищным и опасным животным. Роже закрыл глаза, чтобы еще раз обдумать то решение, которое собирался принять, причем немедленно — лишь бы покончить со всем этим. Наконец он сунул револьвер в карман и решительно распахнул дверь…

Улица была пустынна, впрочем, как и весь город. Роже еще ни разу не оказывался в такой час на улице и поэтому совершенно не узнавал знакомых домов и магазинов. Трижды он проходил мимо собора Святого Бенина. Глупо. На что он надеялся? Случайно столкнуться с Кристианой? Он вспомнил, как она набирала чей-то номер. «Он сам все объяснит». Первое, что она сделает, это позвонит. Не может же Кристиана куда-то заявиться вот так, вдруг, в два часа ночи. Да и человек этот наверняка живет далеко. Она попросит его приехать за ней. Роже прикрыл ладонями глаза, стараясь удержать волну слез. Взяв себя в руки, он направился к вокзалу. Там наверняка еще открыто кафе…

Внезапно он увидел Кристиану — на площади, название которой вылетело у него из головы. Она звонила из кабины телефона-автомата. Роже различал лишь неясный силуэт, за туманным стеклом бледным пятном выделялся знакомый шарф. Роже огляделся по сторонам, обошел кабину, стараясь, чтобы Кристиана не заметила его. То, что произошло дальше, он, казалось, наблюдал со стороны: его рука резко вытянулась, будто управляемая чужой волей, из револьвера вырвался язык пламени… плечо дернулось от сильной отдачи, а телефонная будка, разбрызгивая фонтан осколков стекла, начала менять форму. Нет, это была уже не будка, но ее тень, она сгибалась, превращаясь в огромную, бесформенную массу.

Эхо последнего выстрела прокатилось между домами. Роже инстинктивно бросился бежать, свернул в маленькую темную улочку. Его захлестывала волна отчаяния, паники, ужаса, рассудок отказывался повиноваться…

Как в кошмаре, перед Роже мелькали улицы, статуи, решетки скверов… Где-то завывала сирена «скорой помощи»…

Внезапно фонари погасли, и серый, смутный рассвет высветил крыши домов, не одолев до конца ночь. Роже с ужасающей ясностью осознал, что убил Кристиану.

Роже сделал бармену знак повторить… Ему было жарко, так жарко! Казалось, все вокруг рушится, разлетается, как телефон-автомат под пулями. Он пил уже пятый стакан виски, а может, и шестой. Роже знал, что должен делать, и боялся этого.