Матвей. Слушаю.
Жазиков. Ну, ступай, Матвей! дай бог тебе счастья и удачи. Ступай. (Матвей удаляется.) А ведь, чёрт возьми, как порассудить хорошенько, — Матвей-то, выходит, прав: мне нравятся его простые, но дельные возражения: именно в деревне лучше. Особенно летом. Притом я люблю русскую природу. Ну, на зиму можно опять приехать в Петербург. Правда, соседи у нас большею частию люди необразованные; но добрые и умные люди между ними есть. С иным даже приятно разговаривать. Этак незаметно его развиваешь, направляешь… ничего! так что даже можно пользу приносить. Ну, а насчет девушек — известное дело: всякая девушка мягкий воск, лепи из нее что хочешь. (Расхаживает по комнате.) Одно в деревне, признаться, нехорошо… Бедность там какую-нибудь видеть, притеснение… с моими идеями неприятно; действительно, неприятно. Ну, а зато верховая езда, охота, много удовольствий, признаться… (Задумывается.) Надобно будет, однако, себе платья заказать… галстуков накупить… надобно распорядиться. Охотничью курточку сшить. А напрасно я сегодня собаку не купил. Кстати бы пришлось. Ну, да я достану другую. Книг можно с собой взять побольше; самому писать что-нибудь такое новое, такое, что никому еще в голову не приходило… Всё это довольно приятно. Зимою я бы не хотел остаться в деревне; но кто ж мне приказывает жить в деревне зимой? Прав, прав Матвей… не надобно пренебрегать старыми людьми. Они иногда… да, именно! Ну, с другой стороны, и с матерью повидаться тоже ведь надобно. Она, пожалуй, мне и денег даст. Поломается, а даст. Да, еду в деревню. (Подходит к окну.) А как мне будет расстаться с Петербургом? Прощай. Петербург; прощай, столица! Прощай, прощай и ты, Веринька! Вот уж никак не ожидал я такой скорой разлуки! (Вздыхает.) Много-много я здесь оставляю такого… (Опять вздыхает.) И долги свои все выплачу. Поеду! Непременно, непременно еду!.. (Раздается звонок.) Фу, чёрт возьми! опять Матвея нет! Где он пропадает? (Звонок.) А! кажется, это не должник, не так звонит что-то. Да и притом уже время не то! (Звонок.) Пойду отворю… Ну, смелей! что за вздор! ведь я в деревню еду. (Идет в переднюю; слышны лобызанья и восклицанья.) Василий Васильевич! это вы? какими судьбами? (Медвежий голос отвечает: «Я… я»). Снимите шубу, да пожалуйте в комнату. (Входит Жазиков и Василий Васильевич Блинов, степной помещик, с огромными крашеными усами и пухлым лицом.)
Жазиков (с приятнейшей улыбкой). Давно ли к нам пожаловали, любезнейший Василий Васильевич? Как я рад! как я рад!.. Садитесь, садитесь…Вот здесь, на этом кресле, здесь вам будет удобнее. Ах, боже мой, как я рад! глазам не верю!
Блинов (садится). Дай отдышаться. (Обтирает пот с лица.) Ну, высоко же ты живешь… Фу!
Жазиков. Отдохните, Василий Васильевич, отдохните… Ах, боже мой, как я рад! как я вам благодарен; где вы изволили остановиться?
Блинов. В «Лондоне».*
Жазиков. А давно ли приехать изволили?
Блинов. Вчера в ночь. Ну, дорога! Ухабищи здоровенные такие, что только держись…
Жазиков. Напрасно вы беспокоились, Василии Васильевич; напрасно выехали сегодня… Вам бы следовало отдохнуть с дороги… прислали бы ко мне…
Блинов. Э! вздор! что я за баба. (Оглядывается и опирается кулаками в колени.) А тесненько ты живешь. Старуха твоя тебе кланяется; говорит, что ты, дескать, забыл ее; ну, да она баба, — чай, врет.
Жазиков. Так матушка здорова?
Блинов. Ничего… живет.
Жазиков. Ну, а ваши как?
Блинов. И они ничего.
Жазиков. Надолго вы к нам пожаловали?
Блинов. А чёрт знает! я по делу.
Жазиков (с соболезнованием). По делу?
Блинов. А то какой бы дьявол меня сюда притащил? Мне и дома хорошо. Да вот проклятый завелся сосед — в тяжбу втянул меня, проклятый…
Жазиков. Неужели?
Блинов. Втянул, проклятый; да уж я ж ему… проклятому! Ведь ты служишь, а?
Жазиков. Теперь не служу, но…
Блинов. Тем лучше. Помогать мне будешь, бумаги переписывать, просьбы подавать, ездить…
Жазиков. Я за особенное счастие почту, Василий Васильевич…
Блинов. Ну, конечно… конечно. (Останавливается и глядит прямо в глаза Жазикову.) А Дай-ка ты мне водки, — я что-то прозяб.
Жазиков (суетясь). Водки… Ах, какая досада! водки-то у меня нет, а и человека я услал… ах!
Блинов. Водки у тебя нет? Ну, ты не в отца. (Видя, что Жазиков продолжает суетиться.) Да не нужно… обойдусь и так.
Жазиков. Человек сейчас вернется…
Блинов. Такой завелся проклятый сосед… отставной майор какой-то… говорит мне: межа! межевых признаков не оказывается. Какие тут признаки, говорю я, что за признаки? (Жазиков слушает с подобострастным вниманием.) Владение мое — ведь мое владенье? ведь мое? а он-то, проклятый, своих-то, своих-то и высылает и высылает. Ну, мой староста, разумеется, за свое, — господское, говорит, не тронь. А они его и того, да ведь как! А? расправляться? Сами расправляться вздумали? Запахивать? Да еще и драться? Нет, мол, врете! Я, знаешь, сам и нагрянул! Ну, они сперва того, знаешь, на попятный двор. Только смотрю: едет верхом да в шапке приказчик, — говорит: не извольте, того, забижать; я его, того, в зубы. Те за того, те за того, и пошли и пошли. А сосед-то, проклятый, в суд, да просьбу. Побои, говорит, учинил, да и землю заграбил. — Ах, он проклятый! заграбил — а? свое добро заграбил? Каково? Наехали голубчики; ну, того, понятые, туда-сюда — заварил кашу, проклятый! Он жалобу, и я жалобу; вышла резолюция, и в мою пользу, кажись, вышла; да Пафнутьев, подлец, подгадил. Я, того, бух просьбу в губернское; а он, проклятый, в кибитку, да сюда и прикатил. Нет, брат, того, врешь, я и сам не промах, взял да поехал. Ведь этакой проклятый сосед завелся!
Жазиков. Скажите! какая неприятность!
Блинов. Уж такая задача вышла. Ну, а ты что? здоров?
Жазиков. Слава богу, Василий Васильевич, слава богу, не могу пожаловаться.
Блинов. А в театр ездишь?
Жазиков. Езжу, как же. Довольно часто.
Блинов. Слышь, отвези-ко меня в театр!
Жазиков. С большим удовольствием, Василий Васильевич, с особым удовольствием.
Блинов. Трагедью, того, мне трагедью подавай. Да, знаешь, русскую какую-нибудь, покрутей, знаешь, покрутей.*
Жазиков. Извольте, Василий Васильевич, с удовольствием.
Блинов. А где ты сегодня обедаешь?
Жазиков. Я, дядюшка? где вам угодно.
Блинов. Повези-ка ты меня в трактир, да в хороший, знаешь. Я, брат, люблю того… (Смеется.) Да нет ли чего закусить у тебя? а?
Жазиков. Я, право, в отчаянии…
Блинов (пристально взглянув на него). Послушай-ка, Тимоша…
Жазиков. Что прикажете?
Блинов. Есть у тебя деньги?
Жазиков. Есть, есть… деньги у меня есть.
Блинов. Ну, а я думал, что ты — того. Как же это у тебя и закусить-то нечего? а?
Жазиков. Так, как-то не случилось, да притом и человека дома нету… понять не могу, куда он девался!
Блинов. Придет… А ты скоро обедаешь, что ли?
Жазиков. А что-с?
Блинов. Да меня, того, порядком разбирает. Так ты трагедью-то мне покажи. Каратыгина мне покажи, слышишь?*
Жазиков. Непременно-с.
Блинов. Ну, что ж? одевайся, — пойдем обедать.
Жазиков. Извольте, Василий Васильевич, сейчас.
Блинов. Тимоша! а Тимоша!