— Просто ангел во плоти, — штурман проследил, как во рту друга исчезает еще одна галета. — Слишком легко он двигался для отца.

— Суховато, по-моему, — оценил пищу Люб. — Так и она не старуха. Сколько ему лет может быть: тридцать? Двадцать восемь?

— Если рано заводят детей — может, — неохотно согласился Риндир, снабжая порцию галет другим десертом.

— Обязаны рано рожать. При частых родах женский организм изнашивается быстро, если в пище не хватает железа, начинается анемия. А мужчина может погибнуть на охоте или на войне. Или от болезни сгореть.

— Так что там с кровью нашей нёйд? — остановил его Риндир.

— Кстати, — врач вызвал виртуальный экран и погрузился в данные, предоставляя штурману возможность завтракать без опасений, что кусок вырвут изо рта.

— Кровь как кровь, — сказал после паузы Люб. — Идентичная натуральной. То есть, человеческой. За одним ма-аленьким исключением. Одноклеточная микроводоросль, возможно, симбионт, в огромных количествах присутствует. Посмотреть хочешь?

Риндир пожал плечами:

— Не особенно. А что она там делает?

— Живет, — Люб ухмыльнулся и добавил уже серьезно. — Слишком мало материала, чтобы сказать больше. Но, возможно, Липат нам поможет. Уже, небось, лягушек препарирует или этих твоих колетисов. Не мог хоть кусочек прихватить?

— Не мог. Проснется наша вороница — у нее спроси, — буркнул штурман обиженно. — Может тут, на болоте, эти бледные змеи пачками шмыгают. Экран сверни, идет!

Врач плавно встал, переводя наладонник в спящий режим.

— Стой и не двигайся, никаких резких движений, — предупредил мысленно. — И особо в глаза не смотри.

— Спасибо, кэп, — так же мысленно отозвался штурман. Они стояли на пологом склоне лицом ко входу в землянку, а нёйд спускалась к ним с царственной грацией зверя. Заплетенные и корзинкой уложенные на голове волосы, глаза прозрачные и чистые, загорелая упругая кожа блестит капельками воды.

— Вроде дикие люди не стремились особенно умываться, даже глиной намазывались от комаров… — засмотревшийся Люб едва не подпрыгнул от неожиданности и незаметно спрятал руки за спину, чтобы не погрозить Риндиру кулаком. Вернувшись взглядом к ведьме, отметил: посконные штаны, рубаха... В руках горшок с торчащей ручкой ложки ли ножа. Ни следа измождения и слабости. Видимо, долгий сон оказался для нее и впрямь целебным. Нёйд поймала его взгляд, и нежные, не тронутые помадой губы дрогнули в улыбке. Засветились глаза.

Бесшумно ступая на плоские стопы, ведьма обошла мужчин посолонь на расстоянии вытянутой руки, от нее пахло зверем и дымом. Люб почувствовал, как в нем рождается желание от низа живота кверху через хребет — жгучее, древнее. Он стал строить в голове циклическую формулу дезоксирибозы. Отпустило. А нёйд, завершив круг, смотрела на них снизу вверх, покусывая губы. С опаской коснулась острого уха Люба, пальцем потрогала горячую щеку. Подергала откинутый капюшон. Прошлась ладонью по гладкой коже комбинезона. Смешно наморщила лоб. Потянулась на цыпочках, заглядывая в глаза — они у элвилин были светящиеся, с кошачьими зрачками: у Люба золотистые, у штурмана серые. До полудня было далеко, зрачки не превратились в прямые щели, но и свечение радужки достаточно выдавало нечеловеческую природу гостей.

А они увидели у ведьмы на шее дареные янтари.

Нёйд увидела, что они увидели. Покачала низку ладонью. Уселась, скрестив ноги, и поставила перед собой горшочек. Надрезала ладонь и капнула в короткую траву кровью. Сказала что-то. Ожил переводчик:

— Как я, но сюда, — и палец нёйд с коротким ногтем однозначно указал внутрь горшочка.

— А своим можно? — Риндир повертел туповатое каменное оружие и, отложив, вынул собственный нож. Нёйд сидела спокойно, похоже, не возражала. Штурман сцедил в горшочек немного крови и потянулся за биоклеем. — Дикость какая-то, саднит…

— Терпи, — приструнил его Люб и повторил процедуру.

Нёйд заглянула в горшочек, кивнула, бросила:

— Ждите, — и исчезла за дубом на холме. Через полминуты зашумели крылья, и огромный ворон с горшочком в лапах полетел на северо-запад.

— Сьялан, — энергично высказался штурман и растянулся на траве. Птички пели, солнце пригревало, и делать что-то абсолютно не было желания.

— Интересно, куда она нашу кровь понесла? — прервал врач затянувшееся молчание. Риндир зевнул:

— В лабораторию, на опыты. А потом начнет использовать нас в своих жутких магических экспериментах.

— Ритуалах. Ты действительно поверил в магию?

Штурман посмотрел на небо:

— Что-то я такое видел определенно.

— Ширше на вещи надо смотреть, — не согласился врач. — Как считаешь, магия — выход за границы познанного или расширение этих границ? Для диких племен само наше существование — магия. Неподвластность болезням и самой смерти, быстрая регенерация. А способность надолго задерживать дыхание под водой? А «Твиллег»? Чем не летучий замок из сказки? Да и наши костюмы возьми! — он схватил нож, оставленный нёйд, и потыкал себя в бедро. Ткань спружинила. — Гладкая тонкая шкурка, а не пробивается. Мне кажется, она вообще ее приняла за кожу.

— И решила, что нам нечем размножаться, — Риндир зафыркал.

— Потом вообще может оказаться, что магия — это особый вид энергии, — не сдавался Люб. — Как магнитное поле. Птицы его ощущают, а люди — нет. Или излучение, через которое Земля пролетела когда-то. И в сказках и мифах память о нем осталась.

— Или за способности нёйд отвечают те одноклеточные микроводоросли в крови, — со смешком подвел итог Риндир. — Так или иначе, контакт состоялся. И теперь надо вытянуть сюда как минимум Фенхеля или уговорить девушку отправиться с нами.

— Сутки по пересеченной местности в любую сторону, — скривился Люб. — И угораздило же Аурору запретить полеты…

— Я с ней сам могу долететь и куда быстрее, — штурман прижал пальцем широченную улыбку. — А ты тут оставайся, на хозяйстве.

Люб уже испытывал нешуточную необходимость уронить Риндира и повалять как следует, когда нёйд возвратилась. Вышла к элвилин в человеческом облике, поставила перед ними пиво в кувшине и хлеб на деревянном блюде. Села на пятки, жестом предложив гостям устраиваться так же. Отломила от лепешки краешек и стала вдумчиво жевать, кивнув, чтобы угощались.

Риндир положил кусок лепешки в рот. И тут же мысленно возопил:

— Гадость! Горькая, плесенью отдает, зерна непротертые внутри.

— Ешь! — рявкнул на него Люб. — Не вздумай выплевывать! Это эксперимент. То есть, ритуал.

И сам надул щеки и стиснул рот, чтобы не подавиться и не начать плеваться.

— Вообще я больше люблю мясо…

— Жесткую оленину с жилами? Ешь и молчи.

Мужчины сосредоточенно перемололи травяной хлеб и запили пивом. То оказалось приятнее, чем они опасались.

— Надо своим угостить. Нейтральным чем-нибудь.

— Минералкой без газа, — распорядился врач.

Риндир показал нёйд, как отвинчивать бутылочку со смешным лисенком на боку, отпил напоказ — не отравлено. Ведьма глотнула и выплюнула — вода показалась ей слишком соленой. Виновато сморгнула. Из-под ресниц взглянула искоса, не обиделись ли пришельцы. Люб широко улыбнулся, стараясь особо не демонстрировать зубы. Указал на себя, отчетливо выговорил:

— Люб.

Показал на штурмана:

— Риндир.

Тот, смеясь, подхватил игру. Постучал себя в грудь кулаком, гордо вытянул шею:

— Робинзон!

Пальцем ткнул в живот Люба:

— Пятница. Я — Робинзон, ты — Пятница.

— Можешь ты две минуты без шуточек своих обойтись?! — прошипел друг. — Я представиться пытаюсь, а ты ее путаешь.

Нёйд поводила глазами, лукаво улыбнулась и тоже ткнула Люба пальцем:

— Ты Пятниса.

Проследила за реакцией. Риндир откровенно хохотал, хватаясь за бока. Люб пыхтел:

— Научил на свою голову!

И стал втолковывать:

— Не Пятница. Люб!

Поднял из наладонника экран, быстро пролистал изображения, и над предплечьем сформировалась и стала медленно вращаться голограмма сидящего на хвосте рыжего мейкуна со стрелолистом, торчащим изо рта.