— Все было чересчур уж туманно, а я давить не стал, — отозвался Люб. — Там произошла катастрофа, как я понял. Обитель нёйд, построенная на крышке карстовой пещеры, в одночасье провалилась в озеро. Самое загадочное, что ведьмы — с их тонким чувством окружающего мира — не смогли это предсказать. Спаслись буквально единицы. Со временем… озеро превратилось в болото. А в окрестностях — пока там еще кто-то жил — ходили упорные слухи, что в такую же бурную, дождливую и ветреную ночь, как во время затопления, поселок нёйд поднимается на поверхность. Можно слышать звуки била и видеть огни. И даже самих нёйд издали. Распухших — как и положено утопленникам. Ну и запах соответствующий.

— Я бы предположил, что там вырываются болотные газы, — отозвался Риндир, стараясь не увязать в паршивой мистике, так остро напоминающей его сны. — Возможно, болотные огоньки принимают за огни. Их зовут «свечками покойников», название само по себе заставит дрожать, как заячий хвост. А один, другой заплутал, утонул спьяну, подавшись на них — вот тебе и жуткая легенда.

— Возможно. Но ведь я не дурак и не пьяный?

Риндир засмеялся. Дурак в космосе не выживет, а элвилин не пьянеют. Такая вот у них физиология.

— А почему ты спрашиваешь?

— А потому что я не послушался Селестины. Полетел на Гай Йолед. Аэрофото- и видеосъемку произвести, присмотреться к болоту с высоты птичьего полета, разведать аккуратненько, что там творится. Сканером пройтись и даже может — дурень наивный — обнаружить кости Ангейра и его погони. А под болотом оказалась аномалия неизвестной природы. Отрубившая флаеру тягу. Я совершил аварийную посадку и сбежал, а флаер с добычей Липата медленно тонет хвостом, как немецкий самолет второй мировой. Один из моих предков нашел такой в болоте через шестьдесят лет после войны, целенький, и скелеты в форме. Не, я знаю, что в болоте все сохраняется идеально, но как подумаю, что кто-то на глубине тридцати метров будет наш флаер изучать…

— Не выдумывай.

— Может быть, — Люб глубоко вздохнул. — Я сказал Альву, чтобы второй флаер рядом с болотом не садился, лучше пешком дойду. Для биолога здесь, конечно, рай. Но людей нет. Совсем.

— И тайная обитель не всплывала?

— Нет. Ночь полнолунная, без ветра, явно не подходила для утопленников, — на полном серьезе сообщил ему Люб.

— Ну ладно. Держись там, — отозвался Риндир. — Я на связи.

Поймал себя на подленькой мыслишке, что после утопленного флаера его нападение на епископа в глазах Ауроры не будет считаться таким уж большим прегрешением. И в сердцах, досадуя на себя, чакнул клювом, разбудив юную королеву. Наскоро сообщил Ауроре, что у него все в порядке, надеясь, что это сойдет за утренний отчет, пока Бранни моргала из-за края одеяла, и полностью сосредоточился на ней. Жалея, что между ними нет мысленной связи и внушить девушке чувство безопасности он не может. Но тут она сбросила одеяло, и Риндир увидел такую широкую улыбку, что она озарила все углы низкой сумрачной спальни. Светлая рука с обкусанными ногтями потянулась к соколиному крылу:

— Рыжий… Как он обещал. Значит, правда! Все правда…

Смеясь и плача, Бранвен запустила пальцы в соколиные перья, стараясь все же не сжимать слишком сильно. Риндир даже смутился от этой ласки.

— Ты мне не снишься? Не снишься, да?

Бранни полоснула ногтем по предплечью и побледнела, закусывая губу — боясь, что ее вскрик услышат снаружи. Облизала алую полосу. Заморгала.

— Я Бранни. А ты — Рыжий? Как тебя звать? Ой, ты, видимо, голодный…

Поставила две миски на подоконник. В одну налила воду, во второй лежали сухие, сморщенные ягоды. Риндир воду глотнул, а изюм игнорировал.

— Прости, прости, пожалуйста. Я сейчас.

Она влезла в платье и безрукавку, заправила рыжие волосы под чепец — и в спальне сразу стало темнее. Протянула соколу согнутый локоть. Риндир сердито хлопнул крыльями. Снова уселся на спинку кровати, демонстративно запустив в нее когти. Отодвинулся, показывая Бранни глубокие царапины. Соображала королева быстро. Ножом откромсала кусок одеяла, обмотала им предплечье, туго затянув веревками. И опять подставила соколу. Риндир перелетел и устроился на этой импровизированной перчатке.

— А теперь тихо…

Бранни, стараясь не скрипнуть, отодвинула засовы. Плечом надавила на дверь и выглянула в щелку. Риндир острым слухом слышал пыхтение и скрип амуниции — стражники под дверью в опочивальню епископа все так же бдили. Внизу тоже кто-то ходил. В остальном в башне стояла тишина.

И тут Бранни запела. Без слов. Вибрирующий звук напоминал урчание кошки, веером разносясь перед ней, накрывая коридор волной мягкой сонливости. Риндир тоже ощутил ее и едва не сунул голову под крыло. Вовремя удержался, чтобы не сжать посильнее когти, чтобы не упасть во сне. Он вспомнил: Бранвен пела так, когда убаюкивала стражу перед побегом матери. Только сейчас голос стал ниже и сильнее. Так и представлялось, как кони замирают в стойлах, куры в гнездах, а кухарки на кухне роняют на стол скалки и головы. А может, штурман прикорнул-таки на минуточку.

Девушка подула ему в перья и поцеловала в голову, заставив проснуться окончательно и мучительно покраснеть — мысленно. И понесла, но не вниз по лестнице, а вверх. И где-то на середине вместе с ним нырнула в узкую щель тайного хода, ведущего вон из дворца.

— Одна из загадок решилась…

— Что? — удивленно отозвался Люб.

— Извини. Я ненароком с тобой связался. Королева несет меня…

— Несет меня лиса за темные леса… Стоп! — проорал друг. — Ты о чем это сейчас? Как несет?

— Я в соколиной форме, сижу у нее на предплечье. И идем мы туда, где я видел на горе ее встречу с Триллом в прошлый раз. Замок здесь тоже с секретом. И секрет этот епископ не знает, а то бы давно все пути для бегства королеве перекрыл.

— Потом мне все расскажешь. В подробностях, — грозно отозвался Люб. — И в птичьей форме больше суток не застревай, это опасно. Понял?

— Не застряну, — Риндир звонко рассмеялся. — Потому как кушать очень хочется.

Впрочем, проблему с едой он скоро решил.

На горе было солнечно, ветрено и просторно. Шелестел вереск, пересыпались мелкие камушки, ящерицы грелись на желтых камнях. А внизу, под горой, оглашенно рокотали водопады. Казалось, их брызги долетали даже сюда, радужной взвесью вися в воздухе и опадая на шапки вереска вместе с росой. Тропинка между голыми камнями тоже была влажной — и скользкой. Но Бранвен уверенно ступала по ней, и ясно было, что девочка прекрасно знает дорогу.

Остановились они у малютки-родника, пробивающегося между каменными обломками и тонкой струйкой стекающего вниз, теряясь в траве, которая здесь была особенно густой и зеленой. Пахло зеленью и мокрым пеплом — на плоском камне чуть подальше от родника виднелись отчетливые следы кострища.

Королева подкинула сокола в воздух, Риндиру пришлось замахать крыльями и взлететь, прервав дрему, вызванную недосыпом и свежим воздухом. Сама же Бранвен стала собирать прутики для костра.

— Похоже, нас ждет завтрак на траве, — сказал сам себе Риндир. — Если я этот завтрак добуду.

Он внутренне поморщился, опасаясь, что девочка станет жалеть добычу, плакать и бояться вида крови. Конечно, можно поохотиться и съесть ее не у королевы на глазах. Но ведь нечестно оставлять ее голодной. Изюмом делилась все-таки.

— Язва ты, Риндир. Ладно, будет ли «птичку жалко», опытным путем проверим.

И заложил круг над вершиной Тельг, высматривая подходящую добычу.

Епископа из святилища переносить не стали — боялись повредить ему на узкой кривой лестнице. Составили скамьи, завалили шкурами, И Трилл лежал на боку, поддерживая ладонью голову, локтем упираясь в подушки. Лицо его было открыто, и госпожа Бьяника не знала, радоваться ли этому, как знаку высокого доверия, или рассматривать как угрозу и близкую гибель — тем более, что охрана стояла по всем углам.