— И чего он возлежит, как томная барышня? — мысленно с насмешкой спросил Фенхель, и Аурора поняла, что скорее злится на антрополога, чем опасается Трилла. — Не так уж он и сильно ранен на колчаковских фронтах.

— На него напали в полном стражников замке, в святилище его бога. И убийца странным образом исчез. Тут задергается любой.

— Мужику тридцать лет. Считай, полжизни за спиной. И в анамнезе убийств десятка полтора. Не считая тех, что совершались по его приказу.

— Тем больше поводов дергаться, — прошипел Аурора. Трилл вяло шевельнул свободной рукой:

— Подойдите.

Последовали положенные речи о вечной благодарности за спасение, и что не иначе Судия ниспослал торговым гостям вещий сон и руководил ими, заставляя поднять тревогу и искать епископа здесь, в уединенной часовне, а что подлый убийца ускользнул, так это не их вина… Аурора едва не зевнула. Последние несколько часов были суматошными, и поспать ей не удалось. А пришлось убеждать стражников и управителя, что ее сон действительно вещий, что епископ лежит в крови наверху и ждет помощи. Служба колебалась — без позволения Трилла в святилище входить запрещалось, пусть даже там пол проваливается. Но здравый смысл возобладал.

Внутри было вовсе не так кроваво, как причитала Аурора, но сон и не обязан точно повторять реальные обстоятельства. А рана на спине епископа имелась. И сам он то ли спал беспробудно, то ли был без памяти. Чужеземных гостей тогда в ротонду не пустили, призвали только сейчас.

И госпожа Бьяника с жадным интересом разглядывала как саму капеллу, так и худое тело Трилла под шкурами и юношеское, почти невинное лицо с пухлыми щеками и прозрачными глазами, затянутыми поволокой боли и… смирения?

— Бедный мальчик. Какой невинный у него взгляд.

— На нас смотрит государственный эгрегор. Рассуждает: наградить или перемолоть.

В шутке Фенхеля была доля истины. Епископ выгнал слуг и врачей и призвал секретаря. Тот появился с навощенной доской подмышкой, одутловатый, одышливый — толстяку тяжело дался подъем по лестнице. За ним шел мальчишка с корзинкой и странной конструкцией — плоской длинной деревяшкой, равномерно утыканной деревянными же гвоздями.

Мальчишке бросили подушку на пол, секретарю подставили скамеечку.

У статуи Судии едва слышно тянули хорал священники, Трилл обсуждал с гостями предварительный договор. Секретарь стилом выдавливал в воске черты и резы. Мальчишка, разложив перед собой цветные клубки, ракушки, бусины и звериные хвостики, натянул на колючки своей доски гудящие нити и принялся выплетать поясок.

— Ого, — сказал Фенхель.

Аурора покосилась на него, стараясь удержать в уме «…от всей души и по всей доброй воле, и не дадим произойти, поскольку это в нашей власти, никакому обману или преступлению от сущих под рукою наших…»

— Вампумное письмо, — мысленно пояснил антрополог, глядя, как мальчик вплетает между синими бусинами заостренный белый хвостик. — Им пользовались индейцы на Земле. Договор Пенна с ленапе выглядел, как такой вот поясок. Я подозревал что-то подобное, разглядывая бока местных коней. А теперь и расшифровать смогу.

И добавил картинку: расплывшуюся от довольства кошачью морду.

— Я устал, — сказал епископ. — Управитель покажет вам место, где вы сможете строиться и торговать. А пока идите.

— Уф-ф, все прошло не так уж и плохо, — выпав за двери, сказала Аурора.

— Словно в снулую рыбу заглянул.

— Не выдумывай.

Она уклонилась от объятий Адама и Ганелона и связалась с Цмином, предлагая каравану опять развернуть торговлю на берегу, пока они будут смотреть участок внутри городских стен. О Риндире госпожа Бьяника пока не заговаривала.

Последний месяц лета на Даринге выдался сухим и знойным. Если в замке приходилось кутаться в плащи и включать обогрев костюмов, чтобы не замерзнуть, то снаружи поджидало настоящее пекло. Солнце поднялось в зенит и зависло, заставляя все живое забиваться в тень. И группа гостей ехала по городу в сопровождении управляющего и двоих его помощников, не вызывая любопытства. Заехали к колодцу, разогнав плещущихся гусей и мальчишек. Наполнили водой кожаные ведра. Неторопливо двинулись к реке. Псы у ворот высовывали языки, тяжело поводили боками и даже не лаяли вслед тяжело ступающим скакунам. Куры лениво и неохотно уступали дорогу. Белье сохло на плетнях, неподвижное, как флаги на замковых башнях. Вверху барашками разбрелись ровные, словно на картинке, облака.

Звуки были отчетливыми, запахи резкими, краски яркими.

— Такое чувство, будто я нахожусь не на чужой планете, а в каком-нибудь реконструкторском лагере, — пробормотал, догоняя Аурору, Ганелон.

— Это обманчивое, компенсаторное чувство, — она налила из баклажки воды в ладонь и растерла виски. — Мозг нуждается в шаблонах, чтобы не заработать морскую болезнь от избытка информации. Но чересчур доверять похожести не стоит.

— Приехали, — управляющий набросил петлю поводьев на коновязь, в которую упиралась улица-тропа. Внизу под обрывом блестела ослепительной чешуей река. — Может, окунемся, пока они управятся?

Помощники, кривясь, стали отвязывать связку кольев с конской спины.

— Без меня, — Аурора огляделась с высокой конской спины. По обрыву к реке тянулась тропа, выложенная поседевшими, вытертыми дубовыми плашками. Управитель трусил по ней, элвилин с гиканьем неслись следом. Внизу у берега к гнилой пристани была привязана утонувшая лодка. Вода колыхала ее и лениво стукалась в сваи. Сквозь пробитое лодочное дно торчали стрелолисты, кубышки, аир. Дальше воду морщило течением. Пристани, склады, лодки были со всех сторон, и окошко с пристанью казалось черной дырой среди звездных кластеров.

Наверху было примерно то же самое. Слева от тропы за плетнем и огородами виднелись золотые и серебряные крыши, гомонила жизнь. А справа стояло одинокое хозяйственное помещение с проломленной крышей, и давно не мазанная глиной стена светила обрешеткой, как паутиной. Еще правее лежало огромное плешивое пепелище. Среди валунов фундамента торчали пожухшие плети чего-то среднего между бурьяном и крапивой. Росту они были выше пояса, но редкие и квелые. Еще дальше росли кривые, неухоженные яблони. Осыпавшиеся зеленые плоды лежали в складках чуть тронутой спорышем серой земли. Под яблонями скребла лапой землю пестрая кура. Чуть подальше среди вялого огорода торчала до половины утопленная в землю бурая хатка. На жердях, удерживающих гнилую солому крыши, лежали рядом грабли и лопата. На плетне сохли опрокинутые кувшины. Коза толкалась в плетень грудью, пробуя дотянуться до соломы, и отчаянно мекала. Мозгов обойти плетень ей определенно не хватало.

Госпожа Бьяника сползла с конского бока и закрепила поводья на коновязи. Пошла за помощниками управителя, бодро шагающими прямо по грядкам. Этих он купаться не позвал.

— Какое-то странное место…

— Не странное, а дурное, — отозвался чернявый парень. Белявый напарник дернул его за кушак.

— Не поняла.

— А чего? — белявый взмахнул молотком и одним точным ударом вогнал колышек в мягкую землю, начиная размечать границу гостевого двора. — Место козырное, а десяток лет пустует. Отчего б вам не дать?

— А лучше бегите отсюда! Страшит тут.

Белявый сердито на него замахнулся. Пробурчал:

— Нам работать нужно.

— То есть «на те, боже, что нам негоже»? — ехидно осклабилась Аурора.

— Так вы ж чужаки, — белявый опустил глаза к земле. — Вас ни боги наши, ни страхи не возьмут. Иди вон, госпожа, подальше вон, не мешайся.

Колышки медленно выстраивались в ряд. Какое-то время прошло в молчании. И тут двери позади землянки хлопнули, и на огород выскочила распатланная, кое-как одетая женщина. Замахала руками на пришельцев, как на кур. Запричитала:

— Что ж вы огород мой топчете? С чего я зимой буду жить?

— Отойди, Ратка, — сказал чернявый. — Твой огород сам епископ иноземным гостям подарил.

— Да как же это? А-вой! Да за что же это? — Ратка шлепнулась на колени, прикрыв голову подолом, и запричитала, раскачиваясь из стороны в сторону.