Утро выдалось не из легких.

Сыворотка не стабилизировалась и распадалась на четвертой минуте, Сережа Моисеев опять заболел затяжным гриппом, а секретарша Катя, перепутав файлы, распечатала и, не проверив, отдала шефу вместо недельного доклада сборник интернетовских анекдотов.

Ближе к обеду Максиму позвонила мама.

На работу ему она звонила чрезвычайно редко и всегда по каким-нибудь экстраординарным поводам. Поэтому, услышав ее голос в телефоне, Максим непроизвольно напрягся.

Как выяснилось, не зря.

Сбивчиво и нервно она поведала о телефонном разговоре с тетей Олей. У Андрея, судя по всему, совсем поехала крыша. Обвешав комнату Натальиными фотографиями, обставив свечами, иконами и крестами в человеческий рост, он объявил, что собирается оживить свою любимую. Что, мол, он сумеет исправить ошибку Господа, которую тот в отношении Натальи допустил. Что мир не без добрых людей и многие готовы ему в этом начинании помочь. И что, наконец, в Интернете он уже организовал коллектив «воскресителей». Сообщил все это своей матери друг Андрюха, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения и, расплакавшись после, как ребенок, уснул сном праведника. Все это Андрей проделал в первой половине дня сразу же после ухода Максима. А сейчас он, поспав и слегка вернувшись на нормальные рельсы, поднялся и исчез в неизвестном направлении, оставив лаконичную записку: «Ушел оживлять». Тетя Оля, естественно, немедля позвонила Максиму домой.

— Ты, Максик, не знаешь ли, часом, где он? — закончила мама свою историю.

«Максиком» она, наверное, будет меня и в шестьдесят лет называть, подумал Максим удрученно.

Заверив ее, что постарается найти друга Андрюху во что бы то ни стало, он завершил разговор. Откинувшись в кресле, задумался.

Он прекрасно понимал состояние Андрея. Тот был человеком слишком эмоциональным и для него потерять любимую означало трагедию всей жизни. Вообще-то, поправил Максим себя, для любого человека это стало бы трагедией. Даже для самого тупого и черствого. А для меня?

На мгновение он представил, что его Алена вдруг умерла, и ощутил озноб по всему телу. Бедный Андрюха! Дружище, как же тебе сейчас плохо! Но что он такое выдумал про оживление…

Может быть, Андрей тоже трудится на нашу контору?

Дронов придвинулся к селектору.

— Катя, — нажав кнопку, сказал он, — соедини меня, пожалуйста, с Тарасом Васильевичем.

— У него совещание, — памятуя о недавней ссоре, холодно ответила секретарша.

Максим тоже вспомнил о проклятом докладе. Выволочка Кате неожиданно получилась основательная.

— Тогда с Тополевым, — отчасти виновато попросил он.

— Минуту.

В селекторе что-то щелкнуло, и через мгновение послышался густой бас Антона Тополева.

— Да?

— Антон, это Дронов.

— Слушаю, Макс.

— Не подскажешь, кто у нас занимается вопросами оживления?

Молчание.

— Вообще-то, этим у нас никто не занимается, — медленно произнес Тополев. — А что случилось?

— А Вепрь?

— Да что стряслось — то?

Максим покусал губу.

— Так… проблемы…

— У тебя?

— Мои проблемы разрешены давным-давно, — усмехнулся Максим, сразу вспомнив, как они были разрешены. — Проблемы у моего друга.

— А… Что с ним? — Антон всегда очень близко к сердцу воспринимал чужие неприятности. За это его и ценили. Хотя, конечно, не только за это.

Максим замялся, подбирая слова.

— У моего друга умерла девушка, — сказал он. — Глупый несчастный случай. А он… Он заявил своей матери, что собирается ее оживить. Понимаешь? Ее уже дней пять, как похоронили. А он — оживить! Вот я и подумал, может он про эти оживления от кого-нибудь из наших услышал. Может даже работает на нашу контору в качестве какого-нибудь компьютерщика. Здорово он в компьютерах разбирается. Вот я и решил выяснить.

— Как фамилия?

— Кого? — не понял Максим.

— Да, друга твоего.

— А… Симонов. Андрей Симонов.

Тополев задумался.

— Нет у нас такого, — после паузы произнес он. — А друг твой этот — в порядке?

— В смысле?

— Ну, с головой у него все в порядке? Может, свихнулся он с горя?

Максим вспомнил безумные глаза Андрея и почему-то трясущуюся руку с сигаретой.

— В порядке, — неуверенно ответил он. — В полном.

Тополев помолчал.

— А сейчас он где?

— В этом-то и проблема, — ответил Максим. — Я его утром видел. Вроде бы в норме был, — соврал Максим. — А потом куда-то пропал. Оставил матери записку, что, мол, уехал оживлять свою девушку. Вернусь, маманя, поздно, готовьте ужин на троих…

— Ага… — оживился Тополев. С чувством юмора у него, очевидно, сегодня были проблемы, потому, что он продолжил серьезно:

— А твой друг, говоришь, в компьютерах разбирается?

«Повезло, — подумал Максим. — Похоже, Антон заинтересовался проблемой».

— Да, — ответил он. — Нормальный умный парень. Не какая-то дешевка с ноутбуком под мышкой.

— Наверное, и на роликах катается… — задумчиво произнес Тополев. — Помнишь фильм «Хакеры»?

— Конечно, — сказал Максим. — Но мой друг не из таких.

— Х-м… Интересный случай, — хмыкнул Тополев. — Хорошо, я выясню. И если кто-то из наших встрял в это дело, по башке настучу всем. Давай-ка, собирай в охапку проблемы своих друзей и завтра с утра — ко мне. Естественно, если приятель твой не объявится. Подходи часам к десяти, у меня будет время. А там уж, если понадобится, и Вепря со всей его магической братией подтянем… Он как раз должен сегодня вернуться.

— Спасибо, — сказал Максим. — Жалко парня.

— Всех не нажалеешься, — хмыкнул Тополев и повесил трубку.

Антон Тополев был правой рукой Петровского.

О его предыдущей жизни до прихода в компанию, Максим практически не знал ничего, но, судя по упорным слухам, занимался тот по молодости лет серьезным хакерством. Вскрыл с друзьями несколько банков, кажется, даже дело по этому поводу уголовное заводилось, но тут вмешался спаситель гениев Тарас Петровский и разрешил ситуацию. Как уж он ее разрешил, Максим мог только догадываться. Он искренне надеялся, что не тем способом, каким разрешалась его, собственная ситуация.

Безвыходная и жестокая личная проблема.

И хотя сейчас предсмертные хрипы бывших коллег все реже преследовали Максима по ночам, а видение окровавленного полуволка, получеловека, с наслаждением ломающего стены, сносящего дверные проемы и безжалостно направляющего стаю собак на смерть и вовсе перестало появляться. Однако омерзительный осадок после такого эксперимента все-таки остался. Он помнил, как стоял тогда под проливным дождем, среди заброшенных зданий какой-то промзоны. Позади догорал офис с изуродованными телами бывших коллег, а впереди темнела стая псов, ощерившихся клыками. Его шерсть была в дымящейся крови, а когтистые лапы медленно превращались в обычные человеческие руки. Тогда, в тот кровавый день безжалостной мести, Дронов не плакал. Он плакал после в госпитале «Полночи», куда его определил Петровский. Тайком, под одеялом, стискивая зубами подушку, чтобы не дай бог, никто не услышал.

Оттуда, не выдержав нестерпимой внутренней боли, Дронов сбежал. Он прятался от Тараса несколько дней, не звонил и не появлялся в офисе, стараясь хоть как-то смириться с убийствами. А потом он все-таки приехал к Петровскому домой и пошел с ним вместе на первое нормальное «превращение», на Сбор, как называли волчьи игрища в «Полночи».

Теперь Максим понимал, что другого выхода у него не было.

Либо, либо, другие варианты исключались.

Даже другой, предложенный тогда Петровским путь на самом деле не был выходом… Это было бы постыдным бегством…

Наверное, самые тяжелые жизненные воспоминания, подумал Максим, положив трубку телефона. Дай бог, чтобы теперь такие воспоминания не появились и у Андрея.