Гриша так не считал.

Друг за другом они прошли под арку и углубились в ряды кое-где покосившихся оград.

— Ты иди слева, — сказал Агамемнон. — Ищи гранитный памятник с надписью: «Михей Рождественский». Первую дату не помню, а вот вторая где-то девяностого года.

— А ты? — испуганным шепотом спросил Гриша.

— А я справа пойду.

— Ни за что! — объявил нумизмат. — Я буду тебе тыл прикрывать.

— От кого? — ехидно поинтересовался Агамемнон.

Где-то неподалеку завыла собака.

— От собак, — ответил Гриша и взял лопату на изготовку.

— Ладно, — снизошло руководство.

Дорожки между могилами были просыпаны гравием, неприятно хрустевшим под ногами. Кое-где блестели огромные лужи и ботинки разъезжались в грязи. Ограды в основном были старые с облезшей краской, а могилы — сплошь заросшие бурьяном. Кое-где в темноте маячили покосившиеся высокие кресты.

Лучи фонарей шарили по надгробиям.

— Фукин И.П. — бормотал Агамемнон. — Не то. Горин А. В. Дорогой доченьке. Во, Гриша, приколись. Целкина Мария, дорогая бабушка! Не повезло тетке с фамилией.

— Эт-то п-почему? — постукивая зубами, не понял нумизмат.

— Эк тебя развезло, — заметил Агамемнон, покосившись на друга. — Может, в машину пойдешь?

Гриша моментально прикинул, сколько ему придется идти одному обратно.

— Н-нет, — помотал головой он. Луч его фонаря замотался следом. — М-мне К-кайен-н н-нужен.

Внезапные выстрелы раскололи окружающую тишину. Они загрохотали раскатисто, словно обвал в горах. Стреляли совсем рядом, где-то в лесу. Раз, два, три. Пауза. Четыре.

Лицо Григория позеленело.

— Эт чт-то? — заикаясь, еле выговорил он.

Агамемнон настороженно поводил головой с оттопыренными ушами.

Снова выстрелы. Раз, два, три.

Тишина внезапно стала пронизывающей, всеобъятной. Она накрыла обоих, словно тяжелым ватным одеялом. Гриша почувствовал, как у него подкашиваются ноги.

— Тихо! — громко прошептал Агамемнон.

Где-то неподалеку хрустнул гравий. Шептались вокруг кусты с бурьяном. Совсем рядом легко пробежала, шурша листвой мышь. Григорию показалось, что он превратился в огромное всеулавливающее ухо. Он даже расслышал жужжание лесной мошкары, суетящейся возле пятна фонарного света.

— Что? — минут через пять напряженного вслушивания, спросил нумизмат.

— Ничего, — облегченно ответил Агамемнон. — Вроде бы кончилось.

— Это же были выстрелы? — решил уточнить Григорий.

— Откуда мне знать? — нервно пожал Агамемнон плечами. — Вроде бы да.

— Может охотники?

Несколько мгновений Агамемнон смотрел ему прямо в глаза.

— Давай все сделаем быстро, — сказал он. — И свалим отсюда к чертовой бабушке!

— Идет, — согласился Гриша. Ноги его затекли от напряженного ожидания. — А может, свалим, ничего больше не делая? Как бы нас с тобой за каких-нибудь белок не приняли.

— Бред, — решительно отрезало руководство. — Иди за мной.

И тут из темноты на Гришу глянули два горящих красных глаза.

Григорий никогда не был трусом. Но в этот момент он ощутил, как по правой штанине вниз заструилась теплая, почти горячая струйка.

— П-повернись, — едва произнес нумизмат.

Левая штанина промокла тоже. И осознание того, что он, взрослый здоровый мужчина, практически с высшим образованием в кармане, уважаемый ночной сторож на студии Мосфильм и вообще человек с большими жизненными перспективами, только что, как маленький мальчик наделал от страха в штаны, отчасти вернуло ему самообладание.

— Что? — переспросил Агамемнон.

— Обернись! — собрав все остатки мужества, рявкнул Гриша.

Агамемнон обернулся и замер.

Из темноты, шурша кустами и хрустя гравием, на тропинку выступил крупный волк. Может быть, это, конечно, была очень крупная собака, но Агамемнон, постоянно с любопытством настоящего естествоиспытателя следящий за событиями на Дискавери ченел, сразу опознал в звере матерого волка.

— Что делаем? — прошептал Гриша. Про свою лопату он забыл начисто.

Агамемнон, оторопев от такой встречи, впал в ступор. Он никак не мог понять, как в черте города, всего в каких-то полтораста километрах от крупнейшего мегаполиса мог оказаться настоящий здоровый волк.

Зверь тоже не спешил. Он стоял и рассматривал парней, словно тоже не мог взять в толк, откуда посреди ночи на кладбище могли взяться эти двое. Хвост его, толстый как приличная палка напряженно мотался из стороны в сторону.

Минуту молчания нарушил Гриша.

— Валим? — ткнув руководство в бок, спросил он.

— Только медленно, — вышел из ступора Агамемнон. — Не поворачиваясь спиной. Попятились.

Иллюзий относительно того, что они, два городских человека сумеют отмахаться от волка лопатами, у него не было. Больше всего, во всей ситуации Агамемнона почему-то пугало не то, что их в любой момент могут с разорванными глотками оставить на каком-нибудь заброшенном могильном холме, а то, что завтра, найдя их изуродованные трупы, все, конечно, передадут тетке. И та, вместе со своим семейством однозначно решит, что племянничек, уехавший в Москву на ночь глядя, решил сделать остановку за дедовым золотом. Лопаты и фонарики выдали бы их с головой. А потом тетка все расскажет прабабушке.

А та…

Друг за другом, наступая на пятки, они пятились по тропинке назад. Волк шел за ними, сшибая хвостом верхушки бурьяна. Гриша уже не чувствовал ни холода, ни мокрых штанин. Он думал только о проклятом кладе. О том, что его охраняет волк. Нет! Он дернулся вперед и больно наступил Агамемнону на ногу. Волки!

Из бокового ответвления тропинки на Гришу глянули еще два красных глаза.

— Сдурел?! — зашипел друг от боли.

— Еще один, — прошептал Гриша и добавил с отчаянием. — На хрена мы сюда поперлись!

— Лопату приготовь, — буркнул Агамемнон.

Второй волк выступил из темноты. Он тоже не спешил, пристально их рассматривая. Был он немного больше первого, с большими серыми проплешинами на впалых вздымающихся боках.

— Хана, — прошептал Гриша. — Нам хана.

— Двигай!

Ни Григорий, ни Агамемнон не запомнили, как вышли к машине. Долгий путь был начисто стерт паническим страхом, который бился у каждого внутри, застилал глаза и закладывал уши. Волки словно прогоняли их с ночного кладбища. Словно и в самом деле, были они молчаливыми и грозными стражами проклятого дедова золота. Только едва не споткнувшись о столб арки с дурацкой вывеской, Григорий сообразил, что они в двух шагах от машины. Еще шаг, еще один. Его мокрая задница уперлась во все еще теплый капот.

Из темноты по бокам машины выступили два человеческих силуэта в черных плащах.

— Вы кто ребята? — спросил один из них.

Ответить Григорий не успел. Второй силуэт вдруг сделал быстрое движение, и нумизмату стало ослепительно светло в почти полной тьме. Лопата загрохотала по капоту и последнее, что увидел уважаемый сторож со студии Мосфильм, было нелепое пятно фонаря на чужих мокрых ботинках.

А потом темнота и тишина взорвались оглушающей болью.

Только дома, не торопясь, продезинфицировав рану, сделав инъекцию антибиотика и почистив оружие, Виктор сумел расслабиться, откинувшись в кресле со стаканом хорошего красного вина в руке… Можно было покурить и подумать.

Он привык доверять своим предчувствиям, тем более нехорошим. Слишком многие на его памяти уходили из жизни раньше срока, особенно те, кто предчувствиям не доверял. Виктор уходить не спешил.

Спать хотелось безумно, но он знал, что пока не разберется со своими предчувствиями, о сне не может быть речи.

Как же все было на этот раз?

Лаконично, но не просто, как бывало часто.

Приехал Виктор за два часа до дела, долго выбирал походящее место и, наконец, выбрав, расположился. Ожидание всегда было мучительно долгим, но он уже давно научился его не замечать, очищая голову от мыслей, как бы впадая в транс. Тогда переставала волновать проблема недоступных сейчас сигарет, а внутри оставалась лишь сосредоточенная пустота, обострявшая чувства. Полтора часа он провел, машинально отбиваясь от каких-то лесных мошек. Клиент прибыл раньше срока.