Мелори на мгновение закрыла глаза, охваченная паникой. О, конечно же она не настолько глупа и наивна, чтобы оказаться на грани… влюбленности в него?

Нет, она была не на грани влюбленности, она влюбилась в него несколько недель назад, когда он, беспомощный, лежал на своей огромной кровати под пологом и благодарил ее за то, что она впустила свет в его комнату! Возможно, даже раньше!

— Вы побледнели, — медленно произнес Райф, и Мелори беспомощно посмотрела на него. — Вы точно не подвернули ногу?

Девушка еще раз заверила его, что с ее ногой ничего плохого не случилось, и затем спокойно, но решительно высвободилась из его рук и отодвинулась от него на пару шагов.

— Я заставила вас разволноваться из-за пустяков, — сказала она. — Мы… мы идем дальше?

Райф покачал головой:

— Нет, мы вернемся в дом, и я осмотрю вашу ногу.

И к разочарованию Мелори, они вернулись назад, теперь уже в полном молчании, и она скорее чувствовала, чем видела, что он хмурится. Райф шел, засунув руки в карманы, пристально глядя прямо перед собой на залитую серебристым лунным светом дорожку. В библиотеке он заставил девушку сесть в одно из глубоких кресел, а сам встал на колени у ее ног и осмотрел изящную лодыжку.

— Ну, вроде бы и правда все в порядке, — вздохнул наконец Райф, встал и отошел к камину. — Думаю, вам пора спать, — сухо произнес он. — Я слишком вас задержал. Вы, наверное, не привыкли ложиться так поздно.

Она ничего не ответила, чувствуя, что атмосфера в библиотеке резко изменилась, вновь обретя, после теплоты и дружелюбности, тот же градус холодности и непреодолимой отчужденности, которыми отличались их прежние встречи, когда она, Мелори, умирала от страха каждый раз, когда сталкивалась с этим мужчиной лицом к лицу. Прежнее, слегка презрительное выражение появилось в его глазах, а голос стал холоден, как лед.

— Кстати, мисс Гувер, — добавил надменный хозяин «Морвена», когда она встала, собираясь покинуть комнату, — вы не забыли, о чем я попросил вас сегодня утром? Мисс Мартингейл, вероятно, прибудет очень скоро. И я хочу, чтобы к ее приезду все было готово, поскольку она с нетерпением ждет бала-маскарада.

— Конечно, мистер Бенедикт, я все сделаю, — тихо сказала Мелори.

Медленно поднимаясь по лестнице, девушка с трудом сдерживала слезы. Он был таким добрым… таким не похожим на самого себя… таким заботливым… и вдруг мгновенно изменился, а она почувствовала себя оскорбленной и униженной.

Но там, в лунном свете, она узнала, что это такое — тепло его сильных рук, взволнованный взгляд глаз цвета шерри и суматошное биение собственного сердца… Узнала и теперь отчаянно хотела забыть, потому что память об этом не даст ей покоя, будет преследовать ее все время… Память о мужчине, чьими помыслами безраздельно владеет ослепительная Соня Мартингейл.

Всю следующую неделю Мелори лихорадочно утрудилась над задачей, которую поставил перед ней Райф Бенедикт. Огромную помощь оказала ей в этом миссис Карпентер — составила список всех местных жителей, расположив их по степени важности. Экономка не была в восторге от самой идеи костюмированного бала, особенно после того, как услышала, что он затевается ради удовлетворения очередной прихоти мисс Мартингейл, и с сомнением поглядывала на Мелори, которой было поручено разослать приглашения. Фиппс, однако, считал, что давно пора устроить в «Морвене» нечто сенсационное, и втайне одобрял решение своего господина, сетуя на то, что тот до сих пор остается холостяком и так редко приглашает в гости даже ближайших соседей.

Серена же была на седьмом небе от счастья. Услышав о маскараде, она потащила Мелори в картинную галерею и заставила внимательно изучить все до единого портреты, чтобы выбрать самое прекрасное платье.

— Если дядя Райф не закажет для меня маскарадный костюм в Лондоне, — сказала она, — мы поедем в Бимстер и купим материал, а миссис Хоуленд сошьет платье по рисунку!

Миссис Хоуленд была деревенской швеей, непревзойденной мастерицей в изготовлении обивки для кресел и штопке простыней, но Мелори сильно сомневалась в том, что она сумеет скопировать платье, которое носила в древности какая-нибудь красавица из рода Бенедикт. Однако Серена была полна энтузиазма, и у гувернантки просто не хватило духу разочаровать малышку, не поговорив прежде с ее дядей. В конце концов, девочка нашла свой идеал и указала пальчиком на прекрасную даму с портрета кисти Гейнсборо:

— Вот! В этом платье я буду такая же красивая! А вы? Что наденете вы, мисс Гувер? Давайте выберем и вам что-нибудь!

Но Мелори при мысли о том, что после каторжной работы по организации этого мероприятия от нее могут потребовать еще и появления на балу в маскарадном костюме, скорчила такую мину, что Серена удивленно уставилась на нее. С одной стороны (но это Мелори не считала необходимым объяснять своей подопечной), расходы на подходящее для такого случая платье были вне обсуждений; с другой — она слишком отчетливо представила себе презрительную гримаску, которую скроит Соня Мартингейл, когда ей сообщат, что гувернантке будет позволено присутствовать на карнавале (рассуждения об этом тоже не предназначались для детских ушей). Нет, что бы там ни случилось, она не покажется на празднике! Стремясь прекратить разговоры о костюме, Мелори сказала Серене, без какой-либо жалости к себе, что она нанята на работу ее дядей как своего рода прислуга, а даже старшая прислуга не получает приглашений на графские балы.

Но Серена лишь округлила большие черные глаза:

— А дядя Райф знает, что вы не пойдете?

Мелори пожала плечами:

— Он и не думает, что я собираюсь пойти.

— Но он же недавно попросил вас поужинать с ним и со мной, а миссис Карпентер он никогда об этом не просит. — Девочка победоносно заулыбалась. — Миссис Карпентер — прислуга, значит, вы — нет!

Мелори не стала больше спорить, но все же ясно дала понять Серене, что вечер, на который назначен бал, она намерена провести в своей комнате.

Перед балом еще многое нужно было сделать, чтобы не ударить в грязь лицом перед мисс Мартингейл. Предполагалось, что к ее приезду все уже будет в состоянии полной готовности, и с этой целью был заранее открыт большой бальный зал в южном крыле дома, с мебели сняты чехлы. Огромную хрустальную люстру, зеркала и канделябры слуги начистили так, что они сверкали, словно бриллианты. У Мелори, когда она впервые увидела зал, от восхищения перехватило дыхание. Такие комнаты не часто используются в наши дни, да и затраты на их содержание в чистоте и порядке слишком велики, но если уж их открывают, украшают красивыми гирляндами потолок и позолоченные карнизы, они выглядят волшебно, обеспечивая прекрасный фон для грациозных танцоров.

Мелори помогала миссис Карпентер и ее команде, собранной в ближайшей деревне, вытирать пыль с холстов, полировать хрупкие детали мебели в стиле хепплуайт[9] и снимать чехлы с обитых дамастом кушеток. Когда вся тяжелая работа была завершена, осталось только украсить зал, для чего в поместье пригласили профессионального дизайнера.

Бал должен был состояться через неделю после того, как в «Морвен-Грейндж» приедет мисс Мартингейл.

В тайниках своей души Мелори боялась ее возвращения, и не только потому, что Соня получит право оценить работу по подготовке бала. Девушка знала: ей, как это однажды уже случилось, вновь придется наблюдать за исчезающими в тенистых уголках поместья элегантными фигурами Райфа Бенедикта и знаменитой балерины, видеть, как они обмениваются нежными улыбками, как смотрят друг на друга… Они смотрели друг на друга, как люди, которые собираются провести остаток своей жизни вдвоем…

Мелори почти не видела своего хозяина с того вечера, когда они вместе шли по залитому лунным светом саду и он спас ее от падения с лестницы в розарии. Нет, она не делала попыток держаться от него в стороне, но когда они встречались, Райф казался слишком озабоченным. По словам миссис Карпентер, он проводил часы, закрывшись в библиотеке, где никто не осмеливался его тревожить. Мелори было ясно, что он скучает по мисс Мартингейл и поэтому с головой погружается в работу. У него не находилось времени даже для племянницы, но та была слишком взволнованна всем происходившим вокруг и даже не замечала, что обожаемый дядя Райф пренебрегает ею.