Утренние прогулки верхом больше не повторялись, а когда он выезжал один, Мелори нервничала и мысленно убеждала себя в том, что Саладину теперь можно доверять, что конь ведет себя прилично, что несчастный случай, в результате которого хозяин поместья сломал ключицу, никогда не повторится. Она знала, что это нелепо — так беспокоиться о мужчине, чье сердце отдано блистательной танцовщице, великолепной Соне Мартингейл, но ничего не могла с собой поделать.

В день приезда хозяйки бала Мелори заперлась в своей гостиной и не открывала дверь никому, даже Серене. Она наотрез отказалась дежурить с девочкой у окна, чтобы посмотреть, как машина плавно остановится перед особняком и из нее появится Соня, еще более прекрасная, чем всегда, и ликующая от того, что возвращается наконец… к себе домой.

Серена с Дарси наблюдали за прибытием из окна классной комнаты, выходившего на дорогу, а Мелори сидела у себя, в кресле возле камина, с сиамским котенком Марком Антонием на коленях и впервые с тех пор, как приехала в «Морвен», страстно желала снова оказаться в лондонском предместье, в старом коттеджике с матерью, братьями и сестрой, и навсегда забыть о суровых просторах Уэльса.

Девушка понимала, что пройдет еще немного времени и сердечная боль станет невыносимой, если не предпринять каких-то решительных мер. И единственное, что она сумела придумать, — это уехать прочь из «Морвена» как можно скорее.

Райф Бенедикт сказал, что ее работа здесь всего лишь временная, и теперь, припомнив эти его слова, она была ему благодарна, но вместе с тем почувствовала холодную пугающую пустоту в сердце.

Мелори съежилась в кресле, вздрагивая от каждого звука шагов за дверью и на лестнице, всей душой желая, чтобы подольше не наступал тот момент, когда Серена влетит к ней с радостным воплем: «Она приехала!»

Но девочка все же ворвалась к ней, полная впечатлений, и принялась взахлеб рассказывать об изысканном наряде мисс Мартингейл и о том, что балерина привезла свою обожаемую собаку. Мелори тогда подумала, что это был тот самый пес, который приветствовал Соню по утрам, облизывая ей лицо, и чуть позже, встретив его в первый раз, очень удивилась, обнаружив, что это не какая-нибудь изящная болонка, а огромный и свирепый на вид эльзасец[10].

Белинде вторжение чужой собаки такой внушительной комплекции категорически не понравилось, тем более что эльзасцу было позволено занять место в жилой части «Морвена», и Серене, с целью избежать возможных неприятностей, пришлось держать свою любимицу в заключении в детском крыле, как называлась часть дома, включающая ее спальню, апартаменты Мелори и классную комнату.

Таксу, неустанно заявлявшую тоскливыми подвываниями протест произволу, все же не так трудно было удерживать взаперти, но вот Марк Антоний, склонный рассматривать себя как вольного скитальца, узником стать не захотел. Когда его заключили в тюрьму в гостиной Мелори, он ухитрился удрать в открытое окно, спуститься по водосточной трубе и вновь обрести свободу. Однако радость его от этих успехов была недолгой — едва кот приземлился всеми четырьмя лапками на траву, на террасе тут же появился эльзасец мисс Мартингейл и немедленно выразил ему величайшее неодобрение. Мелори, которая в это время вошла в свою комнату за корзинкой для рукоделия, чтобы заштопать дырку на летнем платье Серены, услышала перебранку, начавшуюся под окном, и, убедившись, что Марка Антония нигде нет, выглянула из дома. К своему ужасу, она увидела, что эльзасец, угрожающе рыча, продвигается в сторону оцепеневшего от испуга кота.

Девушка бросилась вон из комнаты, слетела вниз по лестнице и, выскочив во двор, метнулась к тропинке под окном гостиной, где противники уже стояли друг против друга. К Марку Антонию вернулась часть его мужества, и теперь он злобно шипел, обещая дорого продать свою жизнь. Но Мелори не собиралась ждать наступления этого момента и подхватила маленького героя как раз в ту секунду, когда эльзасец прыгнул. Девушка пошатнулась и выпустила из рук котенка. Падая, она только чудом не ударилась головой о каменную вазу с каскадом ярких цветов, а Марк Антоний, совершив путешествие по водосточной трубе, благополучно добрался до крыши и разразился возмущенным мяуканьем.

Мелори поднялась с гравийной дорожки. Эльзасец, оскалив зубы и не сводя с девушки горящих страшным красным огнем глаз, готовился к новому прыжку. Но прежде чем ему удалось это сделать, на террасе появился Райф Бенедикт и заорал, приказывая овчарке убираться прочь, после чего с беспокойством, отчетливо читавшемся на смуглом лице, повернулся к Мелори:

— Мисс Гувер, что с вами?

Девушка испуганно смотрела на него, чувствуя боль в ушибленном локте и противную тошноту от мысли, что она могла разбить голову о каменную вазу. Пробормотав, как всегда автоматически, что с ней все в порядке, она вдруг вспомнила о сиамском котенке, судьба которого ей была неизвестна.

— Марк Антоний! О боже, где он?!

— Не волнуйтесь за Марка Антония, Фиппс найдет его и принесет домой, но вы… у вас рука в крови! — Райф спрыгнул на траву и подбежал к девушке. — Покажите! — приказал он, когда Мелори судорожно одернула рукав, чтобы спрятать рану.

— Пустяки! — пролепетала она. — Всего лишь царапина.

— Но я видел, как эта зверюга Аякс на вас набросился! Вы могли получить серьезную травму, если бы ударились о ту вазу! — Он бросил на каменную вазу враждебный взгляд.

В этот момент на террасу выпорхнула Соня Мартингейл и, спустившись по ступеням, томно повисла у него на руке.

— Что происходит? — осведомилась балерина холодным, безразличным голосом. — Аякс вовсе не зверюга, Райф! Я не хочу, чтобы ты его так называл! — Она взглянула на Мелори, как будто делая мысленное усилие вспомнить, кто это, и в то же время осуждая ее за устроенную прямо под окнами гостиной неприятную сцену. — Право, дорогой, все собаки бросаются на кошек, и ваш глупый Марк Антоний удрал бы, если бы мисс… мисс Гувер, кажется?.. не попыталась схватить его на глазах бедного Аякса! Ну что за глупость! Она сама напросилась на неприятности. Впрочем, я не думаю, что случилось что-то серьезное.

— Не думаешь?

Мелори удивилась, услышав ледяные нотки в голосе Райфа Бенедикта. Нет, он не может так говорить с дамой своего сердца, ради которой готов на все! Наверное, почудилось, решила Мелори, списав все на потрясение после пережитого и тошноту от вида крови, струившейся по правой руке.

— Ну, это твое мнение, и я, так уж случилось, его не разделяю. А теперь будь добра, забери Аякса и привяжи его где-нибудь на конюшне, а я отведу мисс Гувер в библиотеку и позабочусь о ее руке.

— Но… — начала было Соня, как будто не в состоянии поверить, что он разговаривает с ней таким тоном, однако, заглянув ему в глаза, спорить не стала, проявив достойные похвалы сдержанность и самообладание. — Хорошо.

Впоследствии Мелори почти не помнила, что происходило в библиотеке после того, как они туда вошли, знала только, что у нее в руке оказался бокал с чем-то вкусным и крепким и прозвучал приказ выпить это немедленно. Она выпила — горло обожгло, и в голове сразу прояснилось. Усадив ее в кресло, Райф Бенедикт вызвал звонком миссис Карпентер, экономка прибежала с тазом теплой воды и йодом и принялась обрабатывать царапины. Мелори старалась не морщиться, когда йод делал свою работу, но, вопреки всем усилиям, слезы жалили глаза, и сквозь их пелену она видела мрачное лицо хозяина, молча смотревшего на нее. К ее ужасу, плотину вдруг прорвало, и поток пролился на щеки, образовав две реки слез, хлынувшие вниз к подбородку.

Девушка с усилием сглотнула, представив, какой малодушной он, должно быть, ее считает, и, опять вспомнив о Марке Антонии, принялась дрожащим голосом умолять Райфа проверить, все ли в порядке с котенком.

— Уверяю вас, с ним все в полном порядке. Фиппс уже получил распоряжение снять его с крыши. В данный момент он, вероятно, достает длинную лестницу.