Саймон пожал плечами, словно стряхивая с себя раздумья. Ладно, все это только предположения. Что в них проку? Он пробудет в Сент-Финбаре всего несколько дней, самое большее — неделю. И помимо того, что сказочная история, знакомая с детства, и красочные картины памяти воплотились в реальность, ни сам дом, ни его обитатели никоим образом не смогут повлиять на его жизнь. Он и они принадлежат разным мирам.

«Вы забудете все остальные места, которые до этого знали...» — Саймон вспомнил заявление Мадам и глубоко вздохнул. Нет, не стоит даже пытаться обманывать себя... Эта гордая девушка в простом белом платье, с тонкими руками и с презрительно смотревшими на него глазами полностью завладела его сердцем и душой в тот самый миг, как только он вошел в галерею. Она не поняла этого — он хорошо об этом позаботился. Лео тоже ничего не заметил. Но Мадам... она поняла все. И она его предупредила.

Но он был слишком Тревейн, чтобы воспринимать предупреждение как нечто меньшее, чем вызов. И все же оставаться здесь было опасно, в этом нет сомнений. Был ли Лео на самом деле влюблен в Андреа или какой-то другой мотив побудил его на ней жениться, Саймон не знал, но в одном он был уверен твердо: с тех пор, как Лео это решил, он относится к девушке как к своей собственности и непременно примет жесткие меры к любому мужчине, который попытается отнять ее у него.

Черты худого лица Саймона еще больше заострились. Здравый смысл, не говоря уже о приличиях, диктовал ему покинуть «Галеон-Хаус» как можно быстрее и никогда не возвращаться сюда. Но это было бы слишком похоже на бегство. А он еще ни разу не бегал от опасности.

Гнев не был чем-то незнакомым для Андреа. Она знала это пламенное чувство, что обжигало так же быстро, как и затухало. Но холодная, как лед, ярость, ярость, рожденная неприязнью, почти ненавистью, была для нее открытием и беспокоила девушку.

Проводив Мадам в ее комнату, Андреа отправилась по длинному коридору к своей спальне. Она шла с такой необычной грацией, такой изящной, слегка покачивающейся походкой, которой усердно обучались долгие годы сотни лет назад. Для нее же это было совершенно естественно, возможно, унаследовано из прошлого.

Она вошла в свою комнату, тихо закрыла за собой дверь, направилась к покрытому парчой туалетному столику и села напротив зеркала. Некоторое время она бесцельно перебирала черепаховые гребни, передвигая их с края на край, затем аккуратно выстроила их в ряд. Потом вызывающе, как будто для этого требовалось мужество, подняла глаза на свое отражение в зеркале.

Несколько дней назад Андреа сделала то же самое... в то утро, когда пришло письмо Саймона. Тогда ее интересовал только цвет глаз. Теперь же она хотела узнать гораздо больше. Она хотела понять, почему Саймон отказался говорить ей комплименты, как он говорил их Мадам, и почему его позабавило, что она ожидала их от него?

Мадам, конечно, особенный человек, но мужчины целуют женщинам руки не только потому, что выражают этим свое почтение к выдающимся личностям. Но и, например, потому, что они красивы.

Андреа наклонилась вперед. А была ли она красивой? Люк Полвин так думал, хотя и не говорил этого открыто. Так же, видимо, и Лео. Иначе почему бы он захотел на ней жениться?

Девушка перевела взгляд на кольцо, которое Лео надел ей на палец два дня назад. «Интересно, заметил ли его Саймон? Вполне возможно, что нет, — подумала она. — Левая рука у меня была наполовину скрыта складками платья». Андреа задумчиво рассматривала кольцо. Нет, он его не видел. Иначе он бы понял, что она уже не ребенок, что она взрослая и вполне сформировавшаяся личность, как и Мадам, невеста Лео и будущая хозяйка «Галеон-Хауса». Уже одно это делает ее важной персоной. Но внезапно Андреа поняла, чего хочет больше всего на свете.

Ей вдруг захотелось увидеть в темных глазах Саймона не иронию, а уважение и... желание. И в то же время ей хотелось, чтобы он мучился, понимая, что она ему навечно недоступна.

В тот момент, когда Андреа спускалась по лестнице, Саймон почти поверил, что она призрак из их общего прошлого. Девушка была опять в белом, но теперь в платье из тяжелой парчи с мерцающими серебряными нитями. И хотя само платье было без бретелек, плечи девушки прикрывала кружевная белая косынка. Рыжие волосы, собранные на затылке, венчали ее царственную головку, на шее и в ушах сверкали бриллианты.

Она медленно и важно прошла через холл и остановилась рядом с Лео и Саймоном. Андреа многое бы отдала, чтобы узнать, какое она произвела впечатление, но ее глаза были опущены вниз, когда она приближалась к мужчинам. И тем не менее она ощутила, что каждый из них ждет, пока заговорит другой. Слабая улыбка тронула ее серьезно сжатые губы.

— Ты просто восхитительна, моя дорогая Андреа, — первым нежно произнес Лео, поднося ее руку к губам. — Ты не удивлен, что я потерял свое сердце из-за этой прекрасной леди, кузен Саймон?

Андреа показалось, что в его голосе проскользнули насмешливые нотки, и ее колени подогнулись. Чтобы скрыть свою слабость, она присела в изящном реверансе и медленно подняла глаза на Саймона.

— Я освобождаю вас, кузен, от ответа на этот вопрос, — царственно заявила она. — Поскольку вы только что прибыли из своего нового мира с его собственными чудесами, чары, которыми я, возможно, обладаю, вероятно, мало вас привлекают и остаются для вас незамеченными!

Она услышала, как Лео со свистом выдохнул, и от возбуждения кровь запульсировала в ее висках. Она играла в опасную игру, провоцируя Саймона на комплимент в присутствии Лео и одновременно перехватывая у последнего инициативу. Теперь она превратилась из предмета обсуждения двух мужчин в собеседника Саймона и ждала, затаив дыхание.

Саймон улыбнулся и поклонился девушке.

— Я полностью уверен, что невеста моего кузена вызывает восхищение и украшает своим присутствием любое собрание, — серьезно сказал он, используя такие же старомодные обороты, какими пользовалась она сама.

Андреа поспешно выпрямилась, и ее щеки окрасил гневный румянец. Как он осмелился? Как он посмел так насмехаться над ней? Одним-единственным предложением он ясно дал понять, что знает о ее намерении вызвать его комплимент... и что считает именно ее виновной в нарушении хороших манер.

Недолгое неловкое молчание было прервано мягким смехом Лео.

— А ты благоразумен, кузен! — глухо заметил он и круто повернулся, заслышав легкий вздох со стороны лестницы.

Там, на полпути вниз, стояла Мадам, держась одной рукой за перила, а другую прижав к сердцу. Ее ястребиные глаза говорили, что она слышала и видела все, что произошло, и Саймон не сомневался, что она полностью оценила значение этого.

Он быстро пересек холл, в два прыжка поднялся по лестнице и осторожно взял Мадам под руку.

— Вы предоставите мне такую честь, Мадам? — почтительно произнес он.

— Кажется, у меня нет другого выбора, — ответила она сухо. — Могу я положиться на вашу силу, племянник?

— Полностью, Мадам, — серьезно заверил он и почувствовал, как напряжение ее руки чуть ослабло.

Когда они спустились в холл, большие напольные часы пробили первый удар.

— В этом доме мы обходимся без объявления слуг, что стол накрыт, — объяснила Мадам. — Каждый прием пищи имеет свой установленный час, и мы твердо его придерживаемся. Будьте добры, Саймон, проводите меня к столу.

Андреа и Лео последовали за ними. Саймон был захвачен открывшимся перед ним зрелищем.

Лео показывал ему эту комнату днем. Но сейчас, когда наступили сумерки, малиновые бархатные шторы были задернуты и, хотя Саймон убедился, что дом снабжен электричеством, здесь горели сотни свечей. Они были везде: в металлических настенных канделябрах, в массивной хрустальной люстре и в подсвечниках на столе. Все вместе они наполняли комнату сиянием. Это было потрясающе красиво.

Саймон занял свое место за столом, чувствуя — уже не в первый раз с тех пор, как переступил порог «Галеон-Хауса», — что он принимает участие в какой-то игре. Все это не могло быть реальным и все же было таковым. Изысканные кружева, великолепное старинное серебро, восхитительные цветочные аранжировки — и нечто еще, что для него было воплощением мечты. Два золотых подсвечника прекрасной работы: тонкая колонна разделялась наверху на три перевитые ветки. Не замечая, что за ним наблюдают три пары глаз, Саймон наклонился, зачарованный их красотой.