Рабачев. Да.

Ренева. Любимая?

Рабачев. Любимая.

Ренева. И очень любите?

Рабачев. Очень.

Ренева. Так вот как вы! Наконец-то я узнала!.. Да нет, неправда, вы шутите; такой тон…

Рабачев. Как хотите, так и думайте!

Ренева. Я хочу думать, что е́е нет… такой женщины. Ну, пусть она есть; пусть даже в эту минуту она видит и слышит нас, но по крайней мере в этот вечер она не должна существовать. Сегодня вы мой! Слышите?

Рабачев. А если невозможно?

Ренева. Ни слова!.. Ужли же это такая страшная жертва? Нет, этот вечер мы вместе, вдвоем, и никто нас не разлучит. Мы пустимся сейчас на лодке туда… куда-нибудь подальше! Прокатимся в последний раз!.. В последний раз вы с этой странной женщиной!.. Уеду, тогда успеете любить и наслаждаться, не уйдет ваше сонное счастье! Собирайтесь! Я бегу к лодке и там жду!

Уходит. Оля показывается на крыльце.

Рабачев и Оля.

Оля (с крыльца). Звала?

Рабачев. Звала.

Оля. Ты не пошел?

Рабачев. Нет, иду.

Оля. Как? Куда?

Рабачев. Кататься на лодке.

Оля. Да ведь как же… ты сказал мне…

Рабачев. Ничего это не значит. В последний раз потешу ее, и кончено!

Оля. Боря, голубчик! Ради бога, не ходи, умоляю тебя! Пожалей ты меня!

Рабачев. Так, значит, ты мне не веришь! Не веришь теперь, и после, и дальше так будет — что ж это выйдет у нас за жизнь? Без конца мученье!

Оля. Нет, клянусь тебе, я верю, верю! Но страшно мне что-то, страшно!.. Вот боюсь до смерти!..

Рабачев. Не ребячься, Оля, прошу тебя, не огорчай меня!

Оля. Я верю тебе, я понимаю, что ничего… Да вот сердце-то, сердце-то мое… Что ж ты с ним сделаешь?

Рабачев. Да что такое, не съест же ведь она меня в самом деле! Покатаюсь, да такой же приеду. А ты вот сбегай домой да, как все уснут у вас, прихода ко мне.

Оля. Пряду, приду, милый! Как же не притти, разве утерпит сердце! Все будет думаться, где ты, да что ты!

За сценой голос Реневой: «Борис Борисыч, я жду!»

Рабачев. Ну, прощай! Приходи же! (Убегает.)

Оля (с крыльца, вслед Рабачеву). Убежал! Воротить бы надо на минутку. (Кричит негромко.) Боря, Боря!.. Нет, не воротишь! Да нет, что же я! Ведь он знает, знает, что мне расстаться с ним все равно, что с жизнью. (Приподнимается на крыльце и кричит громко.) Боря, Боря! Так ты и знай! Что с тобой расстаться, что с жизнью — мне все равно!

ЛИЦА:

Ренева.

Залешин.

Рабачев.

Оля.

Дерюгин.

Худобаев.

В глубине высокий берег реки, на котором разбросано несколько бревен; по обе стороны лес. Светлая лунная ночь.

Дерюгин, потом Худобаев.

Дерюгин (выходит слева; один). Ишь закатывают песни на той стороне; должно, робята в ночном! (Подходит к берегу.) На реке тихо, и плоты мои целы. (Садится на бревно в размышлении.) Что-то будет у нас завтра? Да пожалуй, что так выдет: от барина ничего настоящего не дождешься, а развязывай-ка кису, Денис Иваныч, да выкладывай! А хоть и в рассрочку — много денег, ох, много! Стоитто оно стоит… вдвое стоит — что говорить, клад сам в руки дается, да деньги-то отдавать, ох!.. Нож это мне вострый! Не ндравится!.. Забарствует тогда Денис Иваныч, узнают его!.. Ну, и скручу ж я вас, други милые, миряне православные. Полно вам, ребятушки, баловаться; подвяжу я вам хвосты, это не то, — что у господ вы!.. (Зевает.) Ох, хо, хо, господи, помилуй нас грешных! (Встает и смотрит, направо.) Живой человек объявляется… Кто ж бы это такой?

Идет навстречу, показывается Худобаев, в теплом пальто, с меховым воротником, с головой, обвязанной шарфом.

Барин!.. Да это вы?.. Не почиваете еще?

Худобаев. Не мог заснуть — бессонница! Но вообще я чувствую себя теперь довольно хорошо и бодро. Вышел освежиться! Доктора говорят, что деревенский воздух располагает ко сну.

Дерюгин. Это действительно, потому воздух легкий.

Худобаев. Ночь прекрасная; немного сыро, в левой ноге ощущаю ревматизм.

Дерюгин. Ничего, сударь, оделись вы тепло, впору ходить зимой так! А далеконько-таки вы изволите гулять! Версты, чай, две будет от дому.

Худобаев. Не заметил; задумался. (Садится на бревно.)

Дерюгин. Это так-с; за этой думой можно уйти далеко. У нас так-то мужичок есть, Панкратом зовут, случилось с ним летось, лошадь у него увели; вот и пошел он искать, да дорогой и задумайся, идет да и думает. Шел, шел так, да в чужую губернию и зашел. Ну, обыкновенно, за бродяжничество в остроге посидел там, сколько ему следует, да уж на третий месяц так-то по этапу и вернулся. И теперь смеются ему: «А что, Панкрат, лошадь нашел?» — Как шибко ругается за это, страсть!

Худобаев (про себя). Н-да, многое еще надо сообразить.

Дерюгин. Да что тут, сударь, соображать! Дело все на глазах. Надо решение какое-нибудь от вас.

Худобаев. И решимость есть, но меня несколько форма затрудняет: в какой форме?

Дерюгин. А ежели без формы, безо всякой пока сделать, ее на после отложить?

Худобаев. Нет, вы не знаете, о чем я думаю.

Дерюгин. Конечно, сударь, мы люди темные, вы нас простите! Мы брякаем так, от своего необразования. Я полагаю так, что это вы насчет то есть купчей крепости?

Худобаев. Ах, нет, совсем не то!

Дерюгин. А завтра надо нам, сударь, являться; уж то ли, другое надо барышне сказать.

Худобаев. Завтра… да… непременно завтра.

Дерюгин. А мне тоже что-то не послалось: лег это на сене… пес его знает, точно кусает что-то; встал и пошел; да вот, кстати, лес тут свой на реке посмотреть, цел ли. Купил у плотовщиков, а убрать не успел. Ну, и берет опаска. Народ у нас — выжига, свой же сосед не постыдится убрать, что плохо лежит. Спуститься, привязать хорошенько. (Скрывается.) Я тотчас-с, а там хоть и провожу вас.

Худобаев. Мне кажется… да… нет сомнения, ведь сама же намекнула: «Может быть, ваше счастье близко, здесь!» Какая милая женщина! Она теперь в сладком сне, с улыбкой на устах! Какая картина! (Напевает.)

Дерюгин (показываясь). Прикрутил крепко! Вот как, барин песенки распевает! Слава богу, поправились!

Худобаев. Ночь очень хороша, невольно что-то чувствуешь!.. И притом… да… мне несравненно лучше, я очень бодр!

Дерюгин. Всякое дыхание радуется, к примеру! Такая погода стоит! И уборка у нас важная, что бог даст дальше! А как рыба плещется, нет, нет, да и ударит, ровно поленом! Что ее здесь, этой рыбищи! Вот кабы невод хороший, пудов пятьдесят зацепить можно.

Худобаев. Но все-таки я чувствую, что сыро; надо домой. (Идет.)

Дерюгин (следуя за ним). Да, уж поберегайтесь, сударь, а то опять бы не расклеиться!

Уходят. Слышен плеск весел, но лодки за берегом не видно. Удары весел замолкают. Входит на берег Ренева, за ней Рабачев.

Ренева, Рабачев.

Ренева. Фу!.. Хорошо!.. Хорошо ведь?

Рабачев. Хорошо!

Ренева. Вот теперь сядем здесь, поговорим, отдохнем. (Садится на бревно.) Вы не думайте, мы еще покатаемся! Вы не устали грести?

Рабачев. Нисколько не устал.

Ренева (оглядываясь). Где это мы? Я этого места что-то не помню. Мы не отсюда поплыли?