Глава 1

"Меня зовут Джейсон Грант, и сегодня первый день остатка моей жизни. Или так мне сказали. На самом деле, говорили много раз. Социальные работники любили придавать всему позитивные нотки, будто весёлой улыбки достаточно, чтобы изменить мир, сделать его таким миром, где дружелюбно относятся к таким парням, как я. Не то чтобы я был против. Я хочу, чтобы это была правда. Часть меня, глубоко внутри, любит верить, что этот раз будет другим. Не будет, и я думаю, что вы тоже это знаете. Мне жаль, если слова в этом дневнике жалят, Мишель. Вы мне нравитесь. У меня было полно социальных работников, но за месяцы, которые мы знаем друг друга... Я не знаю. Вы какая-то другая.

Но я знаю, что вы делаете. Я знаю, что попросить меня записать мои мысли – это ваш способ выяснить, что со мной не так. Вы хотите знать, почему меня постоянно выгоняют из приёмных семей. Уже двадцать три раза. Семья, в которую вы собираетесь меня везти, будет двадцать четвёртой. Как только всё это развалится, эта семья будет последней. Мне почти шестнадцать, и я скорее сосредоточился бы на поиске работы, чем на поиске семьи. Кроме того, есть очень хорошая причина, по которой ничего не выйдет. Помните старое здание? Групповой дом с общими комнатами? Мой сосед, Микки, он сказал мне причину. Он сказал..."

– Готов идти?

Джейсон дернулся, и ручка вычеркнула последнюю строчку. Впрочем, это не имело значения. Его почерк был таким грязным, что Мишель Траут, наверное, всё равно не сможет разобрать написанное. Он поднял взгляд и увидел, что она прислонилась к дверному косяку, её нежная улыбка соответствовала тёплому ощущению в его груди. Может, дело было в её пепельно-бледных волосах, которые напоминали ему о его матери, или хорошо сохранившейся фигуре. Она, наверное, была того же возраста, что и мать Джейсона, когда он видел ее в последний раз.

Мишель кивнула на открытую тетрадь на его коленях.

– Ты пишешь в дневник? Это отлично!

– Да, – смущенно произнёс Джейсон. – Только начал.

– Что ж, сегодня важный день!

Джейсон прервал зрительный контакт с ней. Почему они не могли позволить ему остаться здесь? Он старался не создавать проблем по этой самой причине. Сиротам место в приюте – не то, чтобы люди ещё использовали такие термины. Вместо этого они обходили эти слова стороной, но иногда Джейсону хотелось принять их, носить их с гордостью. Он был сиротой. В этом не было ничего плохого. Тем не менее, иногда людям очень хорошо удавалось его пристыдить. Женщина в его последней приемной семье продолжала называть его обделённым ребёнком. Она была так переполнена жалостью к нему, что говорила это со слезами на глазах. "О, мой бедный обделённый ребёнок!" К концу пребывания Джейсона она вместо этого называла его мелким ублюдком, а те влажные глаза были полны ярости.

– Ты в порядке?

– Да, – соврал Джейсон. Он подумывал умолять Мишель, попытаться объяснить, что здесь он больше чувствует себя как дома, где все понимают, что у него нет семьи, где люди не притворяются. Вместо этого он закрыл дневник и встал.

Мишель оттолкнулась от двери и зашла в комнату.

– Боже, может, мне следовало арендовать для переезда грузовик, – она огляделась вокруг, будто видела кучи коробок, когда в реальности был только маленький чемодан. И потрёпанная старая гитара. Джейсон повесил её за спину, потрёпанный ремешок крепко и надёжно прижимался к его груди, как постоянное объятие. Он схватил чемодан, когда за ним потянулась Мишель.

– Я сам, – сказал он. – Оу. Вот.

Он попытался протянуть Мишель дневник, зная, что она захочет прочитать, что он написал, но она покачала головой.

– Это для вас, – сказала она. – Это личное.

Взглянув на неё, чтобы убедиться, что она говорит серьёзно, он сунул дневник под мышку. Затем он стал изучать свои ботинки, видя, как они нервно зашаркали, пока Мишель проверяла его комнату на предмет всего, что он мог забыть. После этого он наблюдал, как эти самые потёртые ботинки ведут его вниз по коридору, шаг за шагом, пока он шёл за своим социальным работником на улицу.

Мишель молчала, что было необычно. Джейсон задумался, грустит ли она тоже, или от его молчания ей комфортно. Оказавшись рядом с ее машиной, он уставился на салон через пассажирское окно, ожидая, когда она достанет ключи из сумочки. Один раз он уже ездил в её машине, когда она возила его в "МакДональдс", лёгкий аромат ее духов медленно перебивался запахом жирных бургеров, пока они сидели в машине и ели. Ему это понравилось – как машина стала личным рестораном на двоих. Она непринуждённо с ним болтала, ни о чем не спрашивая, не требуя объяснений. Это случилось позже, или так он думал, когда она дала ему дневник.

Замки на дверях подскочили вверх. Джейсон положил чемодан на заднее сидение, а гитару взял с собой вперёд. Он будет держать её между ног, что неудобно, но, по крайней мере, инструмент будет в безопасности.

– Хорошо! – сказала Мишель, пристёгиваясь. – Ты готов? Зачеркни это. Ты взволнован?

Джейсон неискренне улыбнулся.

– Очень.

Мишель усмехнулась.

– Ты ужасный лжец, ты знаешь это?

Её счастливое выражение лица померкло на мгновение, когда она протянула руку, чтобы убрать челку с его глаз.

Джейсону хотелось схватить её руку и прижать к щеке. Он не знал почему, но подозревал, что это принесет ему утешение. Вместо этого он оставался абсолютно неподвижным, пока она не убрала руку.

– Хочешь подстричься? – спросила она. – Ослепить их своей красотой?

Джейсон протянул руку и поправил челку на глазах. Ему нравилось прятаться за волосами. Смотреть на мир сквозь запутанный каштановый занавес было не всегда легко, но оно того стоило. Как ношение солнечных очков, это создавало ощущение отчуждённости, превращающее мир в далёкий фильм на экране.

– Это значит "нет"? – подтолкнула Мишель.

– Я не хочу их обрезать, – сказал Джейсон, – но, может быть, сделать перманентную завивку. Очень стойкую. Такую химию, чтобы если я ударялся обо что-то головой, то сразу отскакивал бы.

– Голова, полная пружинок. – Глаза Мишель заблестели, когда она завела машину и выехала на дорогу. – Это спасёт тебя от необходимости надевать мотоциклетный шлем.

– Жаль, что у меня нет мотоцикла, – улыбнулся Джейсон, чувствуя себя чуть лучше. Пока они ехали, он понял, что делает из мухи слона. Он был в такой ситуации кучу раз до этого, достаточно, чтобы это стало рутиной. Он профи. Если бы были Олимпийские игры среди сирот, он бы получил золотую медаль в манипулировании приемными семьями. Он пробудет там неделю, может две, и когда устанет от них, то закончит всё одним из своих знаменитых трюков.

– Я знаю, что в этот раз ты будешь хорошо себя вести, – сказала Мишель, думая о том же.

– Конечно.

– Никакого жемчуга в клэм-чаудере (прим.: Клэм–чаудер – общее название нескольких видов традиционного американского супа, приготовленного из моллюсков и бульона)?

Джейсон улыбнулся, в этот раз по-настоящему. Этим он гордился. Приёмный дом номер двадцать два. Мать там часто носила двойную нитку жемчуга. Джейсон украл ожерелье, просто чтобы расстроить её. Он не собирался оставлять его себе или продавать. Когда женщина приготовила гигантскую кастрюлю клэм-чаудера для него и других детей, он нашёл вдохновение, распустил ожерелье и вернул жемчужины их изначальным хозяевам – моллюскам.

– Она могла сломать зуб, – сказала Мишель.

– Большинство людей не жуют суп, – ответил Джейсон. Он был осторожен, чтобы не проглотить жемчужины, но несколько потерялись раньше, чем кто-либо узнал, что он сделал. Единственным способом вернуть драгоценности было подождать, пока они выйдут с другого конца. Так как никто не был уверен, кто что проглотил...

– Думаешь, она по-прежнему заставляет других детей ходить по большому в дуршлаг? – спросил Джейсон.

Мишель покачала головой, изо всех сил пытаясь казаться строгой. Или сдержать смех. В конце концов, она сдалась, и они захохотали. За машиной здания Хьюстона уступили место старому пригороду. Здесь росли высокие и крепкие деревья, рядом с такими же крепкими домами.

– Нашла мне богатую семейку, а? – спросил Джейсон.

– Ага! – сказала Мишель. – При деньгах. Но не это самое главное.

– Оу, да?

Мишель прикусила нижнюю губу, притормозила и съехала на обочину, чтобы припарковаться.

– Я не должна тебе этого говорить. Правда-правда, не должна, но эта семья берёт на усыновление. Если всё получится, ну, есть очень хороший шанс.

Джейсон откинулся на спинку сидения, снова чувствуя себя некомфортно. Усыновление было джекпотом для таких людей, как он. Шанс иметь не только приёмный дом, но и быть признанным официальным членом семьи. Больше не сирота! Любой другой в детском доме был бы в восторге от этих новостей. По какой-то причине, ему от этого было только тошно.

– Поэтому в этот раз, – сказала Мишель, – я надеюсь, что ты дашь своей новой приёмной семье шанс. Ты скоро станешь взрослым, и это может быть для тебя очень хороший старт.

– Первый день остатка моей жизни?

Мишель кивнула, веря в собственные убеждения.

– Они смогут отправить тебя в колледж. Я не прошу тебя любить абсолютных незнакомцев как своих настоящих родителей. Я знаю, что так не бывает. Но я прошу тебя подумать о себе. Делай то, что для тебя лучше, и не...

– Не испорти всё снова, – сказал Джейсон, заканчивая за неё. Она покачала головой в знак возражения, но они оба знали правду. Мишель не нужен был его дневник, потому что, наверное, у неё была большая толстая папка с его именем на обложке, которая объясняла всё, что с ним не так.

"Ты никогда не умел закрывать свой рот". Вот, что сказал ему Микки, его бывший сосед по комнате. Микки было двенадцать, у него был нос как у боксёра, и он постоянно страдал от крапивницы. Его было нелегко пристроить. Он видел, как Джейсона помещали в три приёмных дома, прежде чем кто-то, наконец, дал шанс и ему тоже. Микки собирал свои вещи, когда произнёс то, что стало их прощальными словами. "Ты никогда не умел закрывать свой рот. При тебе есть всё, но ты никогда не справишься, потому что никогда не умел играть в игру".