— Кэти, — сурово проговорил Броди, — сколько раз нужно тебе напоминать, чтобы ты снимала шлепанцы, перед тем как…

— Ой, посмотрите-ка. — Миранда подошла к кровати Кэти и опустилась на колени. Наклонившись поближе, она прошептала, как будто по секрету: — Держу пари, ты ходишь по ночам, как лунатик, верно?

Кэти зажала рот пухлыми ладошками и, хихикая, замотала головой.

— Не-ет?

Малышка снова захихикала и теперь уже вся закачалась из стороны в сторону.

— В таком случае они тебе ночью не понадобятся. — Миранда сняла с крошечных ножек шлепанцы и поставила у кровати. — Ну, давай, ложись на подушку, а я со всех сторон подоткну тебе одеяльце.

Девочка послушно откинулась на спину, и Миранда укутала ее, радуясь, что пришлась по душе хоть одному члену этого семейства.

— Спокойной ночи, солнышко. — Миранда пригладила непокорные кудри девочки.

— Пока, пока, — счастливо вздохнула Кэти.

Миранда, все еще на коленях, повернулась и потянулась к кровати Грейс. Девчушка рывком натянула на себя одеяло:

— Спокойной ночи, Ваше Высочество.

Миранда со вздохом прикоснулась к выцветшей ткани:

— Спокойной ночи, Грейс.

Потом поднялась и направилась к выходу, в душе аплодируя себе за то, что сумела справиться и при этом не потеряла внешнего спокойствия, которого внутри не чувствовала. Дойдя до двери, обернулась, чтобы проверить, закончил ли уже Броди вечерний ритуал, и как раз увидела, как он нежно целует Кэти в щечку.

То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Миранде вспомнилось любимое изречение матери. В этот миг, видя, как ее единственный любимый мужчина проявляет совершенно несвойственную ему нежность по отношению к дочерям, которым никогда не суждено стать ее детьми, Миранда перефразировала старый афоризм. То, что нас не убивает, может вызвать в нас желание умереть.

— Теперь к Буббе, — сказал Броди, закрыв за собой дверь в спальню девочек.

— Бубба? Это его настоящее имя? — Она готова была говорить о чем угодно, лишь бы заглушить внутреннюю боль.

— Его настоящее имя — Саймон, но я бы не советовал называть его так, если хочешь завоевать его доверие.

Миранда вовсе не лелеяла подобных надежд. Бубба, самый сложный ребенок из всех троих, уже успел высказать ей свое презрение. Она бы посчитала удачей, если бы ей удалось получить от него хотя бы приветливый взгляд.

Броди остановился на пороге спальни мальчика.

— Приготовился ко сну, Бубба?

— Так точно, сэр. Полностью готов.

Такой по-взрослому серьезный и обстоятельный, с грустью подумала Миранда, заходя вслед за Броди в комнату. Она обвела глазами обстановку, удивляясь чистоте и порядку. Броди сказал, что дети живут с ним уже шесть недель, но, судя по спальням, догадаться об этом было невозможно. Если не считать пары игрушек да книжки с картинками, комнаты выглядели точно так же, как и при ее родителях.

Броди с серьезным видом кивнул мальчугану.

— Знаю, ты всю эту шумиху не любишь, сынок, но мы просто решили заглянуть, пожелать тебе спокойной ночи.

Бубба стиснул челюсти — ну совсем как Броди — и поправил круглые очки, выглядевшие слишком массивными для его маленького носика.

Миранде вдруг захотелось подружиться с этим мальчуганом.

— Ты уже прочитал молитвы на ночь? — спросила она на свой страх и риск. — Мм… то есть я хотела сказать, девочки уже прочитали и…

— Я тоже их прочитаю, спасибо.

Миранда кивнула, чувствуя себя по-дурацки. Не стоило и пытаться, если было заранее ясно, что все это впустую.

Броди потянул ее к выходу, но на пороге остановился и еще раз обернулся.

— Свет погаси. Очки положи на тумбочку.

Мальчик послушно сделал, как ему было велено.

Броди щелкнул выключателем, погасив верхний свет, и взялся за ручку двери. Но дверь еще не полностью закрылась, когда суровый, молчаливый ковбой, которого Миранда так хорошо знала и так сильно любила, вдруг неловко кашлянул и произнес — сдавленным от эмоций голосом:

— Спокойной ночи, парень.

— Спокойной ночи… — голос мальчугана неуверенно затих, а потом зазвенел с новой силой и решимостью, — Броди.

Они в полном молчании дошли до большой спальни и остановились у самой двери, не зная ни что сказать, ни как выразить свои чувства словами.

— Миранда, я… — наконец заговорил Броди, взяв Миранду за плечи, — я, кажется, так и не поблагодарил тебя за то, что ты согласилась помочь.

Она чуть откинула голову, взглянула ему в лицо сквозь опущенные ресницы:

— Я у тебя в долгу. В очень, очень большом долгу.

Он медленно склонился к ней, ища ее губы, и шепнул:

— Очень, очень большом?

Боль и страдания этого вечера словно придали ей сил, и Миранда, оттолкнув Броди, повернулась лицом к двери и произнесла, не глядя на него:

— И я отдам тебе долг, чем смогу: своей помощью, поддержкой, чем угодно, Броди. Но только не своим телом. Нет. Я не смогу.

А потом она исчезла за порогом пустой спальни и закрыла дверь — тихо, но решительно.

Утро для Миранды наступило слишком быстро. Возможно, потому, что она заснула далеко за полночь.

Прошло немало времени после того, как трое маленьких сорванцов превратились в спящих ангелов, а Миранда продолжала лежать без сна в огромной постели, которую когда-то делила с Броди. Снова увидеть эту кровать, снова прикоснуться к гладкому, любовно отполированному дереву, снова ощутить манящую пуховую мягкость матраса, словно окутывающего тело уютом и негой, — все это было выше ее сил…

Если бы Броди не стоял за дверью спальни, она бы рухнула на постель и оплакала бы все, что уже никогда не случится. Она оплакала бы детей, которых им никогда не зачать на этой кровати, и все те ночи, которых ей уже не провести в объятиях своего мужа. Эти мысли терзали ее добрых полночи. А когда она наконец уснула, то сон ее был беспокойным и тревожным.

Она приехала, чтобы получить согласие Броди на развод. И что же? Она не только ни словом не упомянула об этом, но еще и оказалась с ним под одной крышей, изображая примирение ради удовлетворения какой-то дамы-попечительницы.

Зевая, Миранда тихонько спустилась по задней лестнице на первый этаж. Она пригладила растрепанные волосы, думая, не стоит ли спрятать под макияжем темные круги под глазами.

А ради кого, собственно? — тут же встал перед ней вопрос. Детям и повару все равно, а Броди наверняка уже исчез из дому по хозяйственным делам на ранчо.

Впрочем, и ради Броди прихорашиваться ей тоже нет никакого смысла. Скорее, наоборот, она поступила бы умно, постаравшись произвести как можно худшее впечатление на своего… будущего бывшего мужа. А значит, нужно делать вид, что ей плевать, как она выглядит, напомнила себе Миранда, приближаясь к дверям просторной кухни.

Кухня. Миранда остановилась на пороге и огляделась, окунувшись в воспоминания. Кухня ее матери, приспособленная и для семьи, и для большого ранчо, — эта огромная кухня со всевозможными бытовыми приборами и устройствами была предметом зависти любой хозяйки в этой части Техаса.

Утреннее солнце заливало блестящий линолеум «под кирпич» на полу, дубовые шкафы, кастрюли из нержавейки с такими же сверкающими крышками. Солнечные лучи отражались и от лысины старого повара, который забавно пританцовывал у глубокой двойной раковины.

— Доброе утро, Хрустик, — весело пропела Миранда, устроившись на высоком табурете у кухонного бара.

— И вам доброе, миссис Сайкс. Хорошо спалось дома? — Его угловатые локти так и ходили туда-сюда, напомнив Миранде движения сверчка. Хрустик остервенело тер закоптившееся дно сковороды.

— Отлично спалось, спасибо, — соврала она и нахмурилась, наблюдая за его яростной работой. — Мм… не хочу вмешиваться не в свое дело, Хрустик, но чугунную сковороду не стоит мыть. Ее нужно чистить сухой тряпкой.

Старик поднял сковороду за ручку, словно это было дамское зеркальце, и заморгал, сморщившись как печеное яблоко: