Габриель сильно нервничала, оставаясь наедине с Александром. Все ее тело горело от желания, и мгновенная реакция на его ласки делала ее незащищенной и уязвимой.

Ситуация и так достаточно сложная, отчитала себя девушка. Добавлять секс к нашим отношениям так же рискованно, как бросать горящую спичку в стог сена. Ей нужно быть среди людей. Только при посторонних она сможет чувствовать себя в безопасности и сохранять самообладание.

— Джейн хочет показать медсестрам свои обновки, — произнесла Габриель неестественно высоким голосом. — Мы…

— Джейн хочет спать, — прервал ее Александр и положил малышку в белую плетеную колыбельку. Ее принес Дортсман в первый вечер пребывания Александра в больнице.

— Она совсем не хочет спать.

Габриель подошла, чтобы взять девочку. Но на этот раз Джейн не пришла ей на помощь — ее глазки уже закрылись.

Девушка выпрямилась и повернулась. Александр стоял за ее спиной и так близко, что они почти соприкасались.

— Она спит… Д-думаю, что ее утомил наш утренний поход по магазинам.

— Похоже. — Александр лениво улыбнулся, его голос был низким, чувственным. — Так что мы можем продолжить прямо с того места, где остановились.

Он обнял ее за талию и медленно притянул к себе. Их взгляды встретились.

Габриель потянулась к нему. Она знала, что не должна. Она могла назвать множество причин, почему ей не следовало делать этого. Но здравый смысл вместе с осторожностью и сдержанностью исчезали, когда он смотрел на нее с таким жгучим желанием.

Ни один мужчина никогда не имел над нею такой власти, и это ее пугало.

— Габриель… — Александр опустил голову и провел губами по ее лбу.

Ее глаза закрылись сами собой, и она ощутила его легкие поцелуи на веках, щеках, подбородке. Как во сне она медленно обвила руками его шею и запустила пальцы в густые темные волосы. Дрожа от нетерпения, погладила его спину, еще больше возбуждаясь от сознания того, что он хочет ее. Так же сильно, как она его.

Александр судорожно вздохнул. Его поцелуи стали более требовательными, руки коснулись груди.

— Ты такая соблазнительная и пылкая, — прошептал он и добавил гордо: — И — моя! Моя любимая, моя жена!

Ей хотелось раствориться в нем и ласкать, ласкать… Но его слова колокольчиками тревоги зазвенели в ее голове. Она слишком увлеклась своей ролью. Она совершенно определенно не его жена. Настоящему Александру Холидею жена вообще не нужна. У него аллергия на брачные обязательства. И когда его память восстановится, он не назовет ее любимой. И не простит обмана. Возможно, даже возбудит против нее уголовное дело за мошенничество!

Габриель нервно высвободилась из его объятий, повернулась к нему спиной и поправила одежду дрожащими пальцами.

— Александр, я… мы…

— Не волнуйся, дорогая. — Он обнял ее за плечи и поцеловал в шею. — Я понимаю, что сейчас не время и не место. Я немного увлекся… Но ты так действуешь на меня, Габриель. Все мои инстинкты говорят, что так было всегда. И всегда будет, любовь моя.

Его слова, такие теплые, согрели ее. Она позволила себе роскошь расслабиться в его объятиях еще на несколько блаженных минут…

В палату стремительно вошли врачи и медсестра во главе с неутомимым Грегори Дортсманом.

Габриель отпрянула от Александра и внутренне сжалась. Она всегда нервничала в присутствии этого человека, хотя Александр общался с ним непринужденно, веря, что адвокат, как тот не уставал повторять, его друг. Дортсман все время задавал вопросы о прошлом Александра, его детстве, работе, их браке, чтобы «встряхнуть» его память. Габриель отвечала, стараясь изо всех сил обходить опасные места, которых было очень много, ведь она почти ничего не знала о жизни «мужа» до момента их знакомства.

И конечно, все, что она рассказывала об их браке, было чистым вымыслом. Она лгала чуть ли не постоянно и постоянно боялась запутаться в собственной лжи. Однако, как ни странно, не испытывала подобного напряжения в те долгие часы, которые проводила с Александром наедине. Не было неловкости, не было необходимости лгать. Он не задавал ей никаких вопросов ни о себе, ни об их общем прошлом. Как будто его жизнь началась заново в этой больничной палате и он не интересовался тем, что происходило раньше.

Правда, Александру было интересно узнать о ее жизни, и Габриель рассказывала ему о своей семье, о детстве, о попытках Юджина и Констанс усыновить ребенка. Он слушал внимательно и, казалось, запоминал все, что она говорит.

И теперь, когда их уединение было нарушено неожиданным вторжением, Габриель с трудом подавила раздраженный вздох.

Грегори Дортсман, как всегда, не заметил ее менее чем восторженного приема.

— Прекрасные новости! — воскликнул он с большим пылом, чем обычно. — Александр, вы сегодня отправляетесь домой!

— Да, настал этот день, — подтвердил врач. — Тринадцатое апреля. Мы выписываем вас сегодня.

— Естественно, вы останетесь в городе еще на недельку, как и планировалось, пока будут оформлены бумаги Джейн, — заливался соловьем Дортсман. — К тому же доктор Аммон должен еще понаблюдать вас.

— Я могу уйти из больницы прямо сейчас? — переспросил Александр. Он нашел руку Габриель и притянул ее к себе. — Это самые лучшие новости с тех пор, как я… гмм, трудно найти подходящее сравнение, когда твоей памяти неделя от роду.

Дортсман засмеялся.

— Но вы полностью сохранили чувство юмора. Вы настоящий мужчина, Александр, я горжусь вами. И ваш отец тоже. Я каждый день сообщал ему о состоянии вашего здоровья. Он хочет навестить вас. Не возражаете?

Александр пожал плечами.

— Конечно нет. А почему я должен возражать?

— Он хотел приехать, как только я рассказал ему о несчастном случае с вами, но я понимал, что вы захотите встретиться с ним… э-э-э… вне больничных стен. — Дортсман с трудом нашел подходящие слова. — Он приедет к миссис Рутберг завтра в десять утра, если вас это устраивает.

Александр кивнул.

— Устраивает.

— Не думаю, что это удачная идея, — вставила Габриель, свирепо взглянув на Дортсмана. Будь Александр в здравой памяти, он никогда бы не согласился на встречу, и адвокат это прекрасно знал.

Все в палате удивленно уставились на нее, включая самого Александра. И ей предстояло быстро найти удобоваримое объяснение, почему ее муж не должен встречаться со своим отцом.

— Мы не говорили об этом раньше, но между Александром и его отцом в прошлом были несколько… ну… натянутые отношения. — Это некоторым образом соответствовало действительности. — Думаю, следует отложить визит, пока Александр… окрепнет.

— Ты имеешь в виду, пока вернется моя память, — поправил ее Александр. — Милая, все в порядке. Я уже понял, что у меня не очень хорошие отношения с семьей. Я видел, как ты настораживаешься каждый раз, когда Грегори спрашивает о ней. Я нарочно не задавал тебе никаких вопросов и заметил, что сама ты ничего не говоришь… чтобы не волновать меня, я уверен.

— О, Александр, — простонала Габриель. Разве он мог подумать иначе?

— Я ценю твои усилия защитить меня, дорогая, от лишних волнений. — Он прижал ее к себе. — Но в этом нет необходимости. Я хочу увидеть отца. Поскольку я не помню, что между нами произошло, у меня есть возможность начать все сначала.

Он бы не сказал этого, если бы помнил правду. Габриель не сомневалась в этом.

— Александр, ты должен знать, что ваши разногласия серьезнее, чем ты полагаешь. Вы…

— То, что ваш муж хочет начать все сначала, — вмешался Дортсман, — очень разумно. Он здравомыслящий взрослый человек. Он может самостоятельно принимать решения, и он их принимает.

— Каким же образом, если не помнит ничего, что было до аварии? — с вызовом спросила Габриель.

— Вы страстно защищаете мужа, и это чудесно, — попытался задобрить ее Дортсман. — Я счастлив, что у Александра такая преданная жена. Но на этот раз ваши старания напрасны. Майкл отчаянно хочет увидеть сына, и Александр согласен встретиться с ним. Это обязательно должно произойти.