Я взглядом проследила слизистые черты лица зомби, когда резкий вой тату пистолета ударил в уши. Нежить была сильной и пугающей, насыщенной цветом и угрозой. Я наблюдала за Данном, хозяином зомби, и гадала, что это говорило о нём, раз уж он решил нанести этого монстра на свою плоть. Глядя на его жилистое маленькое тело, я решила, что вероятней всего над ним издевались в детстве. Он, определённо, таким образом компенсировал нехватку чего-то. Я продолжала искать новые подсказки, обрадовавшись, что смогла отвлечься от пульсации и жжения, растекающейся по моей коже. И от чувства вины, разъедающей моё сердце.
Лицо Данна исказилось от сосредоточения, пока он ловко маневрировал иглами. Я сдержала дрожь от боли, заставив себя успокоиться, и к тому же я очень боялась, что малейшее движение испортит портрет, обретающий форму на моей руке.
— Уже половина готова, — прокомментировал Данн. — Перерыв нужен?
Я покачала головой.
— Продолжай.
— Ты бледная.
— Я в порядке, — ответила я сквозь стиснутые зубы.
Данн хмыкнул и снова принялся за работу. У него были такие классные навыки. Даже сквозь кровь и опухоль изящное лицо Нади уже было узнаваемо. Ему потребовалось всего несколько дней с того момента, как он впервые увидел фотографию, чтобы нарисовать её лицо и карту, где оно разместиться на моём предплечье. Было довольно забавно, что, несмотря на всю мою репутацию плохой девочки, единственным, для чего я когда-либо использовала своё поддельное удостоверение, стало получение татуировки. Данн даже сделал мне скидку. Эта трата всё равно сожрала большую часть моего жалкого фонда на учебу в колледже, но теперь это уже не было проблемой. В конце концов, мне назначили стипендию.
Я посмотрела из окна салона и стала наблюдать, как машины пробираются по узким полосам движения на Викенден стрит. Может быть тату мне поможет. Школьный мемориал не помог — я смотрела на глянцевую фотографию Нади размером с плакат с заднего ряда трибун, наблюдая, как все её друзья плачут и обнимают друг друга в первом ряду, и это всё равно не изгнало её призрак из моей головы. Поминки тоже не помогли — после того, как я увидела её лежащей там, бледную и совершенную, сны по-прежнему преследовали меня. Похороны тоже подвели меня — даже после того, как я выпотрошила обещание из священника, что она в лучшем месте, ночные видениям о ней, пойманной в ловушку того тёмного города, в том самом месте, которое я носила в своей голове в течение последних двух лет, никуда не исчезли. Теперь она была там. И это была моя вина.
Диана сказала, что мне нужно найти свой собственный способ попрощаться. Она обещала, что тогда мне станет легче. И вот он, мой личный памятник Наде. Я всегда буду носить на своей коже её торжественное, затравленное выражение: напоминание о том, что у меня было, чего мне недоставало, и что потеряла.
Кто-то вышел из задней части салона, и петли двери протестующе заскрипели. Я ахнула, когда передо мной появились Суицидальные Врата, которые тянулись ко мне, пытаясь проглотить меня. Я прошла через них с Надей той ночью всего неделю назад, по земле, которую я хорошо знала, и я кричала ей, чтобы она вернулась, развернулась. Умоляла её не проходить через Врата. Но она продолжала смотреть только на город за Вратами, плача и ужасаясь. Она была совсем одна, хотя её окружали сотни людей, бормочущих на разных языках. Эти громадные Стражи в доспехах стояли по обе стороны Врат, размахивая изогнутыми мечами и загоняя толпу в огромный тёмный город. Один из монстров посмеялся над Надей, когда она умоляла его о помощи. "Добро пожаловать в Суицидальные Врата!" — прокричал он.
Я резко проснулась, испытав огромное облегчение от того, что это был всего лишь сон, не подозревая о её смерти.
— Всё хорошо? — Данн отставил тату пистолет, и по выражению его лица я поняла, что только что-то бесконтрольно сделала.
Я прочистила горло.
— Нормально. А что?
— Ты, эээ... стонала? Не то чтобы я возражал...
От того, как он изогнул губы, я всерьёз задумалась о том, чтобы вернуться к своим прежним привычкам и ударить его тату пистолетом.
— Прости. Больно. Продолжай.
Я уставилась в окно, отчаянно пытаясь не думать о том, что видела в этих снах.
Иглы снова затихли.
— Готово, — объявил Данн, сжав мою руку. — Что думаешь?
Я посмотрела на внутреннюю сторону своего правого предплечья. На меня смотрело лицо Нади.
— Она идеальна, — пробормотала я. — Спасибо тебе.
Он перевязал моё предплечье, и я отправилась домой, надеясь, что это положит конец кошмарам с участием Нади. Каждую ночь, с того дня, как она умерла, я всё глубже и глубже заходила в этот бесконечный, мрачный город. Она была в окружении незнакомцев, бродившими по улицам, и у всех них были остекленевшие от горя и мук глаза. За исключением громадных Стражей, которые патрулировали улицы, почти все в городе выглядели совершенно несчастными. Надя хотела попросить о помощи, но никто не смотрел на неё. Она не слышала, как я звала её по имени. Я была просто призраком, парящим рядом с ней. Я просыпалась каждое утро с новоиспеченной скорбью, с больным сердцем. Может быть, теперь она упокоится с миром и позволит мне вернуться к своим обычным кошмарам. Всё лучше, чем видеть, как она страдает.
Машина Дианы стояла на подъездной дорожке, когда я подъехала. Проходя через дверь, я опустила рукав. Диане станет любопытно, если она увидит повязку, не говоря уже о том, что она разозлится, если увидит татуировку.
— Что с тобой случилось, детка?
Она вышла из кухни с ложкой в руке.
— Ничего. Тусовалась с... хм, Тиган.
Брови Дианы взметнулись вверх.
— Тиган только что звонила узнать, пойдёшь ли ты на заупокойную службу завтра вечером.
Великолепно. Тиган решила стать благопристойной в самый неподходящий момент. Я опустилась на стул у кухонного стола.
— Мне нужно было немного побыть наедине с собой. Я решила прокатиться.
Она нахмурилась.
— Тебе, в самом деле, надо больше времени побыть наедине?
Я закрыла глаза, чтобы она не увидела, как я их закатываю.
— Я не знаю, что мне нужно, Диана. И не уверена, имеет ли это значение.
— Для Нади это будет иметь значение.
Я поморщилась. Когда я видела во сне Надю, единственное, что имело для неё значение — побег от боли. Как я и предупреждала её, это не закончилось после самоубийства.
— Ты этого не знаешь.
Диана развела руки. Ей хотелось обнять меня, но она знала, что лучше не пытаться. Вместо этого она скрестила их на груди.
— Ты была важна для неё, и не притворяйся, что не знаешь этого, — она прищурила глаза. — У тебя снова кошмары, да? Это всего лишь сны, детка. Плохие сны, я знаю, но они остаются просто снами.
Я повернулась к ней спиной, открыла шкафчик и ненавидящим взглядом уставилась на тарелки и стаканы. Мои кошмары не были похожи на сны. Во вчерашнем кошмаре кудахчущая старушка пыталась утащить Надю — подобно какому-то животному. "Прекрасна, — говорила она Наде. — Ты идеальна". Это был другой голос, не тот, что нашёптывал мне во многих моих собственных кошмарах, но она произнесла те же самые зловещие слова. Когда Надя убежала, злое животное погналось за ней — на четвереньках, шлёпая ладонями и ногами по булыжной мостовой. Я проснулась ещё до того, как увидела, что случилось с Надей.
— Ты думаешь, что могла бы спасти её. Ты чувствуешь себя виноватой, — прокомментировала Диана, протягивая руку и хватая две тарелки.
— Конечно, я чувствую свою вину, — хрипло ответила я, вытирая рукавом слезящиеся глаза. — Ты бы слышала, что я ей сказала в тот вечер. А что, если я сама довела её до этого?
Она покачала головой и неодобрительным тоном произнесла мм-мм-мм.
— Как ты думаешь, Надя хотела бы, что ты себя так чувствовала? Это девушка была очень хорошая. Жаль, что она не любила себя так же сильно, как всех остальных. Она оставила неизгладимый след в этом мире и в тебе. Когда ты переехала ко мне год назад, я боялась, что ты снова окажешься в колонии, но вместо этого ты здесь и поступаешь в колледж!
Да, именно из-за Нади у меня было такое будущее. А что я сделала для неё? Она сказала, что я была той, кто помогал ей обрести почву под ногами, той, кто видела дальше тривиальных вещей. Она сказала, что я нужна ей, потому что я была настоящая. Сильная. Смешная. Хорошая. Я всерьез начала верить в эту чепуху о себе, верить, что у меня есть что-то, что я могу дать ей взамен всего, что она дала мне. А потом я ушла от неё именно тогда, когда она нуждалась во мне больше всего.
Я прижала руку к повязке и позволила боли пронзить всё моё тело. Я заслужила эту боль. Вспышка паники прострелила меня, когда тёмный город вспыхнул перед моими глазами. Я отдёрнула руку от татуировки, словно она обожгла меня, и реальный мир вернулся.
Диана предложила мне тарелку.
— Хочешь поговорить об этом, пока мы обедаем?
Боже, нет.
— Прости меня, Диана. Обед выглядит великолепно, но я собираюсь сделать кое-какую домашнюю работу, а потом лягу поспать.
Она грустно улыбнулась мне.
— Если я понадоблюсь тебе, детка, я всегда рядом.
Я вернулась в свою комнату и разбросала фотографии Нади по полу. Почти на всех у Нади была улыбка "я-правлю-миром". Я пролистала снимки, удивляясь, как кто-то настолько уверенный в себе, настолько живой, мог вообще хотеть причинить себе боль. Затем я добралась до одной из фотографий, которую сама сделала, когда мы сидели на трибунах, наблюдая за тренировкой мальчиков по бейсболу.
На этом снимке она смотрела в пространство тусклыми, затравленными глазами. Это было лицо человека, который мог выпить достаточно таблеток, чтобы убить себя много раз. Такое же лицо было и на моей руке. Именно так она выглядела, когда думала, что никто за ней не наблюдает. Сначала я подумала, что это случайность. Ни в одном из моих других снимков не было и намёка на эту печальную, отчаявшуюся Надю. Но потом я вспомнила все остальные фотографии на моей камере, те, которые я не сочла достойными печати. Конечно, их было не так много, но они были, начиная ещё с прошлого лета. Фотографии Нади, пойманной в моменты истины, слишком рассеянной или измученной, чтобы выдать эту захватывающую дух улыбку на её лице.