Возле могильных холмов валялись срубленные сосны и белоствольные тополя в несколько обхватов толщиной. Многие плиты на могилах были повалены и отброшены в сторону или просто разбиты. Вид запустения поверг Ли Цина в уныние.

— Неужели все мои родственники умерли? И сейчас больше некому ухаживать за могилами? — вздохнул он.

Тут он заметил, что одна из плит стоит как будто прямо, и на ней видны какие-то знаки. «Могила праведного мужа Ли Цина», — прочитал старик.

— Наверняка захоронили мою одежду, а могила пустая! — пробормотал старик. — Ну, а плита? Она вся заросла мхом и изъедена временем, пришла в полную ветхость… Нет, ее поставили не в четвертый год Изначального Правления… Значит, я умер уже очень давно. А сегодня здесь блуждаю вовсе не я, а бродит моя душа. Пока я был в ином мире, все мои родственники, видно, умерли, иначе я встретил хотя бы одного.

И снова думы и сомнения охватили старого Ли Цина: «Будто мне снится сон среди бела дня. В самом деле, жив я или мертв? Кто мне ответит? У кого спросить?»

Вдруг в отдалении он услышал постукивание рыбьего барабанчика и треск колотушек[65]. Он пошел на звуки и скоро увидел слепца, сидящего возле Храма Восточного Хребта.

Слепец что-то рассказывал, а потом стал просить подаяния. «Вот, кажется, и вторая фраза заклятия, что сказал мне владыка бессмертных: „Вещей дщице внемли“, — подумал Ли Цин. — Спрошу-ка я у слепца, что он мне скажет. Надо только подождать, пока все разойдутся!»

В плошке у слепца лежал всего десяток медяков — на большее слушатели не расщедрились. Кто-то из толпы сказал:

— Учитель! Пора начинать, а мы пока соберем еще немного денег!

— Так не пойдет, — возразил слепец. — Я ведь незрячий. Кончу петь, а вы все разбежитесь! Где потом вас разыскивать?

— Ерунду городишь! — крикнули из толпы. — Кто тебя станет обманывать, ты же увечный!

Слепец, поверив, ударил по барабанчику и застучал деревянными дощечками. Его история начиналась стихами:

Прочитав эти строки, слепец приступил к истории, которую часто исполняли даосы-сказители. Ли Цин знал и любил этот рассказ о Чжуанцзы, который скорбел над черепом[66]. Протиснувшись вперед, он, склонив голову, внимательно слушал. Слепец продолжал рассказ, перемежая слова пением. Он прочитал ровно половину истории и дошел до места, когда череп оброс мясом и кожей, вдруг ожил и покатился по земле. Толпа внимательно слушала. Кто-то хихикнул, кто-то охнул. Вдруг стук барабанчика и колотушек прекратился. Слепец оборвал свой рассказ, чтобы собрать деньги, как это обычно бывало у сказителей.

Все слушали слепца, затаив дыхание, но когда дошло дело до денег, зрители, смущенно переглядываясь, спрятали руки за спину. Ссылаясь на то, что не захватили с собой денег, они, бросив несколько малозначащих слов, стали расходиться. В плошке оказалось лишь пять медяков. Слепой сказитель, возмущенный несправедливостью, разразился бранью. Какой-то парень, любитель скандалов, ему ответил. Слово за слово, и началась перепалка. Никто не хотел уступать, и дело кончилось потасовкой, во время которой медяки, что успел собрать слепец, раскатились по земле. Пошумев и посудачив, народ разошелся, но несколько человек подзуживали спорщиков продолжать драку. Скоро ушли и они.

Слепец остался один.

Ли Цин, пожалев слепца, собрал рассыпавшиеся монеты и протянул их сказителю.

— Да, чувства людей оскудели, в мире ценят лишь деньги! — вздохнул Ли Цин.

— Кто вы? — спросил слепец, забирая выручку.

— Да вот хочу спросить кое о чем. Может быть, ты знаешь. Дам несколько десятков монет на выпивку, если ответишь, как надо.

— Что желаете узнать, почтенный?

— В свое время в Цинчжоу жили некие Ли — владельцы красилен. Ты знал их?

— Я и сам из этого рода. А кто вы? Как вас зовут?

— Меня кличут Ли Цином. В нынешнем году мне исполнилось семьдесят лет.

Слепец рассмеялся.

— Надуть хотите слепого! Может, думаете чем поживиться? Только я не дитя. К тому же я постарше вас — мне уже семьдесят шесть… Какой же вы Ли Цин? Так звали моего прадеда по дядюшкиной линии.

Слепец несомненно что-то знал, и Ли Цин решил подойти с другого конца.

— Нет, уважаемый, я вовсе не собираюсь тебя обманывать. Ведь в Поднебесной много ходит людей с одинаковой фамилией и именем… Я вот только хочу спросить: этот твой прадед, куда он делся?

— Долгая история… — задумался слепец. — Помнится, в четвертый год эры Изначального Правления Суйского государя Вэньди моему прадеду исполнилось семьдесят лет. В тот день решил он подняться на Гору Заоблачных Врат, а потом спуститься в провал, где будто бы живут какие-то бессмертные. Ему принесли много-много веревок, и он полез в пропасть. Вы, может, думаете, все это враки? Как бы не так! В общем, погиб он… Весь наш род опирался на этого Ли Цина и его богатства, а как он умер, дела пошли все хуже и хуже. А тут еще началась война, в которой погибли все родичи. Только я, горемыка, один в живых и остался. Нет у меня ни сынов, ни дочерей… Читаю свои сказы, этим и перебиваюсь.

«Значит, они решили, что я погиб!» — подумал Ли Цин и спросил:

— Отчего же так быстро род пришел в упадок, и к тому же все погибли, ведь с тех пор, как этот Ли Цин спустился в пропасть, прошло не больше года.

— Aй-я! Да вы, почтенный, никак грезите наяву! — вскричал слепец. — Нынче не четвертый год Изначального Правления. Ведь сейчас правит династия Тан. Нынче у нас пятый год эры Вечного Благоденствия[67] государя нашего Гаоцзуна. Суйский Вэньди восседал на престоле двадцать четыре года, после чего передал его Янди, который находился на троне четырнадцать лет. Когда трон захватил Юйвэнь Хуацзи, в Поднебесной началась великая смута. Танскому Тайцзу удалось завоевать всю Поднебесную, но он уступил место монарха Гаоцзу, а тот сидел на троне девять лет, пока его не сменил Тайцзун, занимавший престол двадцать три года. Сейчас вот уже пять лет правит сын Тайцзуна. Таким образом, получается, что с четвертого года Изначального Правления по нынешний день прошло уже семьдесят два года[68]. Когда мой прадед, Ли Цин, покинул наш мир, мне было всего пять лет, а сейчас — семьдесят шесть! А вы говорите: быстро!

— Я слышал, что в роду Ли было пять или шесть тысяч человек. Как же случилось, что за семьдесят лет никого не осталось, кроме тебя?

— Разве вы ничего не знаете?.. А получилось все из-за того, что в нашем роду люди были толковые и умели добывать деньги, как говорится, голыми руками. Так вот. После смерти Суйского Янди начался мятеж Ван Шичуна[69]. Однажды он появился у нас в Цинчжоу. Мужчины из нашего рода были все как на подбор — ладные да крепкие, он и забрал их в солдаты. Ван Шичуну, как известно, сильно не повезло — в нескольких сражениях он потерпел поражение и погубил всю свою армию. Вот так. Я бы тоже не выжил, если бы не был увечным.

Только сейчас понял Ли Цин, что произошло. Все разом прояснилось — словно он протрезвел от хмельного дурмана.

Сунув слепцу все свои деньги — монет тридцать или сорок — и не сказав больше ни слова, он повернулся и зашагал в город. Ему на ум пришел один древний стих: «В горах побывал всего лишь семь дней, а в мире тысяча лет пронеслась».