Калоус. Хватит, старик, надоело.

Ремунда (замечает афишу на стене и, явно утрируя, читает по слогам). «Мы — вун-дер-кин-ды».

Калоус. Лучше о себе подумай. О других хлопочет, а сам только и ждет, чтобы рюмку поднесли.

Ремунда молча встает, кладет деньги на стойку, долгим взглядом смотрит на Калоуса — дескать, такого обращения с собой он не потерпит — и без слов направляется к дверям. Калоус удерживает его.

Калоус. Не сходи с ума, старик.

Ремунда. Пусти…

Калоус. Брось ты… и без тебя тошно.

Ремунда. Только тебе, да?

Калоус. Ну, ладно, не сердись!

Ремунда неуверенно возвращается.

Калоус. Сядь!

Ремунда не садится.

Калоус (усаживает его бережно, почти нежно). Дедка, старый ты мой, лысый…

Ремунда. Это звучит неплохо!

Калоус. По-твоему, выходит, я самый счастливый в районе? И всю жизнь мечтал с салфеткой бегать? (Протягивает обе ладони.) Гляди, видишь? Трясутся. (После паузы.) Сказать, кем я хотел быть? Зубным техником. Сказать, почему? Когда я повидал, сколько зубов повыбивали… там, знаешь… тогда я сказал себе: «Эмиль, если ты отсюда выберешься, стань зубным техником. И дела тебе хватит до самой смерти». Не взяли меня — руки трясутся.

Ремунда. Мало ли кто чего хочет!

Калоус. А может, лучше тому, кто ничего не хочет? Может, так, старик? Верно? Вот когда в мае здесь все цветет, и летают пчелы, и влюбленные держатся за руки, даже когда пьют лимонад, тогда я говорю себе: ничего, Эмиль, дышишь, и — слава богу!

Ремунда (вздохнув). Ну и дыши себе. А девушки у тебя все нет?

Калоус. Слушай, старик, сколько можно об этом? (Слышен шум подъезжающей машины.) Ну что бы я стал с ней здесь делать? (Калоус прислушивается к звукам на улице.) Кажется, машина?

Ремунда. Автобус? Вряд ли. (Смотрит на часы.) Для автобуса рановато.

Калоус выходит. Ремунда берет бутылку, из которой наливал Калоус, вынимает пробку, нюхает и, поколебавшись, отставляет в сторону. С улицы доносятся голоса Калоуса и Гупперта. Входит Калоус, он озабочен. Ремунда смотрит на него вопросительно.

Калоус. «Мерседес» пятьдесят девятого года.

Ремунда. Дипломатический?

Калоус. Нет, с заграничным номером.

Ремунда. Что-нибудь с машиной?

Калоус. Наверно. Он там возится с мотором, просит вызвать автомеханика.

Ремунда. Будет на пиво?

Калоус. Я не от всех беру.

Ремунда. Откуда он?

Калоус (заслышав шаги, прикладывает палец к губам, шепотом). От Аденауэра.

Входит человек с клетчатой сумкой. Лет пятидесяти, с проседью, в дорогом костюме. Старается быть незаметным, здоровается несколько смущенно, хочет казаться добродушным. Прежде чем остановиться у стойки, обходит весь ресторанчик, словно знакомясь с помещением. Приглядевшись, можно обнаружить в нем смесь любопытства, снисходительности и даже сентиментальности. Говорит на литературном чешском языке, но произношение сразу выдает немца, к тому же давно не говорившего по-чешски. Устало присаживается к стойке, берет пустую винную рюмку, рассматривает ее на свет — возможно, из педантизма, а возможно, потому, что он специалист по стеклу. Ремунда отходит к своему столику с видом человека, которого ничем не удивишь.

Гупперт. Пильзеньского, пожалуйста…

Калоус. Кружечку?

Гупперт. Нет, побольше.

Калоус (с минуту смотрит на него, потом откупоривает бутылку). Прошу.

Гупперт (осматривается, пьет). Это ваше?

Калоус. Вы о чем?

Гупперт. Ну, это… это заведение ваше?

Калоус. К сожалению, нет.

Гупперт. К сожалению!

Калоус. К сожалению — это так говорится.

Гупперт. А как — выгодно?

Калоус. Мне?

Гупперт. Нет, этому… хм, государству?

Калоус. Это заведение коммунальное.

Гупперт. Вы хотели сказать коммунистическое?

Калоус. Я хотел сказать коммунальное.

Ремунда (подсаживается к стойке). Стакан содовой, пожалуйста.

Гупперт (заметил репродуктор, разглядывает его с явным оживлением, включает, какое-то мгновение слушает: раздаются звуки бетховенской сонаты «Аппассионата». На лице Гупперта разочарование, словно его подвели, он ожидал массовых песен. Постучал по репродуктору). Это — амеба, одноклеточное, а?

Калоус. Трансляционная точка.

Гупперт. Трансляционная точка… А он (показывает на Калоуса) знает, что такое аппассионата? La passion — страсть, знает? Это когда сердце рыдает. Он когда-нибудь слышал — Бетховен?

Калоус. Приходилось.

Гупперт. Любовь, смерть. Да! Это не, как его… «Проданная невеста».

Калоус пристально глядит на него.

Гупперт. Passion! Кстати, можно здесь переночевать?

Калоус. Можно. Двенадцать крон.

Гупперт. А этих здесь нет… как их… клопов?

Калоус. Нет.

Ремунда (пристально смотрит Гупперту в лицо). Клопам у нас не нравится.

Гупперт (рассматривая Ремунду). Есть свободные номера?

Калоус. Все четыре.

Гупперт. А в каком самая располагающая кровать?

Калоус. Во втором.

Гупперт. Беру. (Обращаясь к Ремунде.) Не пожелает ли посетитель распить со мной бутылку вина?

Ремунда. Благодарю, я пью только содовую.

Гупперт. А почему прожилки на носу?

Ремунда. По наследству.

Гупперт. А, по наследству. (Показывает на Ремунду.) Сколько же ему лет?

Ремунда. Ему? (Показывает на себя.) Пятьдесят пять! Пятьдесят пять и один день.

Гупперт. Вчера — пятьдесят пять?

Ремунда кивает.

Гупперт. И все еще действует? В порядке?

Ремунда. Как придется.

Гупперт. Выход один — выпить, раз вчера исполнилось пятьдесят пять. Конечно, за мой счет. Терпеть не могу пить один. (Калоусу.) Какое у вас вино?

Калоус. Белое за тринадцать. И мавруд.

Гупперт. Мавруд? Это что такое?

Калоус. Попробуйте. (Наливает немного в рюмку.)

Гупперт (пробует и не допивает, отставляет рюмку, но с приветливым выражением на лице). Лучше я принесу свое. (Выразительно.) Мозель! (Уходит.)

Ремунда. Мозель!

Калоус. Амеба…

Ремунда. Позвони же в Бенешов.

Калоус (идет к телефону). Вряд ли там кого-нибудь еще застанешь…

Ремунда. Погоди, Калоус, не спеши… Пускай он побудет здесь, пока хватит этого мозеля.

Калоус (за сценой). Не ори! Ничего не слышно…

Ремунда (идет к Калоусу). Ты с кем там, со Стухлом? Дай я с ним столкуюсь. (Уходит.)

Сцена некоторое время пуста. Входит Гупперт с чемоданом и двумя бутылками вина. За ним — Яна. Ей лет семнадцать, почти детская изящная головка, но хорошо развитая фигура. Одета по последней моде, через руку — дождевой плащ из ослепительно яркого силона. Оглядывается и откровенно зевает. Гупперт зевает тоже, но чрезвычайно благовоспитанно.

Гупперт. Долго вчера гуляла?

Яна не отвечает.

Гупперт. Что же делала?

Яна. Читала, с вашего разрешения!

Гупперт. Любовный роман, конечно… Либесроман?

Яна. Франсуазу Саган.

Гупперт. Яна все еще верит в любовь, да?

Яна. Ну и что же?

Гупперт. В дружбу между мужчиной и женщиной?

Яна. Ну ладно, ладно!

Гупперт (шепотом). Яна, прошу вас подняться наверх, комната номер два. Я дождусь автомеханика и зайду за Яной. (Снимает ключ и передает его Яне.)

Яна. Опять дома влетит!

Гупперт. Вам влетит? Сильно?

Яна. Достаточно.

Гупперт. Вы любите, когда влетает?

Яна. Какой вы добрый…

Гупперт. Шла бы наверх, Яна. Авария есть авария. Vis major.

Яна. Что это значит?

Гупперт. Vis major?

Яна. Да.

Гупперт. Высшая сила. Судьба.

Яна. У нас дома в это не верят.

Гупперт. Напрасно! Судьба существует. Почему Яна очутилась здесь? Какими судьбами? Ага?!

Яна. При чем здесь судьба? Просто мой характер.

Гупперт. А характер — не судьба? Шла бы наверх, Яна.

Яна крадется по лестнице. Вдруг оборачивается и тихонько прыскает в ладонь. Потом машет Гупперту. Сверху он ей кажется совсем крохотным.