Яна (напевает). Чао-чао, бамбино…

Гупперт ставит на стол две бутылки мозеля, потом переставляет их, с удовольствием выравнивает, словно солдат в строю. Затем идет к стойке и смотрит на свое отражение в ее блестящей поверхности. Неторопливо обходит помещение, останавливается перед афишей фильма «Мы — вундеркинды». Раскрывает «Земледельческую газету».

Гупперт (читает вслух). «Почему удой коров в Хрудиме оказался выше прошлогоднего? Из-за увеличения количества кормов!» (Поднимает палец.) О!

Ремунда и Калоус возвращаются, Гупперт садится к столу.

Ремунда. Ну, мы дозвонились. Механик вот-вот прибудет.

Гупперт. Что значит «вот-вот»? Я хочу, чтоб он был с минуты на минуту.

Ремунда. Вот-вот и значит с минуты на минуту.

Гупперт. Да-да, вспомнил… А я никак не мог найти бутылок в темноте… Даже подумал, не выпил ли я все. Вот они.

Калоус. Ключ вы взяли?

Гупперт (не сразу). Да, от второго.

Калоус. Вы сегодня же уезжаете?

Гупперт. Как только наладят машину.

Калоус. И не жалко тратиться на комнату?

Гупперт. Чего жалеть… Выпью, вздремну. Чего тут жалеть. Вчера я поздно гулял! До трех часов отплясывал. Чача! Лед у вас есть, пан кельнер?

Калоус. Льда хватит. (Ставит рюмку, уходит.)

Гупперт. Три рюмки, пожалуйста. (Подходит к столу, открывает чемоданчик, по списку выбирает магнитофонную ленту, потом ставит ее, раздается попурри из джазовых мелодий. Затем разглядывает на свет рюмку. Очевидно, он действительно знаток стекла.)

Ремунда (осматривает магнитофон, читает название фирмы). Грундиг.

Калоус (Рамунде). Понимаешь, старик, этот Грундиг, который делает теперь такие штуки, это ведь наш немец, судетский. Я видел, знаешь, какой приемник? Вот такой малюсенький (показывает спичечную коробку), а ловит восемнадцать станций. И днем. Японский.

Ремунда (подошел к Гупперту и обращается к нему). А вы, наверно, из наших мест, раз так хорошо знаете чешский?

Гупперт. Из Яблонца. Гупперты всегда жили в Яблонце. Я Гупперт. Вальтер.

Ремунда. А я Ремунда. Алоис. А вот он — Калоус Эмиль.

Калоус несет три рюмки, при слове «Гупперт» приостанавливается, ставит рюмки на стол, стараясь не глядеть на Гупперта.

Гупперт. Пусть Калоус Эмиль всем разольет… Все равно дождь.

Ремунда. В последнее время много дождей, господин Грундиг.

Гупперт. Мне было бы лестно носить такую фамилию.

Ремунда. Ах да, виноват… Но что вы скажете о такой погоде?

Гупперт. Что сказать? Погода когда какая. Сегодня одна, завтра другая.

Ремунда. Я имею в виду, пан Гупперт, что пора кончать с атомной бомбой. Кто за войну, того за решетку. Тогда и наступит отличная погода.

Гупперт (не отвечает. После паузы). Пан кельнер, каждому по кусочку льда.

Калоус наливает вино, но так неловко ставит бутылку обратно, что она опрокидывается. Он пытается ее поймать, но не успевает. Бутылка падает и разбивается. Калоус наклоняется и собирает стекло. Затем поднимается, весь багровый, и извиняется больше жестами, чем словами.

Гупперт. Жаль! Доброе вино! Впрочем, почему жаль! Осколки — к счастью!

Ремунда. И в Германии?

Гупперт. Повсюду осколки к счастью.

Ремунда. Не понимаю, почему это счастье, если что-нибудь разбивают?

Гупперт. Для меня — счастье. Поговорку выдумали те, кто делает стекло, чтобы его больше покупали.

Ремунда. Так вы делаете стекло, господин Грундиг?

Гупперт. Гупперт, с вашего разрешения. Нет, только продаю.

Ремунда. Но не в Чехословакии.

Гупперт. Нет. Но иногда приходится говорить заказчикам, что немецкое стекло — это чешское стекло. Хотя какое же оно чешское, между нами говоря, господа, это немецкое стекло.

Ремунда. Интересно.

Гупперт. А знаете, Ремунда, вы мне нравитесь.

Ремунда. Да ну? А где ваша фабрика, господин Грундиг?

Гупперт. Гупперт, с вашего разрешения. Фабрики в данный момент нет. Была. В Яблонце. Моего покойного отца. Тоже Вальтер Гупперт. Старший. Вам не приходилось слышать о фирме «Гупперт и сын»? Так сын — это я.

Ремунда. Значит, за это и выпьем?

Гупперт. Вы мне очень симпатичны, Ремунда. И я вам симпатичен?

Ремунда. Нет.

Гупперт (смешавшись). Такая откровенность мне нравится… очень…

Ремунда не отвечает.

Гупперт. Я вам, значит… не нравлюсь?

Ремунда молча пьет.

Гупперт. Ну, а мозель, по крайней мере, нравится?

Ремунда. Ничего.

Гупперт, Что ж, тогда выпьем за эти горы, господа! За эти дивные, зеленые горы! Иза аромат смолы. И за этот свежий воздух… Почему вы на меня так смотрите, Ремунда?

Ремунда. Давно не приходилось видеть живого фабриканта, господин Грундиг. Все только бывшие. Те еще встречаются.

Гупперт. Еще встречаются? Тощие?

Калоус (наконец решившись). Простите, господин Гупперт, я хотел спросить, у вас нет брата?

Гупперт. Увы, я был единственным в семье. К сожалению! Нехорошо, когда ребенок один. Правда, наследник должен быть единственным.

Ремунда. А мне всю жизнь не везло. Я никогда ничего в наследство не получал. А может, еще не поздно, и меня тоже ждет наследство? Кто ваши наследники, господин Гупперт?

Гупперт. У меня четверо детей. Лесенкой (показывает).

Ремунда. Порядочно. И все мальчики?

Гупперт. Только трое. Увы. А у Ремунды сколько?

Ремунда. Я остался холостяком.

Гупперт. И с этим имеет смысл поздравить.

Ремунда. Калоус вот мог бы быть моим сыном, я за его матерью ухаживал. Он и будет моим наследником. Калоус, хочешь быть наследником? Все получишь: одеяло, трубку, картинку с видом на каменоломню…

Гупперт. Чем же Ремунда занимается?

Ремунда. Бью камень. А иногда сторожу.

Гупперт. Камень сторожите? Разве у вас воруют камень?

Ремунда. Не говорите. Особенно крупные глыбы.

Гупперт. А заработок… ничего?

Ремунда. Хватает.

Гупперт. Это Ремунда просто так говорит, для меня, иностранца, а?

Ремунда. Ага! (Гупперт опять разливает вино.) Вот это хорошо, господин Грундиг. Такого еще не было, чтоб фабрикант меня потчевал. Итак, за ваших наследников, господин фабрикант!.. А ты чего нос повесил, Калоус? Мозель не нравится? Это тебя мавруд испортил.

Калоус. Помолчи…

Ремунда. О чем задумался? (Калоус отходит.) Итак, будем здоровы, господин Грундиг!

Гупперт. Гупперт. Что это за мавруд такой? Из Албании? Хотите рому?

Ремунда. Вино я пью только по принуждению. А вот ваш мозель был хорош.

Гупперт. Хоть и хорош, а был. Потому и был, что хорош.

Ремунда. А вы совсем не расчетливы, господин Гупперт.

Гупперт. Отец был расчетлив. Я — нет. Понял, что это ни к чему. Вы думаете, у меня в машине есть еще мозель? Нет. В самом деле нет.

Ремунда. Значит, ром?

Гупперт. Вам ром, мне кофе.

Ремунда. Калоус, бутылку рому, господину Грундигу — кофейку.

Калоус возится у стойки, даже не обернулся.

Гупперт. Было бы его собственное, он бы сразу услышал. (Калоус выходит из помещения, Гупперт стучит себе по лбу.) Он — не «того»?

Ремунда. Есть немного. Да я ведь тоже «того»… А вы?

Гупперт (совершенно серьезно). Я — «того»! Еще бы!

Ремунда. Все теперь чуть-чуть «того»… вы не находите?

Гупперт. Нормальные люди меня не интересуют. Будь я нормальным, я считал бы себя несчастным. Покойный отец был нормальный. Все вперед рассчитывал. Лет на сто пятьдесят! (Хохочет.) Просто другой тип сумасшедшего… А? И все-таки этот Калоус тронутый. Психиш…

Ремунда. Заносит его…

Гупперт. Война? Бомбы?

Ремунда. Концлагерь.

Гупперт. Ай-ай! О-о-о! Да, да! (Взглянул на часы.) И давно его Ремунда знает? А все-таки, может, он и есть его папаша? (Показывает на Ремунду.)

Ремунда. До чего вы проницательны, господин Грундиг!

Гупперт. Как-никак Ремунда ухаживал за его мама. (Незамеченным входит Калоус.) Может, этот Калоус и раньше был такой… слабоумный? Еще ребенком?